Как-то раз, я воспользовался предлогом принести к нему одну хорошую книгу из библиотеки. Взлетев по ступеням наверх, и вкрадчиво постучав в дверь его комнаты, я морально готовился увидеть что-то невероятное, и предчувствие не подвело.

Алларос открыл дверь, и меня чуть не сшибло с ног накатившим порывом ветра! В помещении были настежь открыты все окна! Прохладный горный воздух яростно трепал тонкие занавески, одна из них почти оторвалась от карниза и болталась уже со стороны улицы. Кругом не было ни одного шкафа, даже сундука! Где эльф хранил свои вещи, для меня оставалось загадкой. Все разнообразие интерьера заключалось в одной единственной большой кровати, застеленной белым, как снежные шапки здешних гор, покрывалом. Лавеллан оглядел свои покои и заливисто рассмеялся, сообщив, что просто не любит захламлять помещения.

В его демонстративно беззаботном поведении таилась какая-то глубоко похороненная печаль.

Мне же вдруг пришла в голову мысль, что он и многое другое старался держать в такой же строгой аскетичности. Отчасти потому, что чувство было мне знакомо, отчасти из-за постоянных наблюдений, я сделал вывод о том, что Лавеллан старался ни к чему не привязываться.

Я пачками приносил ему книги, и все до единой он возвращал в библиотеку.

Жозефина заказывала ему то диван, то новые ковры, чтобы постелить возле камина – Алларос тактично отклонял любые попытки обустроить его жилье.

Наши беззаботные дни в компании друг друга всегда подходили к концу неожиданно. И мне было грустно, когда я понимал, что наступало время желать спокойной ночи и расставаться до следующего утра.

Днём Алларос постоянно звал меня с собой: куда бы ни шел зеленоглазый эльф, я неотступно следовал за ним. Моей нескромной персоне весьма льстил тот факт, что все кругом замечают наше тесное общение.

Появление слухов, основанных на этой почве, было лишь делом времени.

Многое в те дни происходило так стремительно и необратимо, что мне все чаще хотелось останавливать время, чтобы успеть запомнить больше.

Я стал задумываться о том, а не рассказать ли Алларосу о своих предпочтениях?

С одной стороны, я понимал, что это не изменит между нами ровным счетом ничего. Если только я не придам собственным словам определенную направленность, не облачу их в намек, который заставит Лавеллана что-нибудь ответить.

Но именно это и могло всё между нами разрушить.

Тонкая грань, по которой мы шли, с одной стороны бок о бок, а с другой порознь, с каждым днем разъедала меня изнутри.

Во время наших шахматных партий Лавеллан изредка смотрел мне в глаза, смущенно улыбался, облизывал губы и вздыхал так, что я хотел на него наброситься. В языке жестов Дориан-актер был профессионалом. Само собой, я делал скидку на то, что эльф, всего скорее не придавал тому, что делал ровным счетом никакого значения.

Он не ведает, что творит, повторял я себе, в очередной раз пытаясь скрыть неотвратимо наступающую эрекцию, сложив ногу на ногу или запахнув мантию, чтобы Алларос ненароком не обратил внимания на мой… возрастающий пристальный интерес.

Мы разговаривали о многих вещах. Я любил наши шахматные партии за то, что в процессе игры мог любоваться истинным Алларосом.

Эльф сосредотачивался на стратегии, и его лицо при этом становилось для меня открытой книгой. В ходе игры я мог спрашивать его практически что угодно и получать при этом наиболее честный и откровенный ответ. Он совершенно не умел притворяться в такие моменты. Конечно, я не забывал о правильной постановке вопроса. Лавеллан хоть и отвлекался на игру, но круглым дураком не был: спрашивать его «в лоб» о сексуальных предпочтениях я, само собой разумеется, не стал.

— Тебе не кажется, что становится холодно?

Но когда Алларос задал мне этот вопрос, я в очередной раз выругался его возможно неоднозначной трактовке.

Что я должен был ответить? Холодно, будем сворачиваться? Мне бы этого совершенно не хотелось. Холодно, давай я дам тебе свою мантию, чтобы ты согрелся? В таком случае я бы выступил чрезмерно заботливым, что для меня выглядело весьма странно, и Лавеллан, несомненно, обратил бы на это внимание.

Не холодно, продолжим сидеть здесь и играть, пока наши задницы не примерзнут к стульям? Глупо, упрямо, и скорее больше подошло бы нашему командиру. Уж он-то был готов играть до победного. Пару раз я заставал Лавеллана за шахматной партией с ним. Каллен упрямо не признавал поражения, стараясь разрабатывать стратегию и просчитывать ходы до последней раскладки фигур, когда уже невооруженным глазом становилось ясно, что он проиграл.

Так какой из ответов на заданный Алларосом вопрос я должен был озвучивать?

Эльф поднял голову, отвлекаясь от фигур на столе. В наступивших сумерках я обратил внимание, что радужка его глаз слегка светится. Это снова показалось мне невообразимо прекрасным, и я опомнился только спустя злосчастные пять секунд!

В последнее время, глядя на него и считая про себя, я научился определять, в каком расположении духа он находится. Если эльф выдерживал зрительный контакт менее пяти секунд, значит, мне не стоило рассчитывать на откровенность. Алларос был не в духе. Непривычной становилась и сама его речь, он сухо и по существу излагал свои мысли. Мне казалось, что сам он в такие моменты витает где-то далеко и от этого становилось невообразимо тоскливо.

Но сегодня все шло иначе. Прошло целых десять секунд, а Лавеллан по-прежнему смотрел на меня, и его губы при этом растягивались в хитрой ухмылке.

— Мне холодно, Дориан, — наконец произнес он и поднялся со стула. Я почувствовал, будто сделав это, он разорвал некий зрительный гипноз между нами.

Я снова обрел способность двигаться и ясно мыслить.

И этот демон даже не был магом! Порой, я начинал задумываться, а не колдует ли это создание незаметно от других? И если оно делает это, то, судя по всему, ничем не хуже меня. С той лишь разницей, что я могу сотворить лед и огонь из ничего, а он умеет делать то же самое, но с моим настроением.

— Мне холодно, но я совсем не хочу идти спать.

— Я тоже, — я проглотил подступивший к горлу ком. Нужно было брать ситуацию в свои руки. Наступала ночь, перед глазами вдруг замаячила возможность продлить наше с эльфом общество еще на некоторое время.

— У меня есть идея, Дориан. Почему бы нам не совершить набег на погреб в Скайхолдской кухне? — Алларос потянулся и попрыгал на мысках, пытаясь согреться.

— Что же мы должны…там найти? — удивленно переспросил я.

— Пару бутылок вина, котелок и кое-какие травы. Потом я сделаю из этого нечто согревающее и при этом, весьма вкусное.

Я едва поспел за ним к лестнице. Эльф умел двигаться стремительно и притом тихо, словно дикая кошка. Рядом с ним казалось, будто мои собственные мысли раздаются громче, чем его едва слышные шаги.

Из груди то и дело вырывался сдавленный смешок, порожденный комичностью ситуации. Тевинтерский маг и долиец, вдвоем на кухне, потрошат мешки и полки на предмет необходимого содержимого.

Интересно, если бы Алларос мог слышать, о чём я все время думаю, мы бы все еще разговаривали?

— Коричневый сахар, корица, корень имбиря, - всё, что найдешь, клади в мешок, я пойду за вином, — бросил он, и ловко развернувшись на пятках, удалился в кладовую.