— Значит, я полезна тебе?

— Разумеется, — улыбнулся тот.

— Ты что, хочешь изменить свою жизнь? Считаешь её неправильной? — удивилась та, нервно усмехнувшись.

— А ты беспокоишься за то, что примешь в этом участие? — насмешливо ответил Том.

— Почему бы тебе просто не отпустить меня? Да, я проиграла тебе здесь, твоя магия через меня приведёт тебя в мой мир… — заговорила Гермиона, и её голос дрогнул, затем, переведя дыхание, она продолжила: — и ты начнёшь свою игру. Но я зачем тебе там? Никакая магия не заставит меня предать Гарри!

— Почему ты думаешь, что меня волнует только твой дружок, который и пальцем без тебя пошевелить не может? — слегка поморщился Том.

— Вся твоя жизнь сводится к тому, чтобы убить его.

— Не моя жизнь, Гермиона, — усмехнулся Том, слегка приблизившись к её лицу, — а жизнь Волан-де-Морта.

— Н-но… — растерялась Гермиона, пытаясь уловить смысл в чужих словах. — И всё же? Разве я не имею права знать, что уготовано мне дальше?

Том ярко улыбнулся ей и слабо покачал головой. Он чувствует, как она пытается хитрить, чтобы узнать хоть маленько больше, чем он ей даёт. Она смело готова соглашаться со всем, что он скажет и даже вызовется помочь, если потребуется и если это не навредит ей. Он всегда любил такие моменты, потому что в них она становится уязвимой и не различает, что самый безобидный жест или сказанное слово могут отразиться на ней не так, как представляется поначалу. Именно в такие моменты она сдаётся ему и проигрывает, думая, что обводит вокруг пальца.

— Ты боишься? — с наигранным интересом спросил он, на мгновение опуская взгляд на схваченную им шею и поднимая его обратно.

Он знает, что боится, но хочет услышать это от неё.

— Мне казалось, я уже достаточно времени была в неведении.

Она отвечает смело, хоть и нервничает, переживает, сдерживает последние частички своего самообладания, чтобы не провалиться в море боли, в котором снова потянется за его ниточку для спасения. Она боится, что этот круговорот, в который заманила его магия, снова начнёт наводить в ней хаос, и всё снова остановится на болезненном сжатии её шеи, чтобы обуздать её одержимость.

Том на мгновение задумался: а что если он ошибся в себе? Что если Гермиона права, и когда они вступят в новый настоящий день, то все чувства окажутся настоящими? Если это случится, то нужно найти способ избавиться от своей одержимости и сделать так, чтобы её зависимость была намного сильнее, чем его. Странно, но пока Гермиона не заговорила об этом, он даже и не подумал про такой исход ситуации. Он давно продумал всё тщательно и с точностью, но каким-то образом упустил такой возможный вариант. И не удивительно, ведь он никогда никого не любил, а значит и не сможет даже потом. Это всего лишь её надежда, что таким образом он хоть немного будет с ней милосерднее.

— Две недели, которые оказались для тебя самыми страшными, тяжёлыми и… перевернувшими всю твою жизнь, — медленно заговорил Том, словно наслаждаясь каждым произнесённым словом. — Разве это много для того, чтобы и дальше оставаться в неведении? Хотя о чём я говорю: впереди целые месяца и даже годы, когда ты можешь оставаться в неведении, ведь… не думаешь ли ты, что я буду считаться с тобой в своих делах?

Том засмеялся, увидев, как напряжение Гермионы переходит в злость и раздражение от его слов. Он тут же подаёт ей своё тепло и с предвкушением и интересом наблюдает, как его магия делает её укротимой. Она начинает слабо растворяться в её нежности, но при этом хочет бороться с этой иллюзией, ведь Том не влюблён в неё, и поэтому его лживая взаимность ей не нужна. Это привело его к мысли, что сейчас был очень удачный шанс сломать её снова, прежде чем они выберутся из этого дня, и стоит им воспользоваться.

