- Нет, я не верю тебе, старик…- прошептал Сатору, пытаясь разобраться в своих чувствах. - Я найду Хироми и сам у нее все спрошу.
Тут он заметил, что глаза итати стали светиться ярче, и поднял руку, чтобы стереть навязчивых зверьков с лица земли, но их гипнотическое воздействие оказалось гораздо сильнее, нежели песни паучихи Джёрёгумо.
«Все это время их техника воздействовала на меня…» - догадался Годжо.
Расходящееся волнами красное сияние, окружавшее шикигами, захватило его разум и подчинило себе. В его центре он увидел постепенно обретавший четкие очертания силуэт Хироми. Она смотрела на него холодно и отчужденно. Девушка едва заметно зашевелила губами, говоря ему что-то, но Сатору никак не мог разобрать слов. Он сделал несколько шагов в ее сторону, давшихся ему с трудом, и, наконец, услышал те слова, которые разрушили его надежду на то, что старик врал ему. Хироми сказала:
- Знаешь, сколько людей будет мне благодарно, если я уничтожу тебя и твои распрекрасные глаза? Я говорю не только о кланах Зенин и Камо, но и о многих, многих других, оставшихся в тени из-за вашего высокомерия и жажды власти. Если убью тебя, то стану сильнейшей, верно? Войду в историю и стану кем-то вроде Жанны Д`Арк…
- Нет… этого просто не может быть… - прошептал Сатору, не отрывая глаз от девушки.
- Ты и понятия не имеешь, как тяжело приходится тем шаманам, которые не относятся к вашему зазнавшемуся кругу элиты! Им приходится постоянно убегать, изворачиваться, лгать, становиться наемными убийцами, участвовать в дурацких телешоу с магами и экстрасенсами…
Мозг Годжо Сатору нашел воспоминание, которое запустило цепную реакцию, начав полностью перекраивать его отношение к Хироми и ко всему, что их связывало. Больше не было ничего постоянного. Все рассыпалось у него на глазах.
Каждая улыбка девушки теперь казалась Сатору улыбкой Моны Лизы, значение которой он не мог расшифровать. Каждая фраза — двусмысленной и таящей за собой совсем иной смысл, нежели ему казалось ранее. Могла ли она использовать Маки, чтобы подобраться к клану Зенин? А поездка в школу Киото к Гакуганджи? Сатору знал, что учеником там являлся представитель третьего из сильнейших кланов — Норитоши Камо. Могла ли Хироми узнать про это? Он вспомнил и запертую дверь в мастерскую, куда проход ему был закрыт. И все ее осуждающие взгляды, брошенные вскользь. Ее особенную замкнутость и скрытность, которые он не мог не замечать в последний месяц…
- Ты специально промахнулся, - то ли спрашивал, то ли утверждал Такэ, обращаясь к сыну, только что в спешке подбежавшему к нему. - Да еще и обвалил стену в доме, чтобы он смог выбраться. Объяснись немедленно!
- Отец, это ошибка! Мы не должны его убивать, - сказал Сякусяин, удивившись, как просто и быстро Такэ разгадал его истинные намерения.
- Почему ты передумал? - бесстрастно спросил старик.
- Так говорят мне мои глаза. Я ведь предупреждал тебя раньше, что у того человека, с которым ты заключил сделку, черная душа. Его одолевают злоба и безумие. Но ты не послушал! Твой разум затуманили его речи о возвращении наших исконных земель. Но что, если все это неправда? Что, если это лишь пустые обещания ради убийства Годжо Сатору, который мешает ему добиться господства в мире шаманов?! - пылко проговорил молодой человек.
- Я вижу, что ты веришь в то, что говоришь, Сякусяин. Но пути назад нет, - ответил Такэ, наблюдая за Сатору, которого поглотила техника одурманивания. - Ты должен отбросить сомнения и выстрелить в него, пока он не может двигаться.
Но вместо того, чтобы послушать отца, Сякусяин встал между ним и Годжо.
- Нет, я не стану этого делать! - воскликнул он. - Он не враг нашему народу. Ты должен остановиться, отец!
- Прекрати сейчас же, Сякусяин! В твоих силах изменить историю и избавить наш народ от столетий угнетения. Не будь глупцом. Я знаю, что пошел на предательство и признаю, что это недостойный поступок для воина и тем более вождя. Но иного пути нет. Ни для меня, ни для тебя. Поэтому… ради будущего айну… ты должен это сделать! - воскликнул Такэ и закашлялся.
