— Без проблем. Найтись бы только.

Коген обрадовался.

— В Махакаме не потеряешься!

***

— Зря волновались! — Бессир остановила мулов.

Темнеть ещё не начало, а дректаг прибыл под Горы.

Леса вокруг давно превратились в хвойные, и хотя было всё ещё по-летнему тепло, чувствовалось в воздухе прохладное дыхание Махакама. Свинцовые зубы гор окружили путников с трёх сторон света, им вторили высоченные ели. Тракт вёл наверх, а дальше терялся в серпантинах, тонул высоко в тумане и снегу.

Когда компания сходила с дороги, по ней промчались двое всадников.

— ДРЕКТАГ? — крикнула им вслед Бессир так глубоко и громко, как могут кричать только краснолюды.

Марек покосился на горы: снег от этого крика сходить не начал, даже камни не посыпались. Должно быть, Махакам привык к родным голосам.

Один наездник обернулся, чуть не свалившись с коня, и таким же крепким, но быстро удаляющимся криком подтвердил:

— ХУ-ХА!

— Эти оболдуи оболдуйней нас, — бросил Торби.

— Да, им, кажись, сегодня надо.

— А нам завтра? — спросил Марек.

— Завтра. Сегодня успеем подготовить контрабанду, хе-хе…

И контрабандисты приступили к делу. Занятие заставило Боргов забыть о скором расставании, вероятно, на всю жизнь, и веселье между краснолюдами снова лишилось тяжести.

Бочку выбрали с самым некрепким вином — низкий градус не особо ценился краснолюдами, и было эту бочку нежальче всех. Хотя и содержание остальных шести по меркам Махакама считалось некрепким, что поделать — людское-то пойло. Ребятню да беременных самое то радовать.

Сначала думали вырезать днище, но ухитрились содрать заклёпки и снять два крайних обруча. Переживали, что бочка лопнет от насильственных махинаций, но этого не случилось. Немного подковыряв дно, вытащили его из пазов. Работали ювелирно, чуть не во все десять рук, и расплескали не очень много.

Каждый по очереди оценил запах, а потом и вкус, черпая кружками.

— Эст-Эст? — поинтересовался Марек, хлебнув из бочки, как лошадь из пруда.

— Смотри-ка, эксперт!

— Вот что жизнь в Тускенте с нелюдьми делает!

Яр осклабился и говорить, что это единственное название вина, которое он помнит, не стал.

— Значит так, — начал Торби, оглядывая ведьмака, — выдуть нам сегодня надо знатно…

— Забьём на придумку веселиться через день, — кивнула Бессир.

— Да, надо почтить местные земли. Целый год были нам дорогой.

Остановилась компания ближе к маленькой речке, почти ручейку с холодной кристальной водой, чтобы утром ведьмак мог помыться. Дректагцы решили, что им тоже не помешает прийти при параде, и устроили купания под луной. Как полагается: голышом и с вином. Узкая речушка оказалась глубокой, поэтому сыграли даже в «наездников големов».

Комбинации пробовали всякие, но самым честным вариантом оказалось краснолюдам седлать плечи эльфийки и ведьмака. Ну как «честным»… Голем-ведьмак ставил голему-эльфке подножки, но и она не отставала: запутывала противника в волосах и плескала брызги в самые ответственные моменты сражения. Всадники (как и големы) так рьяно старались друг друга сбить, что бои заканчивались исключительно потоплением обеих команд.

Тихая весь день Лайка ожила и снова напевала со всеми песни, хотя уже и через раз, делая перерывы просто полежать, посидеть, отдохнуть.

— Давайте, давайте! День жора! — подначивал Торби. — Иначе всё достанется засранцам на границе!

— Могли бы оставить мне, мне-то жить тут! — отвечала Бессир, жуя тем не менее большущий кусок сушёного мяса как в последний раз.

Марек давно так много не ел — видимо, пришло время отыграться за все голодные ночи на тракте. И он был не против, особенно учитывая, сколько последние дни вокруг льется алкоголя.

— Лайка, кутё-моё! То-то ты бледная такая и тощая! Ничего не ешь! — возмутился Торби. — Как только силёнки находятся по струнам лабать!

— Да, а ну открывай рот! Летит дракон за старосту!

Бессир подлетела драконом (вяленой колбаской) к губам эльфийки.

Та расщебеталась, пытаясь отмахиваться и уворачиваться.

— Я уже поела!

