Ведьмак надавил на труп носком ботинка, подняв новую волну гнилых ароматов, вытащил клинок из рваного живота. Им же перевернул тельце и начал ковыряться.
— Вот ещё золотое колечко, — бросил он Когену вместе с находкой.
Краснолюд поймал рефлекторно, но тут же откинул на землю: кольцо было на пальце.
— А-а!
— Мы нашли ручей неподалеку, — хихикнула Бессир, поднимая палец. — Давайте там расположимся, а мы смоемся заодно.
Ведьмак отогнал от гулёнка Лайку, присевшую над ним на корточки, плеснул спирта и чиркнул огнивом. Смрад поднялся страшный, и компания поспешила сменить место стоянки.
***
Ведьмак листал карточки, пока остальные играли в гвинт. Он забыл, по каким признакам туссентский рыцарь учил его отличать подделки, и, держа в руках колоды краснолюдов, вспомнить или вычислить сам не мог. «Может, здесь все настоящие?»
Он искал ведьмаков и нашёл уже троих: двух волков и медведя. Все они, как и подобает ведьмакам, занимались ведьмачьей работой — сражались с чудовищами. «А меня жалко было нарисовать с какой-нибудь ягой…» Марек задумался: кажется, его вообще никогда не рисовали, не считая этой противной карты исподтишка. А ведь в коридорах Юхерн Бана, Школы Кота, висят портреты старых ведьмаков. «Может и себя там повесить? Только стены портить…» Яру попался ещё один охотник. Он как раз был с ягой, только вот… в не самой приличной позе. Марек прыснул. Медальон у него какой-то странный. «Тюлень?» Подписана карта была просто: «Дерьмак».
— Что за… Это почему? — Марек вытянул похабную карточку перед играющими.
Краснолюды при виде её несказанно обрадовались.
— Это из потешной коллекции. Поехал как-то Гвинтус башкой и выдал такую, там штук двадцать карт. Тупые-е-е… Редкие-е-е, — протянул Коген. — У меня только две.
— У меня тоже есть, — добавила Бессир и порылась в игровой колоде под рукой. — Только вы тихо, говорят, если ими светить, они исчезают…
— В эти байки только дети верят! — воскликнул Торби.
— Не байки! — возразил Коген. — Дед мой рассказывал, как у него одна карта золотая пропала! Он потом у кого ни спроси — все плечами жмут, мол, не припомнят даже такой. Так неугодные Гвинтусу карты и испаряются…
Краснолюдка протянула Мареку карту, уворачиваясь картинкой от заинтересованных носов: отряд ещё мог сыграться, и противникам видеть его было противопоказано.
На рисунке какой-то важный правитель с орлиным носом стоял перед армией… голый. Подпись снова странная: «Царь и Бох». Размеры у героя были не царские.
— Забавно. А из какой коллекции, ну, «Йольт»?
Краснолюды задумались.
Лайка вынула «Йольта» с руки (он принадлежал Когену) и положила на стол, не обращая внимания на конспирацию. Краснолюды договорились не играть этой картой при Мареке, но эльфийка, должно быть, об этом забыла.
Присмотрелись.
— У неё нет коллекции, — вспомнил Коген. — Просто нейтральная карта. Вышла лет пять назад, тогда много кровожадных было. Хотя обычно они не такие жестокие.
— Гвинтус не с той ноги встал! — предположил Торби.
— А этот Гвинтус, это вообще кто?
Краснолюды пожали плечами.
— Говорят, дед какой-то сидит на Горе и рисует от скуки гвинт.
Лайка отправила карту Йольта в сброс, вытянула (со второго раза — первая её не устроила) себе у Марека новую на замену и заглянула в руку отвлёкшегося Когена.
— А я слышала, что это бабка, — добавила Бессир тоже очень удобно для эльфийки опустив руки.
— Одно ясно — чудо-пердун, — кивнул Торби.
— А Махакам других и не держит. Одни чудики и пердуны…
— А как он из этого вашего Махакама потом карты по всем Северным разбрасывает? И в портреты родинка в родинку попадает?
Этого никто не знал. Никто и не задумывался.
Полночи дректаг играл на сокровища, которые к столу принесла Бессир. Приняв на грудь, начали воображать, какие карточки обязательно будут у них самих: примеряли лица и позы, оценивали друг друга, пытались придумать хотя бы по две строчки своих личных баллад — Лайка помогала. Ведьмаку пришлось пояснять, что за каждой картинкой стоит песня, о чём, почему-то, в Северных почти никто не знает, хотя эти песни сами и придумывают, и поют.