Сякусяин обеспокоенно посмотрел на Такэ. Последние несколько месяцев тому становилось все хуже, болезнь съедала его изнутри. Молодой человек хотел было подойти к отцу, чтобы помочь, когда услышал за спиной шум. Техника итати, так тщательно выстроенная еще минуту назад, была разрушена, а на месте, где раньше были шикигами, теперь находилась лишь вспаханная земля и разбросанные по сторонам камни.
Годжо Сатору смотрел прямо на него, и Сякусяин понял, что больше некуда бежать. Теперь они все погибнут. И виной тому был сам Сякусяин, который не смог отбросить свои сомнения. План айну полностью провалился.
- Тебе следовало стрелять в голову, если хотел убить меня. Боюсь, это стало роковой ошибкой, - спокойно сказал Сатору, однако молодой человек увидел гнев и отчаяние в глазах шамана, и испугался еще сильнее.
«Раненый зверь не видит ничего, кроме своей боли…» - подумал Сякусяин.
Такэ сделал знак другим воинам племени, давая понять, что его техника не сработала так, как нужно, и они стали приближаться к Годжо со всех сторон, сжимая кольцо. Тот почти полностью восстановился, а о страшной ране в груди теперь напоминала теперь только дыра в одежде обрамленная запекшейся кровью.
- Остановись, прошу тебя, - попросил Сякусяин, на этот раз заслоняя отца.
- Не волнуйся, старика я не трону. Он мне еще нужен. Ты умрешь первым, - ответил ему Сатору.
Сякусяин вовсе не хотел, чтобы все развивалось именно так.
В детстве он, как и другие дети, мечтал стать лучшим охотником и гордостью своего народа, хранителем традиций и достойным сыном своего отца. Он был поздним ребенком, родился со слабым здоровьем и часто болел. В пять лет он знал названия всех целебных трав, растущих в округе, и мог с легкостью рассказать, как приготовить тот или иной отвар из них. Но несмотря на всеобщее сочувствие, поддержку и уважительное отношение к вождю, все считали это дурным предзнаменованием. Многие поговаривали, что Сякусяин не доживет и до совершеннолетия. Мальчик с тоской и испугом наблюдал, как жители деревни целыми семьями покидают родные края, ища лучшей жизни поблизости к городам.
Все стало еще хуже, когда к шести годам Сякусяин начал терять зрение. Он и раньше рассказывал взрослым о том, что очертания их лиц размываются и словно подсвечиваются изнутри, а вместо обычных силуэтов, он видит причудливые озера и реки, бегущие внутри человеческих тел. Они брали свое начало из живота и растекались вдоль рук и ног до самых кончиков пальцев. Он не мог объяснить все это в силу возраста, маленькому Сякусяину просто не хватало слов. И тогда отец, отчаявшись, повез его в большой храм, расположенный в столице префектуры Хоккайдо — Саппоро. К тому моменту мальчик уже почти ничего не видел и не мог оценить красоту архитектуры храмового комплекса и чудесного вида цветущей повсюду сакуры. Для него все предстало лишь непрерывным потоком огоньков, плывущих вокруг.
В храме столпилось множество народу, так что было не протолкнуться. Отец заметил, что справа от входа собралась еще одна очередь. Он поинтересовался, чего ждут все эти люди, и с удивлением услышал, что сегодня в храме принимает одна из представителей древних оммёдзи — Асахина Иошико, приехавшая сюда со своей внучкой. Ходили слухи, что девочка обладает даром исцеления и может рассказать о причинах любого недуга. Такой шанс нельзя было упускать, и они вместе с отцом отстояли длинную очередь, чтобы попасть к оммёдзи. Какая-то женщина любезно раздавала посетителям закуски на подносе. Сякусяин попросил отца взять немного и для него. Отец было засомневался, но все же уступил. Когда мальчик попробовал кусияки, приготовленные той женщиной, то понял, что ничего вкуснее в жизни не пробовал.
Вскоре подошла их очередь, и Сякусяин, наконец, увидел Хироми. Мягкий сиреневый свет, исходивший от нее, заворожил мальчика, и он не мог сказать ни слова. Отец долго объяснял, что его тревожит в состоянии сына, а затем подтолкнул его ближе. Иошико молча кивнула, а Хироми протянула к нему свои ладони и коснулась его лица. Все происходило словно в каком-то сне. Сякусяин чувствовал тепло ее рук и почти перестал бояться. Когда ритуал был окончен, девочка села на свое место и задумалась, подбирая слова.
