Он хочет, чтобы Хэ Тянь ушёл из его жизни или чтобы это продолжалось?

Хочет, чтобы странное ощущение, кружащее голову всякий раз, когда Шань задумывался об этом человеке, оставалось с ним и росло?

Во что всё это выльется?

Ответ нашёлся, когда рыжий осознал, что всё это время изо всех сил стискивал чужие пальцы.

— Всё нормально, — повторил Шань, вслушиваясь в неровное дыхание Тяня. От того вовсю несло спиртом и зубной пастой, и он вообще был очень близко, но это ни капли не пугало.

Даже будучи в таком разодранном состоянии рыжий знал, что дальше без Хэ Тяня не будет и не хочет. И какая бы херня не произошла, они подумают об этом вместе, завтра. А сейчас им надо спать.

И плевать он хотел на всё остальное.

— Что читаешь? — Цзянь крутился вокруг своего тренера-телохранителя вот уже пятнадцать минут, не зная, чем себя занять.

Хуа Би невозмутимо перелистнул страницу и поудобнее устроился на диване. Парень фыркнул, изучая обстановку: чашка с дымящимся чаем, какой-то протеиновый батончик, недоеденная пачка орешков… Судя по всему, чтение выходило весьма увлекательным!

Повертевшись вокруг дивана и в который раз просканировав содержимое холодильника, Цзянь вернулся к Хуа Би и перевалился через спинку дивана, устраиваясь поближе, чтобы разобрать текст.

«Путь самурая — это смерть. Созерцать неизбежность смерти следует ежедневно. Каждый день, когда тело и ум пребывают в покое, нужно представлять себе, как тебя пронзают стрелами, убивают выстрелом из ружья, протыкают копьём или разрубают мечом. Каждый день нужно воображать себе, как ты погибаешь в горящем здании, как тебя уносят огромные волны, поражает молния или присыпает обломками каменных стен во время землетрясения. Каждый день нужно переживать падение с высокой скалы, смерть в результате болезни или сеппуку после смерти хозяина. Каждый день без исключения нужно считать себя уже мёртвым. В этом суть пути самурая».*

Прочитав огромный абзац вслух, Цзянь И успел округлить глаза до такой степени, что вызвал тихую усмешку Хуа Би.

— Что? — хрипло спросил тот, откладывая книгу на журнальный столик.

«Хагакурэ»*, успел прочесть парень на обложке.

— Это путь самурая?

— Он самый. Интересная книга, — Хуа Би редко говорил с ним на отвлечённые темы. Он отпил немного чая и откинулся обратно на спинку дивана. — Что думаешь?

— Я думаю, люди больше тянутся к жизни, — Цзянь И обнял колени руками. — В самый последний момент перед смертью… разве можно быть готовым к такому?

— Не знаю, я ещё не бывал по ту сторону.

— Так на хер ты такое читаешь?

— Не выражайся! — Хуа Би ловко отвесил ему подзатыльник.

— Ой, — Цзянь скорчил рожу и завалился на бок, свернувшись калачиком. А потом тяжело вздохнул. — Мне скучно. Эти праздники должны быть такими долгими?

— Не могу не согласиться, — мужчина размял шею и хрустнул костяшками. — Бесит, что ни хрена не работает.

Они встретили Рождество и договорились провести весь следующий день дома за просмотром каких-нибудь старых фильмов. По словам Хуа Би, сейчас наступало самое опасное время: затишье, когда было сложно предугадать действия враждебных членов Триады, и поэтому он планировал не отходить от Цзянь И ни на шаг.

Мужчина отлучался лишь раз, перед Рождеством, когда Цзяню посчастливилось встретиться с одноклассниками. Счастливое время, даже несмотря на то, что парень нажрался, ведь тогда он наконец-то помирился с Чжань Чжэнси…

— Что ты там воешь? — поинтересовался Хуа Би.

Цзянь И не ответил, по-прежнему лёжа на диване и предаваясь воспоминаниям. Наверное, он мог бы назвать себя счастливым сейчас. По сравнению с предыдущими месяцами страха, одиночества и всепоглощающего отчаяния, теперь он знал, что не один. Сиси остался рядом, и у них вышло обсудить всё без прикрас. Ну или почти всё… Тему Сяо Хой они не затрагивали. Цзянь И боялся услышать горькую правду. А Чжэнси делал вид, будто всё по-старому.

Или нет?

