А думал брюнет обо всем сразу. О доме, где привычно и безопасно, но пусто и холодно. О тоскливой тишине собственной избушки. О долгих ночах и изматывающих видениях, причина которых восседала сейчас рядом. О темном и непригодным для человеческой жизни Замке и сотне кровососов в качестве собеседников. О…
Блондин же тем временем внимательно смотрел сбоку на смятение, отражающееся на лице Альфреда. Тот, будучи абсолютно бесхитростным, свои эмоции скрывать впринципе не умел. Даже, если бы постарался. Ал внезапно ощутил, как он устал. Натянутая тетивой спина дрогнула, а плечи на дюйм опустились вниз, будто бы под тяжестью решения, которое предстояло принять их хозяину. Герберт, что бы не казалось по его манере поведения, был отличным психологом. За долгие годы бессмертной жизни можно было неплохо научиться разбираться в подобных нюансах поведения, чем в свое время и увлекся младший аристократ, заигравшись в игры с собственными жертвами. Блондин манипулировал человеческими жизнями, пока однажды граф фон Кролок, не отчитал его строго, дав понять, что играть с едой недостойно аристократии. Герт подчинился, но наблюдать со стороны не прекратил, что, собственно, и проявилось сейчас. Наблюдать и анализировать.
Альфред сидел, уставившись на свои руки и, кажется, был где-то не тут. Меж бровей парня залегла глубокая морщинка. Тогда вампир решил попробовать предпринять хоть что-то. Он завел свою руку за спину юноши таким образом, чтобы не прикасаться, но иметь возможность удержать того, если Ал надумает вскочить на ноги. Подстраховавшись таким образом, блондин осторожно склонил свою голову на плечо Ала и замер в ожидании реакции второго.
Своеобразный транс, в котором плавал потерявшийся в реальности Альфред, развеялся в тот
миг, как щеки коснулась прядь чужих волос, а обоняние буквально прошибло запахом сладкой патоки и меда. Сердце пропустило удар и заколотилось о грудную клетку, норовя скорее вырваться на свободу, раз уж его обладатель оказался таким нерасторопным. А еще – доверчивым идиотом. На осмысление ситуации ушло меньше секунды и парень попытался возмущенно вскочить, но на талии сомкнулись стальным хватом длинные пальцы, вынуждая остаться на месте.
- Ал, я прошу, - раздалось тихое. – Никого никогда не просил. Я не буду насильно брать тебя, но и ты пойди мне на небольшие уступки хотя бы. А то совсем нечестно. Ну дай, я хоть просто посижу так, жалко тебе что ли? Все-равно пятнадцать минут лишь осталось, - последние слова затерялись в горестном вздохе.
И Альфред сдался. Сдался то ли Герберту, то ли самому себе. Ведь эта, и в самом деле маленькая, поблажка не значила ничего. Ничего определенного. Разве что, еще несколько мгновений ожившего вдруг сновидения.
- Сиди уж, - буркнул парень и неосознанно потянулся рукой к белоснежной пряди, касавшейся его щеки.
Вампир рядом замер, как камешек. Кажется, даже дышать перестал. Боялся спугнуть момент. В каком-то дюйме от светлой пряди пальцы Ала дрогнули и прекратили свое движение. Кисть сжалась в кулак. Юноша с недоумением воззрился на собственную конечность, которая так предательски его скомпрометировала. Растерявшись и не зная, как выйти из положения с достоинством, парень замешкался, держа руку на весу. Как оправдать свое движение – в голову не приходило никак.
- Это ничего, - тем временем тихонечко шепнул сбоку Герт. – Ты можешь потрогать, правда. От этого ничего плохого и непоправимого для тебя не случится. Я дал слово аристократа. Чуть-чуть дотронься хотя бы. Не надо так бояться…
- Да заткнись, - беззлобно пробормотал непослушными губами брюнет, покосившись на такие близкие светлые волоски. – Это не то, что ты подумал. Я просто…
В противовес своим словам, юноша и вставать не спешил. Им овладело какое-то иррациональное ощущение правильности происходящего. Будто, сидеть так бок о бок в мрачной комнате холодного готического замка было чем-то нормальным. Чем-то необходимым и очень нужным. Чем-то в порядке вещей. Минуты утекали одна за одной. Близилось утро. Бок, где бедро вампира прикасалось к его собственному, давно согрелся, а шею и вовсе обжигало огненными мурашками от дыхания уткнувшегося в нее вампирского сыночка.
