— И ты согласен с этим насилием? Запугиванием своих же сторонников?

— Это более эффективный способ, чем убеждение. Достаточно один раз показать своё превосходство, и волшебник вряд ли отступится, испугавшись смерти. Единственный парадокс в этом, что стоит тебе исчезнуть, и все бегут, как крысы с тонущего корабля.

— Потому что они ценят свою жизнь и свою свободу. Такие соратники не надёжны, Том.

— Убеждённые красноречием сторонники тоже не надёжны, ведь их может спокойно завербовать и противоположная сторона с ещё большей лёгкостью, чем в случае запугивания.

— Все люди не надёжны, — сделала вывод Гермиона.

— Поэтому я доверяю только себе, — посмотрев на неё, отозвался Том с улыбкой.

Та улыбнулась, находя это решение логичным.

— Но без поддержки оставаться на своей стороне не так просто, — заметила она.

— Запомни, Гермиона. Если ты хочешь сделать что-то с наилучшим результатом, то сделай это сама. Нельзя полагаться на людей.

— Гарри на меня всегда полагается, и я его ни разу не подвела!

— Знаешь, как это звучит? Твой Гарри пользуется твоими навыками и умениями, полагая, что его подружка всегда вытащит его из любой передряги. Где же твой Гарри, когда тебе самой нужна была помощь?

— Он просто ни о чём не знает, потому что я ему ни разу не пыталась сказать.

— Ты не пыталась ему сказать, потому что знаешь, что ничем он помочь тебе не сможет. Ты осталась на своей стороне, Гермиона, не прося поддержки у кого-то, и даже не попросила бы, потому что твоя самостоятельность и упрямство заставляют тебя идти дальше и сносить всё, что валится тебе на плечи. Это разумно — полагаться только на саму себя, но неразумно позволять другим людям полагаться на тебя.

— Ты тоже не ждёшь помощи от других.

— Это ещё одна черта характера, которая нас с тобой объединяет.

— Не приводи сравнение меня с тобой.

— Ты же не глупая, перестань отрицать очевидные вещи, — улыбнулся Том, лукаво посмотрев на Гермиону.

— Том, когда-то придётся выбирать какую-то сторону.

— Да, логично, что наступит такой момент, но… до этого нужно извлечь всю выгоду из ситуации, прежде чем вступить в чужую игру.

— Тебя пытались завербовать уже? — полюбопытствовала Гермиона.

— Нет. Обо мне никто не знает.

— Ты ещё не успел показать себя?

— Скоро покажу, — улыбнулся Том.

— С твоими взглядами… как я могу тебе доверять?

— А ты хочешь доверять мне? — снова остановился он, заставив Гермиону повернуться к нему.

— Мне кажется, то, что ты от меня требуешь, подразумевает доверие к тебе.

— Подразумевает, — согласился он. — Поэтому я и убеждаю тебя сдаться. Разве я мало для этого сделал?

— Я тебе говорила, что не согласна с твоими поступками.

— Ты не согласна с тем, что я спас тебя от физического насилия во всех смыслах?

— Нет, я не об этом, — качнула головой Гермиона, слегка поморщившись от настигающих воспоминаний.

— Важен результат, и я это делал с самыми чистыми намерениями.

Гермиона понурила голову, испытывая горечь от воспоминаний о событиях последних трёх дней и размышляя над словами Тома. По телу пробежала дрожь, которая заставила передёрнуться от ужаса и отвращения. В самом деле, тогда ей не так важно было, каким образом помог ей Том. Было важным то, что он ей помог.

Пытливые чувства стали одолевать душу, заставляя почувствовать себя отвратительно. Она не хотела снова погружаться в трясину эмоций после всех своих злоключений, поэтому подняла голову и, взглянув в глаза Тому, произнесла:

— Мне нужно твоё тепло.

— Одно слово, Гермиона, — хитрым голосом отозвался тот, слабо улыбнувшись.

Некоторое время она внимательно вглядывалась в тёмные глаза, затем приоткрыла рот и тихо сказала:

— Сдаюсь.

