– В ней нет ничего уникального. При твоих нездоровых амбициях – средней паршивости занятие, – отрезал он.

Я опешила, хотя должна была разозлиться. Значит, он крепко и неожиданно ударил. С какой стати? Мог бы не заметить меня в этой дыре, мог равнодушно кивнуть издали. А он подошел, уселся напротив и грубит. В его интерпретации я занимаюсь низкопробной ерундой в коконе, из которого не суждено выбраться. Куколка, не ставшая бабочкой. Дались мне эти насекомые! То мотыльки, то бабочки… Все гораздо хуже – пробивная сила черепа маловата, буду до старости таскаться по командировкам и жить в дешевых гостиницах. А он в такие больше ни ногой. Разок поиграл в воспоминания, и отныне только пятизвездочные отели, только номера люкс. Жестоким самовлюбленным мерзавцем был, им и остался.

С другой стороны, пусть думает что хочет. И говорит. Даже интересно взглянуть на себя со стороны, оценить с точки зрения человека, который выбился в люди. Компания у него маленькая, да удаленькая. До меня дошли слухи, что он собирается переводить главный офис в Европу – там основные заказчики. Он позволяет себе эксцентричные выходки. Надо же додуматься рвануть со своими программистами на, как он выразился, неформальную конференцию? Да еще изучать Прагу для нищих и убогих, вроде меня. Нет, теперь господин выражается тоньше – Прагу экономкласса. Все равно жестокий мерзавец.

В чем-то он, конечно, прав. Мы расстались пять лет назад. Года два после развода судьба компенсировала мне плохое глупое замужество хорошей умной работой, а потом перестала. Дескать, выпутывайся как знаешь, ухожу к другим страдалицам. Без удачи я застряла в ситуации трехлетней давности. Все еще обманывала себя, будто это – мое настоящее, из которого можно в любой момент совершить рывок, а можно плавно перетечь в свое восхитительное карьерное будущее. Но на самом деле я в прошлом, и ничего не меняется ни во мне, ни вокруг. Наверное, после такой командировки пришлось бы думать об этом, и наша с ним встреча только распахнула дверь грустным мыслям. Слишком неожиданно и широко распахнула. Лучшая иллюстрация к поговорке: «Чему быть, того не миновать». А днем раньше, днем позже, какая разница.

– Знаешь, – мирно сказала я, – сейчас очень чувствуется, что ты бывший.

– Очень?

Ага, задело: чуть побледнел, взгляд стал колким. Ничего, вот если бы он иголку мне в кожу вонзил, я отреагировала бы. А на выражение его глаз мне плевать. То есть я всегда внимательно слежу за этим самым выражением у каждого собеседника. Но уже не тревожусь, не обижаюсь и не начинаю автоматически льстить, чтобы улучшить впечатление о себе. Наоборот, гну свою линию. И тут не сдалась:

– Да. Я ведь изменилась, как и ты наверняка. Неуемные амбиции улеглись, с реальностью еще не подружилась, но мы с ней перешли на «ты». С утра до вечера манипулировать людьми, чтобы обращать каждую новую ситуацию себе и бизнесу на пользу, тяжко и утомительно. Мне бы теперь подняться всего на одну ступеньку в фирме, чтобы не мотаться по командировкам, и ладно, жизнь удалась. Этот последний подъем я из шефа выгрызу, как бы он ни сопротивлялся. То есть искать другое место и отчаянно воспарять к тамошним перекрытиям смысла нет. Всех денег не заработаешь, сам понимаешь. Конечно, чем меньше над тобой начальников, тем лучше. Но в этом смысле у меня их и останется всего ничего. А дальше все вместе будем развиваться и укрупняться. Цена уже занятых должностей вырастет сама собой. Представляешь, как круто: интриговать больше не надо, выпендриваться не надо. Трудись себе и трудись.

– Поумнела и вспомнила, что ты женщина? – недоверчиво воскликнул он. – Или просто жизнь по рукам надавала?

– Скорее по мозгам.