Но дракон парил вокруг так настойчиво, что ей пришлось сдаться. Вместо того, чтобы откусить чудовищу голову, Лайка схватила его руками и коварно расхохоталась, блестя зубками.

— Вот это дело! — оценил подход Торби.

И весь вечер эльфийка уничтожала одного несчастного дракона, а дректагцы, вспоминая про это, периодически поглядывали, как он уменьшается.

Краснолюды, даже подпитые (хотя вино их этим вечером брало слабо), даже уставшие, заснули с трудом. Всё ворочались, кряхтели и вздыхали. Только Торби лежал неподвижно и смотрел сквозь кедровые ветви на звёзды. Как будто в последний раз. Ему помнилось, что звёзды в Махакаме отчего-то совсем другие.

Проснулись, кто вообще смог заснуть, раньше нужного — решили не тянуть. Ведьмак впервые при краснолюдах закурил из длинной резной трубки. Судя по запаху — закурил сухие иголки с земли.

— Прощаюсь с хламом, — пояснил он. — Могу больше не увидеть.

Докурив, зарыл скарб в валежнике, засыпал иголками. Сказал, что делает так постоянно, хотя однажды и не вернулся за ним, что так и дожидается его одна заначка где-то в лесах Редании. При себе Марек оставил только оружие, маску да сумку со склянками. Помятую карточку «Йольта» доверил на хранение Когену. Предложил и Лайке прикопать гусли, но она ответила оскорблённой мелодией.

— Пронесу их также, как сама пролечу.

Что-то ведьмак не припоминал, чтобы оборотни и вещи свои превращали в зверей, расспрашивать не стал. Может то, что эльфка называет сорокой — на деле гигантская тварина на манер волколака, только в перьях, тогда прихватить в лапах игрушку ей труда не составит.

Коген и Торби поснимали с бород украшения, порассовывали в карманы, смыли помаду. Сложные узлы переплели в обычные косы. Коген даже перешнуровал сапоги: они у него были завязаны на «человечий манер», «неправильно» (ведьмак разницы не увидел). Торби снял свой короткий, эльфийской работы кафтан без рукавов и сложил в сумки сестры.

Бессир обнялась с Когеном, пожала руку Мареку, похлопала по плечу Лайку, чуть не свалившуюся от этого. Торби она увела в сторону, и они долго тихо говорили, смеялись. Закончили крепкими объятиями, которые никто не решался прервать первым.

Не без помощи ведьмака Бессир взобралась на Когтя. Лошадь Лайки привязали сбруей к его седлу.

— Точно уверены, что отдаёте? Хорошие коняшки, да тока не по размеру мне. Продам я их.

— Продавай, — махнул Марек. — За гостеприимство, считай, подарок. С ведьмаками лошади долго не живут, так что им повезло.

— Надеюсь, не наткнусь на прошлых хозяев, — хохотнула краснолюдка.

— Не, Безымянка из Бругге, а Коготь вроде из Цинтры.

— Мне не туда.

Хоть Бессир и говорила, что не знает, куда пойдёт, ведьмак догадывался: путь будет в сторону Новиграда или Цидариса — оттуда легче всего найти корабль на Скеллиге.

— Ну что, братки. Чистого неба вам над головами, да хруста под ногами.

— Гладкого моря, — тоскливо отозвался Коген.

— И поменьше говна, — кивнул Торби.

— Ху-ха! — крикнули они одновременно.

Бессир развернула коней и пошла прочь.

Всех четырёх мулов запрягли в телегу — дректаг отправлялся в горы.

Хотя дорога и пролегала по петляющим серпантинам, угол подъёма был крутой. Шли медленно, следя за бочками, особенно вскрытой. Ведьмак убедил краснолюдов, что знак удержит крышку намертво, так что на границе её можно будет перевернуть, но пока ни контрабанды, ни знака в ней не было, она стояла на днище и громко плескалась.

Лайка брела какая-то вялая и заторможенная. Краснолюды упрекали её в неплотном завтраке, но она только отшучивалась.

— Птицей летать на полный желудок сложновато.

Марек, не скрываясь, приложил руку к её плечу. Лайка уставилась на него, но ничего не спросила, а он и не озвучил. Отметил про себя, как слабо задрожал медальон по сравнению с первым днём их знакомства. Но на вид эльфка не изменилась, не выглядела приболевшей. И сердечко её всё также тихо ритмично билось, не пропуская ни одного удара, не делая лишних.