- А какого ты выражаешься как прачка, а не девушка из приличной семьи? – кисло пробурчал бывший муженек. – Где только набралась словечек? Слышали бы тебя папенька с маменькой. Хочу и бухаю. Пош… пшл… иди домой, Сарита. Не мешай мне, ик, жизнь жить.

- Ах, жить я тебе мешаю? – грохнула кулаком по столу Сара, тут же потирая ушибленную руку. – Да ты сдохнешь так скоро! И, кстати, не стоит беспокоиться, я знаю, что и где можно говорить. С тобой по-другому сейчас бесполезно. Ты ж щас примитивнее обезьяны. Ну до чего довел себя!

- Знач, сдохну, ик. Не твое дело. Раскричалась тут. Голова, и так, понимаешь… И убери уже эти свои волосы, чем ты их вытравила? И когда… А еще – зачем? Короче, не мотыляй тут перед глазами своими блонд… болонд… Тьфу ты, уйди, Сара!

- Вытравила волосы? – ошеломленным тоном переспросила девушка, покосившись на каштановые прядки, струящиеся по плечам. – Что ты несешь, пьянь? Чтоб я вредила своим локонам какой-то дрянью? Вот тебя б по темечку двинуть, чтоб в зенках прояснилось!

- Сара, я не могу, - вдруг уронил голову на столешницу парень и быстро-быстро зашептал, словно в горячке. – Сны эти… Не сплю, а будто в мрак падаю. Эти волосы… белые… длинные… серебро расшитых нитей… и взгляд прямо в душу… пальцы на моем предплечье… манит… зовет… тянет к себе… я пропадаю, Сара! Помоги…

Девушка прикрыла ладошкой рот, опускаясь на узкий топчан, стоящий неподалеку и кое-как прикрытый простеньким стеганым пледом. (Стул в избе имелся лишь один). Вычислить обладателя «вытравленных» локонов труда не составило, ведь Сара была отнюдь не глупой. Даром что – несколько легкомысленной. Светловолосых в деревне было раз-два и обчелся, а уж длинных волос и подавно не носил ни один парень. Не девчонка, чай. Так что вариант сам-собой напрашивался лишь один. И он был за гранью фантастики. Сара долго молча смотрела на Альфреда, а тот вновь налил себе до краев граненый стакан, залпом опрокинув в себя мутную остро пахнущую жижу и тихо заплакал. Без звука, без всхлипов, без надрыва. Так плачут абсолютно измученные чем-то люди, будто из глаз у них вытекают не слезы, а частички души.

========== Глава 2. ==========

В тот вечер Сарита сказала бывшему мужу лишь одно:

- Твой секрет от меня не узнает никто. Мне жаль тебя, милый Альфред, ведь ты любишь его не так ли? Молчи, не прекословь мне. Это убивает тебя, я вижу. Ты все понимаешь. Все моральные аспекты, все догмы и нормы, весь риск своей жизнью, а только не нужна она тебе больше такая, какая есть. Врагу не пожелаю такого и воспитывать тебя тоже больше не буду. Бедный ты, мой друг, бедный. Был бы это человек – все-равно вас стали бы изводить местные мужики и, скорее всего, забили бы камнями за святотатство. Но, вампир! Ал, это настолько противоестественно, что я даже не знаю. Не говори ничего, не красней и не прячь глаза! Кому, если не мне? Я ведь тоже пять лет назад попрала все правила и привычный ход вещей, сбежав на Бал. Правда, не с представителем своего же пола, но… Из всех твоих знакомых я хоть чуть-чуть отошла в сторону от привычного поведения и хода вещей. Мне ли не узнать те чувства и состояние души? Ту особую тягу и потерянный покой? Ах, Ал, думаю не выдержишь ты скоро и уйдешь однажды ночью. Уйдешь в лес искать его… Герберта… Не знаю уж, свое счастье или свою… смерть…

Сказав это, Сара тихо выскользнула за дверь, предварительно легонько проведя ладонью по волосам бывшего мужа и оставив на его щеке невесомый поцелуй. Что еще она могла сделать, как поддержать? Скрипнула закрывающаяся створка, а Альфред еще долго сидел, уставившись в стену немигающим взглядом покрасневших глаз. Пьяный дурман в голове не позволял окончательно скатиться в истерику после услышанного. Любовь… Могло ли это дикое предположение, высказанное девушкой вслух, быть правдой?