Герберт снова замер и, кажется, смирился со своим поражением. А может, просто ловил те немногие крохи тепла и близости, которые ему перепали добровольно. Все же, в этот раз все было не так, как раньше. Простая похоть, которую он удовлетворял со своими случайными жертвами, убивая их после – меркла в сравнении с чем-то новым, что непонятной болезненной сладостью разливалось по венам. Чем-то, что дарили ему по-собственной воле. Чем-то хорошим и оттого, еще более ценным. Конечно, ведь «машину для убийств» никто никогда не любил. Откуда ему было знать, как ощущаются настоящие ответные чувства. Даже, если их обладатель упрямо утверждал обратное.
- Но ты ведь хочешь потрогать их! – все же не выдержал блондин, когда до времени отправления на аудиенцию оставалось минут пять. – Хочешь же! Сильно! Я прям чувствую!
- Не ори мне на ухо, - безучастно прокомментировал уставший сопротивляться своим желаниям Альфред. – И убери свои волосы. Прямо в глаз мне…
- Тебе мешают, ты и убери, - нахально буркнул Герберт, у которого внутри происходил прямо-таки какой-то когнитивный диссонанс. Вампир никак не мог до конца понять: почему нельзя, если хочется и никто не возражает?
- Ну и вредный же ты, - голос Ала прозвучал настолько малоэмоционально, насколько это было вообще возможно в данной ситуации. На самом деле, вся его выдержка уходила на то, чтобы бороться с самим собой. И можно было сколько угодно убеждать себя, что необходимость убрать пахнущую патокой белую прядку от собственных ресниц – была именно необходимостью. А вот насмешливый голосок внутри черепной коробки язвительно утверждал, что – возможностью. Уважительной причиной, на законных основаниях позволяющей прикоснуться к столь желанным светлым волосам. Невзирая на неправильность. Плюя на установленные обществом нормы приличий. Попирая собственные, вбитые с детства, якобы аксиомы… Такая малость - прикоснуться к чужим волосам. Такая пропасть – чтобы сделать это, даже несмотря на то, что обладатель шевелюры не против. Такие яркие и манящие сны, которые оживали прямо сейчас… Как разрешить себе? Чем оправдать себя в собственных глазах? Как позволить единственный раз поддаться наваждению, прежде чем внять доводам разума и уйти в рассветное утро к тем, кто был с тобой одной видовой принадлежности? Уйти к своим…
Когда Герберт чуть шевельнулся, очевидно, пытаясь незаметно размять затекшую шею, то парочка особо коварных волосков из пряди вампира впилась Альфреду прямо в глаз, заставив дернуться и рефлекторным движением руки смахнуть чужие волосы со своего лица. Тыльная сторона ладони «наткнулась» на блондинистую шевелюру. Ал нервно дернул пальцами и они слегка запутались в волосах Герта, утопая в их мягкости.
Вампир задрожал и прокусил собственную губу, из последних сил сдерживаясь и заставляя себя выполнить слово. Не тронуть человека без его на то позволения. Чудовищным усилием воли усмиряя рвавшуюся наружу похоть, которая являлась самой его сущностью, ибо, как известно, плотская услада наравне с жаждой крови – были извечными спутниками и личным проклятием «детей ночи», Герберт мучительно цеплялся за то новое, что тихой лаской легло сегодня на самое сердце. Цеплялся за свою первую и единственную любовь…
Не известно, как развивались бы события дальше, если бы Герберт фон Кролок не услышал в своей голове зов. Граф приказывал явиться и держать ответ…
========== Часть 6 ==========
Стоять у кованых ворот и ощущать себя на жизненном перекрестке было не очень приятно. Хотя переплетённые ветви деревьев и скрывали большей частью горизонт, но в окружающем пространстве уже отчетливо витал дух наступающего рассвета. Скорее всего – денек обещал быть ясным. Впервые за долгое время. А может, с замковой крыши удалось бы полюбоваться первыми зарницами?
Альфред тряхнул головой. Какими еще зарницами? Нашел, о чем думать. В ближайшие минут пять его «любезные друзья» отправятся к своим милым «постелькам» и погрузятся в таинственный сон. А он сам, зевая и спотыкаясь с недосыпу, поплетется в направлении своей собственной деревушки. Дай Бог, на главной дороге попадутся люди и, может даже, подвезут его немного на какой-нибудь телеге, где Альфред чуточку вздремнет, прислонившись к пахучему сену. А потом, спустя пару суток, он войдет в свой маленький темный домишко, растопит печь и упадет на низенький деревянный табурет, предварительно налив себе стопку самогону. Ал залпом опрокинет в себя горькую жижу, а остальное выльет без сожаления, будто ставя на всей этой дикой истории точку. Ну и хорошо. Ну и правильно. Или нет?