Мы оба рассмеялись. Я от удовлетворения неплохо сыгранным этюдом «Начало мудрости», он от своей правоты в том, что одиночество и время научат меня скромности. И настала оттепель. Только что на морозе взаимных разочарований повизгивал снег бессмысленных жестких фраз. И вдруг вспомнилось, что нам больше не нужно друг друга менять. И повеяло теплом. Смешной показалась его неизжитая привычка учить меня уму-разуму. Стоило увидеть, и понеслось с той ноты, на которой он замолчал пять лет назад. Ну и я не лучше. Если незатейливо сравнила перемену настроения с изменением погоды, значит, сама еще не отвыкла впадать в лютую бабскую сентиментальность, когда мы с ним начинали мириться после ссор. Надо же, тепло почуяла, доверчивая идиотка… Что такое оттепель, а? Дождь, слякоть, мокрые ноги, озноб, насморк! Но еще и запах. Все замороженное пахнет одинаково, все оттаявшее по-разному. И черт с ней, с простудой. Только бы жизнь бодрила ноздри. Впрочем, это уже из разряда «другим не понять, а мне не выразить». У меня по нему слишком много проходит. Я привыкла.

– Слушай, мы встретились и начали говорить таким тоном, будто утром не доругались и вот вечером продолжаем, – кратко изложила я свои размышления, потому что пауза немного затянулась.

– Рефлекс, – кивнул он. – Я сам несколько обескуражен. Все-таки он условный, должен был уже сойти на нет. Любопытно, рефлекс пить вместе, не пьянея, тоже до сих пор сохранился? Проверим?

– Давай, только без фанатизма. А то мне завтра вставать в половине восьмого.

– Ну, еще пара бокалов.

– Один! И на этом все. Сам здесь развлекаешься, а я работаю.

– Нет, кое-что изменилось, – удивился он. – Ты с реальностью перешла на «ты», а с алкоголем на «вы»?

– Я с тобой, случайным собутыльником, на «вы» перешла. – Благостный диалог все-таки не был моей стихией.

– Ясно. Теперь тебя можно приглашать в дорогие рестораны. А то накладно выходило, – не подкачал и он.

– Жмот!

– Мотовка!

Это была уже пародия на нашу семейную грызню. Над ней тоже дружно посмеялись. Обоим стало еще легче. Можно было изощренно язвить друг другу в лицо, на самооценку это не влияло, потому что было нормой для разведенных супругов. Если они, встретившись на нейтральной территории, рассыпаются во взаимных комплиментах, их надо лечить у психиатра.

Но, как ни странно, подкалывать и мне его, и ему меня быстро расхотелось. Мы просто бражничали вместе, как до свадьбы. Тогда мы умели развеселить друг друга, потому и поженились. И почти сразу выяснилось, что его остроумие и способность увлеченно трепаться обо всем на свете – это роскошный павлиний хвост во время спаривания. Когда-то я видела самца в зоопарке. Приготовилась к феерии, но он развернул ободранный, редкий серый веер. «А где же пышные цветные перья? Шедевр природы где?» – во все горло вопросила я почтенную публику. «Так не сезон», – ответил какой-то мужчина в возрасте седины в бороду и беса в ребро, тоже явно разочарованный убогим зрелищем.

Несезон моего мужа длился все пять лет совместной жизни – дома он предпочитал безмолвствовать за компьютером. На вечеринках непринужденно становился обаяшкой, изрекал собственные афоризмы, к месту сыпал анекдотами. Но стоило перешагнуть порог квартиры, замолкал.

Моя же общительность была натурой, а не антуражем привлечения внимания. Мне даже писать никогда не нравилось. Я должна слышать голоса и видеть мимику человеческих лиц, иначе не улавливаю смысла явно неглупых рассуждений. Поскольку звонить друзьям-подругам, не спросив эсэмэской, можно ли и когда, в нашем кругу уже тогда было неприлично, я рассчитывала на вечернее обсуждение с мужем всех тем подряд. Нет, темы надо раздобывать, поэтому помолчать за своим ноутбуком, нарыть там что-то интересное для обмена мнениями – это святое. Но не с «приятного аппетита» за столом до «спокойной ночи» в постели же!

Я бунтовала, не закрывая рта, выкладывала мужу все, что меня хоть капельку волновало. Требовала ответов.

– Как ты можешь жить в постоянном переливании из пустого в порожнее? – однажды заговорил он. – Сначала переживаешь какую-то новость или ситуацию. Затем расписываешь ощущения и чувства подругам по телефону. Потом дома мне. Снова повторяешь всем, с кем пересекаешься в кафешках. И увязаешь в каких-то малозначительных деталях. Теперь прикинь, сколько у тебя этого хлама в голове одновременно. И ты пытаешься вязать актуальное со старьем, в итоге запутываешься сама и утомляешь других. Ну, обдумывай как-то построже все, что тебя раздирает. Выводами делись, а не ходом рассуждений. Нет у людей времени слушать только тебя.