Было страшно мечтать о том, как раньше. Да и что было раньше? Их отношения так и не нашли подтверждения. Они не обсуждали то, что происходило. Держались за руки, спали в одной кровати, постоянно были вместе, но ничего не обсуждали! То, что вернулось, — лишь малая толика, простое объятие и разговоры, перемежаемые с попытками Цзянь И обработать чужой порезанный палец.

Он рассказал о себе всё, что знал. Что ему сообщили. Признался, как это пугает и как странно заниматься спортом, когда уже знаешь, как уложить человека, вдвое больше тебя по весу, на лопатки за десять секунд.

Чжэнси слушал его с нескрываемой тревогой. Спросил про остров, про того старика, про то, как Цзянь И доплыл до корабля, чтобы сбежать. Он старался быть серьёзным, и Цзянь И зарделся от гордости, когда услышал искреннее «ну ни хуя себе!» от Сиси после рассказа про подпольные бои и покупку поддельных документов.

Чжэнси накрыл его ладони своими. Они сидели на кухне рядом друг с другом, и Цзянь в тот момент не воспринял его жест как нечто особенное, ведь рассказ о прошедшем до сих пор отзывался в теле мелкой дрожью. Ему по-прежнему было жутко и плохо спалось. Он не знал, чего ожидать, хотя, в общем-то, жизнь текла своим чередом. Они учились в одном университете, и пускай у Цзяня не было возможности посещать занятия очно, темы для разговора об учёбе нашлись.

Под утро Сиси вышел в коридор и вернулся хмурый, с мобильником в руках. То была мелочь, разрушившая волшебную атмосферу за секунды.

— Она тебя, наверное, ждёт? — робко начал Цзянь.

— Я один живу, — буркнул Чжэнси, просматривая что-то в телефоне.

Парень был готов поклясться — тысячу пропущенных вызовов и миллион смс. Сяо Хой могла быть настойчивой, не зря же так добивалась Чжаня в средней школе…

— Я на Рождество еду к маме с сестрой, — вдруг сказал Сиси, зашнуровывая кроссовки в прихожей. — А потом свободен. Не хочешь сходить куда? — он запнулся, видимо, предполагая, куда им реально пойти с учётом положения Цзянь И.

— Можешь приехать сюда, если Хуа Би уедет, — предложил тот, скрестив пальцы за спиной.

— Хорошо. Пиши мне тогда, — Чжэнси накинул куртку и замер, касаясь ручки входной двери. — Цзянь И, — он повернулся, а тот уже сделал два лишних шага, из-за которых оба чуть не столкнулись лбами. — Будь осторожен, — парень усмехнулся, придерживая его за плечи.

Острое желание поцеловать его прямо сейчас снова оказалось раздавленным под гнётом ответственности, обещаний и чужого, пронзительного взгляда, от которого по спине бежали мурашки. Какие всё-таки красивые у него глаза!

— До скорого, — Чжэнси похлопал его по плечу, прощаясь.

И после этого время потянулось, как вата. Заняться было абсолютно нечем, и даже Хуа Би, вернувшийся часа полтора спустя после ухода Чжаня, не смог помочь. Наутро они съездили в магазин, потом заглянули в аптеку. Приготовили дома кучу еды и посмотрели какое-то рождественское шоу. После сытного завтрака Хуа Би завалился спать и продрых почти до обеда.

К вечеру Цзянь И был готов лезть на стену и то и дело проверял телефон, надеясь, что Чжань Чжэнси хотя бы напишет.

— Эй, у тебя телефон дребезжит? — Хуа Би прислушался, выпрямляясь. — Да, это, кажется, твой.

Цзянь И свалился на пол, запутался в собственных ногах, пронёсся галопом до спальни и сгрёб мобильник со стола, наверное, после десятого гудка.

— Алло? — запыхавшись, ответил он.

— С Рождеством, — усмехнулся Чжэнси.

— Привет!!! — выпалил Цзянь, плюхаясь на собственную кровать. — И что ты, как ты, где ты? Госпожа Чжэнси откормила тебя до состояния тюленя или ещё нет?

— Он уже близко, — Сиси тепло рассмеялся.

— Кто — тюлень?

— Ага, давит на грудную клетку. Скоро появится отдышка.

— Осторожнее там! Не налегай на сдобу!

Было так приятно слышать его голос, что у Цзянь И от улыбки заболели щёки.

— Слушай, тут столько нашего барахла… — продолжил Чжэнси. — Я сейчас у себя в комнате, нашёл коробку с карточками бойцов. Помнишь?