Том несколько секунд пронзительно смотрел на Гермиону, слегка сощурив глаза, затем высунул руки из карманов и открыл ей свои ладони. Она приблизилась к нему и неуверенно притянулась к мантии, резко выдохнув. Принять в себе Тома было слишком странным, но он довольно хорошо убедил её в том, что в этом нет ничего страшного. Гермиона неторопливо обняла его за спину и почувствовала, как он обнял её тоже, прижавшись щекой к её волосам. Облегчение стало овладевать ею — стало легко, тепло, уверенно и защищённо, но никакой притягательной магии она не могла различить.

— Твои чувства… они изменились? — решилась узнать Гермиона.

— Нет, они такие же, просто теперь, когда ты сдалась и приняла меня без них, чтобы успокоится сейчас, они тебе не обязательны.

Гермиона отстранила голову от груди и медленно подняла взгляд с воротника рубашки на глаза Тома, которые с любопытством смотрели на неё сверху. Его рука неторопливо нырнула со спины в волосы, мягко гладя корни подушечками пальцев.

— Закончи то, что начала, — шепнул ей Том.

Та слабо улыбнулась, поддаваясь очарованию тёмных глаз, и слегка притянулась к лицу Тома, который со слабой самодовольной улыбкой отзывчиво наклонился и прикоснулся к её губам. Гермиона приоткрыла их и позволила себе отдаться чужим губам, сладость которых безумно сводила её с ума. Она позволила себе поднять руку и прикоснуться к гладкой коже лица волшебника, следом вонзая пальцы в растрёпанные густые волосы, ощущая их приятную жёсткость. Тёмные глаза с жадностью пронзительно глядели на неё, тем самым не давая закрыть свои. Через несколько секунд Том немного отстранился от неё, его глаза ярко заблестели и оживились, словно до этого всё это время они были неживыми и лишёнными тепла. Гермиона почувствовала, как в её руках возникло слишком много тепла, сила которого стремительно увеличивалась, словно наполняя Тома ещё большей энергией, чем у него есть. Магия не накрывала её с головой, она не касалась её вообще, но Гермиона чувствовала, как в Томе её становилось слишком много, словно готовясь взорваться и вырваться наружу.

Он опустил взгляд на девичьи губы, а затем внимательно оглядел линию скул, мягко проводя по ним пальцем и спускаясь к шее. Гермиона отвела взгляд, подняв его к небу и заметив, что тучи сильно сгустились и, должно быть, приблизился вечер.

Они стояли на опушке, вдалеке виднелась кромка леса, а в другой стороне — школьный двор.

— Ты знала, что под твоей чопорностью скрывается слишком много тепла? — неожиданно спросил Том.

— Не знаю, радоваться ли мне, что моё тепло досталось тебе, — нервно усмехнулась Гермиона, опустив взгляд на него.

За её спиной неожиданно послышался шум — болельщики на стадионе так громко заулюлюкали, что даже до Гермионы и Тома донёсся их восторженный крик. Это значило, что игра закончилась, и сейчас все пойдут к замку. Гермиона обернулась, сбрасывая с себя руки Тома, а затем, повернувшись, спросила:

— Если я сдалась, то, может быть, пришло время узнать то, как мне выбраться из этого дня?

— Не торопись. Я обещал тебе, что с момента, как ты сдашься, ты останешься здесь не больше, чем на пять дней. Наберись терпения, скоро всё узнаешь.

— Том, я устала просыпаться каждое утро с чувством безысходности и опустошения, — грустно отозвалась Гермиона.

— Ради выхода из этого дня можно потерпеть ещё, — невинно ответил он, убирая руки в карманы. — Ты же не зря пережила эти дни. Благодаря этому ты стала другим человеком.

— Это отдалило меня от остальных, — горько усмехнулась Гермиона.

— Зато приблизило ко мне, — мягко улыбнулся Том, обнажив свои ладони, которые тут же притянулись и прижали её к себе.

Гермиона уткнулась ему лицом в грудь, глубоко вздохнула и закрыла глаза. Достаточно долго они стояли неподвижно, держа друг друга в объятиях, затем Гермиона отвлеклась на посторонний шум. Она отстранилась и обернулась, увидев вдалеке студентов, заходящих кучками в замок.

— Может быть, нам стоит уйти отсюда? — посмотрев на Тома, спросила Гермиона. — Тебя здесь никто не знает.

Тот внимательно посмотрел вдаль, затем на неё, и, прижимая её локтем за шею к себе, ответил:

— Пойдём.