— Люды, чего с них взять.
Марек опять засыпал с Лайкой, но в этот раз это он устроился у нее на груди. Всегда ли женская грудь была такой холодной? Ведьмак забыл.
— Отхуда ты фнаешь стоха про ведьмахов? — пробурчал Яр не очень осознанно. Пьяный, он не старался чётко что-либо выговаривать.
— Всю… жизнь за вами мотаюсь.
— Захем?..
— Скорее «почему».
Если Лайка и продолжила, Марек этого уже не слышал — его поглотил сон.
Комментарий к Глава 3 - Детёныши
*феаинн - летний период от конца июня до начала августа
========== Глава 4 - На Махакам! ==========
Проснулись посреди дня — ударились в панику.
— Опоздаем, ой опоздаем, — тараторил Коген, засыпая землёй костёр.
— Так. Держим арсы в руках, — бормотал Торби, в не меньшей спешке одевая мулов.
— Лайка, толкай муженька! — командовала Бессир, закидывая шкуры с плащами к бочкам.
Лайка толкала, но ведьмак только кряхтел и отворачивался. Вот зачем он опять вчера мешал эликсиры с медовухой… А эликсиры с эликсирами? «Ох. Вот так всегда.»
Яр согласился проснуться, только когда крепкие краснолюдские руки подхватили его, будто пушинку, закинули на лошадь — и компания тут же тронулась, не оставляя ведьмаку выбора. Марек пришёл в себя нехотя, но быстро. Попивал мелкими глотками Медок, и уже будто ни о чём не жалел.
Лайка сегодня была тихой — только играла, а краснолюды, хоть и балагурили, как обычно, казались напряжёнными, будто веселье натягивали. Только Бессир не волновалась, хоть и задавала повозке резвый темп.
— Куда мы так спешим?
— Все ещё в Махакам, забулдыга! — хохотнула она.
— Да я не о том. «Почему» спешим?
— Пол дня проспали, Ярёк! Опоздаем — хана, — ответил Торби.
— Точно, блин, опоздаем, — пробормотал Коген.
— Гора без вас год стояла, что, ещё денёк не простоит?
— Гора-то простоит, а дректаг на неё не пустят. Обозначимся мы вольными краснолюдами, — пояснила Бессир.
— Бездомными то бишь, — дополнил Торби. — И бесправными. Оторванными от семьи и друзей, — последнее звучало уже как-то слишком подробно.
— И это за пару часов опоздания?
— Да хоть за минуту, Марёк. Полно в Махакаме дичи такой! — как-то слишком сердечно выдала Бессир.
— Зато вон Гора! — уже в лицо ей выкрикнул Торби. — Стоит, славится на весь свет. И всегда будет стоять, потому что живут в ней те, кто не опаздывал ни на минуту!
— А то Северные не стоят, так не стоят! Всё уже заполонили! И ещё заполонят, хоть сами, хоть под флагом Солнца.
— А что толку от твоих Северных, когда Хлад придёт, а? Подохнут все одинаково, что под солнцем, что под луной!
— А мне-то что, я до Хлада этого не доживу!
— Так внуки твои доживут. И доживут-то не в Махакаме!
— Да идите вы в жопу со своим Махакамом! — Бессир стормозила телегу. — На кой хрен я с вами вообще туда прусь.
— Провожаешь брата домой, — мягко положила с мелодией Лайка.
— Сильвано гузно, — краснолюдка вздохнула. — Ну да.
Торби потупил глаза.
— Прости, Бессир. Не надо было. Не надо нам ссориться в последний день.
— Не надо, — согласилась Бессир.
Торби протянул ей ладонь с мула, она привстала на сидении — крепко пожали руки.
Сжавшийся Коген расслабился. Песни вернулись в караван, хотя музыка его не покидала.
***
Коген подкрался к ведьмаку на привале, когда тот облегчался. Пристроился рядом.
— Слушай, Марёк. Лаечка там напевала как-то… Что вы хоть и к Гвинтусу идёте, есть у вас в Махакаме ещё дело…
— Меч чинить.
— О, у Хиваев?
— У Ульфриков.
— Ого… Знаешь, а вам по пути будет сначала туда, а потом к Гвинтусу.
— К чему клонишь?
— Ну… Я бы это… Я бы хотел с вами к Гвинтусу сходить. Я бы и к Ульфрикам, да в деревне должен быть. Праздник будет для нас, для дректага. А в Махакаме праздники длятся… Сам понимаешь. Вот я и подумал, может я к вам потом прилипну? Когда вы на Гвинтуса пойдёте…