***

Прогнозы Сары сбылись достаточно скоро. В один прекрасный вечер, по привычке заглядывая в знакомую избушку, девушка обнаружила внутри лишь оплывший огарок свечи и полусгнивший яблочный огрызок на столе. Потухшие угли в печи и дикий холод указывали на то, что, как минимум, пару дней помещение точно не отапливалось. Да и в местном пабе мужики сказали, что давненько не заглядывал к ним, ставший нелюдимым, артефактор. Успокоив всех и наплетя с три короба, дабы не начались поиски, Сарита в голове быстро сложила два и два. Проку от «спасательной операции» не вышло бы все-равно. Не разобравшись со своими внутренними демонами, Ал в этой ситуации так и так был не жилец. Спился бы или сошел с ума. А так, хоть шанс был. Шанс на не совсем нормальную, но все-таки жизнь. И, чем черт не шутит, вдруг блондинистый вампир и в самом деле мог бы принять Альфреда таким, как тот есть. Не как еду или источник забавы, а как нечто большее. Вдруг и «детям ночи» позволено было по-настоящему полюбить?

***

Темный Лес не спал. Тут и там раздавались невнятные шорохи, а смутные тени мелькали в запутанных кронах деревьев, теряясь в клочьях седой паутины. Будь Альфред в нормальном состоянии сознания – он, ожидаемо, более нервно реагировал бы на все это, оставаясь настороже, но… Юноша не отдыхал уже достаточно давно. Он брел и брел, ведомый иррациональной тягой и чистым упорством. Парень устал, вымотался, он спотыкался и едва волочил ноги. Голос позади заставил Альфреда подпрыгнуть и резко крутануться, запутавшись в собственных конечностях.

- Мышоночек!

Парень упал на подстилку из прелых листьев и мха. Голова кружилась. Кругом стояла тьма, хоть глаз выколи. Сказать по правде, Альфред последние сутки уже вообще мало что соображал, бредя по лесу даже ночью, цепляясь за выступавшие из земли корни деревьев и веточки какого-то колючего кустарника. Юноша временами проваливался в короткий беспокойный сон, граничащий с бредом, но упрямо продвигался вперед, лишь только вновь включался в реальность. Куда и в какую сторону он шел – сказать не смог бы, а только все-равно душевная тоска была столь сильна, что оставалось надеяться лишь на какое-то провидение или еще что-то столь же эфемерное. Чудом ему не попались на пути ни волки, ни другие крупные хищники. Лишь рыжая лисица раз выскочила стрелой из-за валежника, чем напугала Альфреда чуть ли не до полусмерти.

Вышла из-за туч блеклая луна, заливая все вокруг призрачным светом и делая зловещие силуэты вполне узнаваемыми и понятными. Сразу стало как-то спокойнее, когда разглядел, что вон тот жуткий паучара, готовящийся к прыжку, на самом деле - замысловатой формы трухлявый пень, а скрюченные лапы коварного лешего – лишь узловатые ветви разросшегося ивняка. И если бы не голос, от которого Ала чуть инфаркт не хватил… Этого просто не могло быть. Дурные шутки агонизирующего из-за недостатка отдыха подсознания. Мало ему визуальных глюков, так теперь еще и слуховые добавились. И насколько качественные, надо сказать. Парень сделал вдох-выдох, зажмурился в надежде прогнать морок, резко распахнул глаза и… прямо напротив своего лица увидел лукавые поблескивающие глаза и прядку светлых волос. Довершали картину два ослепительно-белых клыка, что «дружелюбно» выступали из-под верхней губы такого знакомого и, вместе с тем, раздражающего субъекта. Герберт фон Кролок оказался реальней реального и был очень рад встрече.

***

«Я схожу с ума. Точнее – уже сошел», - с ужасом подумал юноша, не вполне уже соображающий, где сон, а где - явь.

Чужие длинные пальцы легко прошлись по пульсирующей артерии на шее Альфреда, а глаза напротив сверкнули как-то особенно сильно, правда, уже через секунду притушив свой голодный блеск.

- Бред чистой воды, - пробормотал вслух парень и попробовал сам себе влепить пощечину, чтобы встряхнуться и вернуться в реальность.

Рука была тут же перехвачена и голос из далекого прошлого укоризненно протянул:

- Ой, мышоночек, ну зачем так? Не веришь в свое счастье? Давай по-другому.

Спустя миг рот Альфреда накрыли чужие губы, что были одновременно и ледяными, и горячими. Тело сковало от ужаса и шока. Внятных мыслей не осталось ни одной. Панический визг застрял где-то в недрах тела, так и не вырвавшись наружу. Тем временем, чужой язык властно проник в рот юноши, задавая темп и лишая последних крох адекватной оценки действительности. Теряясь в этом непонятном бреду и плавая в тягучей патоке зарождающегося желания, парень пришел в себя лишь тогда, когда нижнюю губу царапнуло что-то острое и рот наполнился привкусом крови. Не замечавшаяся ранее хватка поперек туловища стала стальной и практически удушающей. Мозг, наконец, среагировал на опасность, включая инстинкты выживания и готовясь дать стрекача.