С другим, тоже блондином, с худощавым телосложением и содранными коленками. Я вспомнил, как мы целовались в лесу, когда он упал с велика. Я бросился помогать, поднимая его, и затем увидел, как тот плачет. Он оттолкнул меня тогда, само собой, кому хочется выглядеть, словно ребенок, который ревёт от такой глупости? Хотя я принялся убеждать его, что ничего страшного в таких слезах нет, что они быстро пройдут, и это всего лишь дурацкие рефлексы. А потом неожиданно ощутил отпечаток чужих горячих губ на своих. «Тоже рефлексы», — буркнул он, замирая в ожидании и, наверное, думая, что я его сейчас же ударю. Но я не стал.
И с того дня многое о себе понял.
По моей спине пробежались мурашки, я вдруг сопоставил этих двух людей между собой. Того парня и Твика. Что если бы мы продолжили общаться? Твик мог бы оказаться на его месте?
Вот только… Кто бы из нас кого оттолкнул?
Об ориентации белобрысого мне не было известно решительно ничего. Я не видел его, обжимающегося с девочками в школьных коридорах, не видел на вечеринках пьяным, не видел на улице, гуляющим хоть в чьей-нибудь компании. В какой-то момент он превратился для меня в изгоя. Стертое с лица мира существо, которое ты не замечаешь, а если и обращаешь внимание, то лишь на мгновение, чтобы потом забыть снова.
Но судьба… Как так вышло, что из трёх возможных аптек, о которых мне было известно в Южном парке, Твик выбрал именно эту, на отшибе? Что он там вообще делал? И почему туда попёрся я?
— КРЭЙГ ОСТАНОВИ МАШИНУ! — вдруг взревел белобрысый, и я вдарил по тормозам с такой силой, что ремень безопасности больно врезался мне в плечо.
— БЛЯТЬ, ЧТО ЗА НАХЕР? — я настолько перепугался случившимся, что давно привычный гнев как-то сам собой вырвался наружу, заслоняя все прочие мысли.
Твик не ответил, вместо этого отстегнувшись, а затем резко дёрнул ручку, практически вывалился из машины и устремился куда-то в обратном направлении вдоль обочины шоссе.
Я медленно вдохнул несколько раз, уговаривая себя успокоиться и бросил взгляд в зеркало заднего вида.
Твик уже сидел на корточках, склонив голову и шарил руками в невысокой траве.
— Господи, он что, совсем умом тронулся? — сам не зная у кого, спросил я, но всё-таки выбрался из машины вслед за ним, чтобы проверить в чём дело.
— Крэйг, он живой, — проговорил Твик, стаскивая с себя бомбер и оборачивая им какой-то серо-коричневый ком.
— Кто там? — я присел рядом, удивленный, как белобрысый вообще заметил что-то на обочине, если мы ехали миль шестьдесят.
— Собака, Крэйг… Кажется, щенок или просто маленькая…
Он поднял свёрток, прижав его к груди, и затем посмотрел на меня круглыми, как блюдца глазами, в которых я безошибочно определил мольбу и испуг.
— Его надо к ветеринару…
— Твик, надо проверить, что с ним, — серьезно заметил я. — Мы не можем тащить в город умирающее животное.
— Крэйг, ну пожалуйста…
— Блять, да я даже не в курсе, есть ли там клиники! — во мне снова взыграл остаточный гнев.
— Вспомни про Страйпи!
Это оказалось ударом ниже пояса.
Есть вещи, настолько ужасные для психики (особенно, если ты ребёнок и не можешь это переварить), что проще похоронить их так далеко в сознании, чтобы воспоминания не вызывались ничем.
Страйпи умерла внезапно. Глупо… Я забыл закрыть дверь на кухне, и она выскочила во внутренний двор. Мы искали её, сейчас я снова вспомнил, как провел на участке весь вечер, до глубокой ночи, и не один. Со мной был Твик. Родители забрали его, когда стемнело, и я помнил, что мои предки рассыпались в извинениях за столь позднее время.
Наутро морскую свинку обнаружил отец. Он принёс её в мешке, спрашивая моего решения, где похоронить несчастное животное. А я глупый, кинулся к нему, пытался вырвать Стайпи, думал, что она ещё живая, а меня обманывают. В тот день, когда мы закопали её на заднем дворе, я понял, что не успел помочь, и плакал навзрыд, наверное, последний раз на моей памяти.