— Если тебе интересно, как это будет выглядеть, то могу рассказать. Я бы мог тебя оставить, как ты говоришь обычно «в покое», если бы не то, что ты слишком сообразительная. Ты сама очень быстро и за короткий срок додумалась до многого, приблизилась к моим секретам, и я даже уверен, что не предприми я ничего сегодня, то завтра ты бы уже сходила с ума от осознания, с кем столкнулась. Ты заставила меня играть с тобой жестоко, чтобы не ошибиться, и, честно, я крайне восхищён тобой. И теперь, когда я знаю, на что ты способна, думаешь, мне разумно будет просто взять и отпустить тебя?

Под его пристальным взглядом Гермиона немного поёжилась, но ничего не ответила.

— Поэтому я решил, что для тебя должна быть уготована роль главного героя. Ты хороший проводник из логова, как ты называешь, «светлых» волшебников, а я с лёгкостью могу вызнавать из логова «тёмных» волшебников.

— Зачем это тебе? Что ты хочешь сделать?

— То, что я хочу сделать, это уже лично моё дело. Что касается тебя, то твоя задача будет совсем не сложной: доставать для меня сведения и выполнять мои указания.

И Гермиона тут же встрепенулась. Её пальцы больно сжали его запястье, а другая рука тут же схватилась ему в предплечье, и со всей силы Гермиона попыталась оттолкнуть от себя Тома.

— Я не собираюсь ничего для тебя делать! Я не буду играть в твои игры!

Том сдавил её шею ещё сильнее, заставив Гермиону сдавленно выдохнуть и остудить свой пыл. Она не отводила от него взгляда и пыталась, кажется, прожечь его им насквозь.

— Видишь, как путь дипломатии и убеждения не перспективен? — сладким голосом заговорил Том, с нескрываемым удовлетворением наблюдая за движением расширившихся зрачков. — Пытаешься убедить по-хорошему, а тебе сопротивляются. Так же, как и вчера. Так же, как и несколько дней назад. Так же, как и две недели назад. И знаешь, что приходится делать?

Том коротко улыбнулся, а затем с раздражением прошипел:

— Убеждать насилием.

Её глаза тут же стали испуганными, и вместо напряжения в комнату стал врываться медленно подступающий ужас, который Том мгновенно почувствовал каждой клеточкой своей магии.

Гермиона напряглась и отклонилась от него настолько, насколько позволяла сделать его рука, сдавленно просипев:

— Отпусти.

— Не раньше, чем ты согласишься.

— Ублюдок, — прошипела она и тут же простонала от болезненной хватки на шее.

— Деловые отношения никак не подразумевают оскорбления, — насмешливо и с угрозой заговорил ей в лицо Том, грубо притянув к себе рукой. — Не с того начинаешь, Гермиона.

Она гневно и смело смотрит ему в глаза, и Том чувствует, как та пытается задавить свой страх ненавистью. Он знает, что ненависть – обратная сторона любви, и с восторгом осознаёт, что её запылавшая неожиданно ненависть была достаточно мощной. Она приводит его в приятную и лёгкую дрожь и заставляет желать насытиться этим чувством ещё.

— Я… не буду… тебя слушать, — прерывисто выдавила Гермиона.

— Мне кажется, или подобное мы уже проходили? — насмешливо поинтересовался Том, наигранно нахмурив брови, словно припоминая.

Гермиона молчит, неотрывно наблюдая за движениями его зрачков.

— Я же вопрос задал! — неожиданно тряхнул её он.

— Не кажется, — выдохнула та.

— Тогда есть ли смысл вспоминать, чем это обычно заканчивалось?

Гермиона сглотнула.

— Ну же!

— Пошёл ты к чёрту! — прошипела она.

Том слабо улыбнулся ей и оттолкнул от себя на диван, вставая со своего места и ныряя ладонью в карман, чтобы достать палочку. Он сразу же заметил, как её глаза блеснули от вида его оружия, и она запустила ладони в свои карманы. Как всегда, глупо с её стороны не следить за своей палочкой, когда перед тобой находится, как выяснилось, недруг.

— Это был второй шанс, и ты его упустила.

Гермиона поняла, что её палочка находится у него и что она снова оказалась безоружна.

— Соглашайся.

— Я не собираюсь играть в твои игры! — грудным голосом отозвалась Гермиона.

Она вжимается в спинку дивана, видит, как рука Тома немного поднимается в её сторону, и со страхом ждёт, когда палочка дёрнется в заклинании. Он выжидает, щекочет её нервы, доводит её саму до предела.