— Поехали, — сухо сказал я, поднимаясь. В глазах вдруг предательски защипало, с невероятной силой захотелось курить. Но я сделал над собой усилие.
Твик держал комок на коленях, периодически заглядывая под ткань и проверяя. Я вёл машину, усиленно вглядываясь в горизонт и понимая, что попросту боюсь спросить, как там собака? Живая ли?
Старуха сказала, что если я буду ехать по шоссе на запад, город покажется где-то через пару-тройку часов, но я, похоже, немного превысил скорость, и мы увидел первые домики даже раньше.
Я обратил внимание на небольшие магазинчики и какие-то административные постройки, свидетельствующие о том, что мы приближаемся к центру. Твик почти не разговаривал со мной, поставив звук радио на минимум, из-за чего казалось, что тягостное молчание в салоне можно потрогать руками.
Здравый смысл подсказывал, что нужно найти какое-нибудь здание навроде почты, купить там карту, спросить дорогу и валить отсюда к чёртовой матери. Но вместо этого мы припарковались возле парка, в котором Твик углядел собачников, и я бросился расспрашивать про клинику поблизости.
Таковая, разумеется, имелась, и приехали мы туда довольно быстро. В проходной, помимо нас, сидели ещё несколько пациентов, но белобрысый вдруг проявил чудеса красноречия, и администратор приняла нас сразу же.
Твик вошел в кабинет врача первым, я же замялся на пороге, потому что помещение показалось мне невероятно тесным. Позади запричитала женщина, мы, судя по всему, потеснили её в порядке очереди. Она пришла с таксой, у которой была перебинтована передняя лапа. Собака выглядела несчастной, но это не помешало ей при виде нас залиться возмущенным лаем.
— Подождите здесь, — ассистент врача принял комок у Твика из рук, и мягко оттеснил парня ко мне, в результате чего мы оба оказались в коридоре.
Я оглядел недовольных посетителей и положил руку белобрысому на плечо.
— Лучше выйдем. Здесь пахнет… — пробормотал я, и парень послушно поплёлся за мной.
На крыльце при входе дымил охранник. Я проследил за движением его руки с зажженной сигаретой, которую он подносил ко рту и сглотнул, мысленно проклиная всё на свете. Как же так вышло, что я не курил уже второй день и еще ни на кого не бросался?!
— Извините, — Твик обратился к мужчине. — У вас не найдется лишней сигареты?
— А лет-то сколько? — крякнул тот, окидывая нас подозрительным взглядом.
— Там собака умирает, — мрачно отозвался белобрысый, и охранник пожал плечами, поковырявшись в пачке.
Белобрысый прикурил от зажигалки из его рук и отошел в сторону, удерживая сигарету между большим и указательным пальцем. Я послушно шагал следом, как наркоман, а в горле уже перехватывало от спазмов.
— Держи, — сказал он, затянувшись и протягивая сигарету мне.
— Не знал, что ты куришь, — ответил я.
Дым царапнул в груди, и я чуть было не закашлялся от сильной затяжки: время, проведенное без курева, оказало поразительный эффект.
— Иногда курю, — Твик коснулся моих пальцев, снова перехватывая сигарету, а я засмотрелся на то, как он подносит её к губам. — Если сильно нервничаю.
— Думаешь, он выживет? — я задал наболевший для нас вопрос.
— Думаю да. Он должен.
— Откуда уверенность?
— Мы здесь случайно оказались. Я случайно его заметил… Слишком много случайностей приводят к положительному результату, — уверенно заявил он, и я невольно улыбнулся.
— Случайность – самая неслучайная вещь во Вселенной, — я упёр локти в перила железной лестницы рядом.
— Я знаю, — с уверенностью отреагировал Твик.
Только сейчас я заметил, что его предплечья покрылись мурашками, ведь куртка-то лежала где-то в кабинете клиники, да и вряд ли в пригодном состоянии после побывавшего в ней комка грязи. Но предлагать ему свою я как-то постеснялся, сочтя это неуместным.
Мы докурили сигарету на двоих в молчании, охранник давно ушел, и нас никто не беспокоил. Твик встал рядом со мной, так что наши плечи соприкасались, и я чувствовал, как он дрожит.
