— Со мной идёт только один, эльфка и двое других сторожат лошадей, — сказал ведьмак, тут же получив в ответ недовольные бурчания.

— Я останусь, — вызвался Коген.

В его груди Яр слышал страх. Мудрое решение.

Бессир и Торби вдруг замахали друг на друга руками. Молча обменялись какими-то жестами. «Игра?» Взмах-взмах-жест. Торби ругнулся.

— Я иду! — озвучила результат Бессир.

Марек принюхался.

— Туда.

Ведьмак с краснолюдкой оставили воз с охранниками позади.

Яр достал серебряный меч, забыв на секунду, в каком он состоянии. «Жалко всё-таки. Не зря в Махакам прусь.» Сменил на стальной. Бессир последовала примеру и расчехлила топорик. Внимание Марека привлекли замысловатые вязи на его металле. Заметив это, краснолюдка вытянула оружие ему поближе.

— Со Скеллиге?

— Да. Замечательный, правда?

Марек кивнул. Оружие со Скеллиге обычно не отличалось ни качеством стали, ни исполнением, но хранило в себе дух, какой нельзя было найти в Северных. Будто впитывали железки Скеллиге всю ярость своего края, всю мудрость поколений, любовь и уважение к смерти. Так всегда казалось Яру, казалось и сейчас, пока он глядел на грубый плетёный узор на щеке топора. Хотел он даже заменить стальной меч на подобный топорик, да не потянул переучиваться, а ведь хороший был оберег.

— Жаль, не протащишь в Махакам, — бросил Марек, ловя реакцию Бессир.

Она отвернулась, кисло сжав губы, — переросло это в грустную улыбку. Не ответила.

Ведьмак остановил её рукой. Уставился на землю, на что-то скрытое от незнающих глаз. Через несколько шагов изучил порезы на поломанном стволе.

— Опыт с гулями есть?

— Если гули — это те голубцы, что на четвереньках скочут по могильникам, а морды у них как у дедов бухих — есть.

Марек заулыбался.

— Увидишь хохлатого или шипастого — тикай и мне кричи.

Бессир кивнула.

— Не хочешь заражения — не давай себя ранить. — Яр дёрнул головой на звук, оставшийся неуслышанным девушкой. — Гнездо там. Следи за спиной. Держись края.

Ведьмак с краснолюдкой продолжили путь. Наконец и Бессир стали слышны визгливые хрипы и чавканья. Яр пригнулся, Бессир нужды в этом не было — поваленное дерево, за которым они укрылись, доходило ей до подбородка. Марек показал молча все пять пальцев на левой руке, сжал кулак, тут же добавил ещё один. Бессир кивнула. Яр ткнул краснолюдке на ближайший край дерева, на тянущиеся к небу корни, а сам побрёл на корточках к середине кроны. Замер, подняв руку. Ладонь рассекла воздух — вперёд.

***

— Слушай, Лаечка, а как вы, ну… познакомились? — спросил Коген.

Они уже раздели мулов и лошадей, но костёр устраивать не спешили. Сидели на телеге и болтали. Коген жевал сухарь, Лайка играла тихонько что-то произвольное, а Торби качал ногами в такт, барабанил пятками по деревяшкам.

— О, чудный был день. Он расследовал… Вообще-то, знаешь, день был кошмарный. Крался кот по железному следу, шлёпал лапами по воде. Шёл на запах уже совершённого, если верить обидной…

— Цыц! — вдруг скомандовал Торби.

Из чащи зашуршало сухостоем, лошади занервничали.

— Ныряй-ка в телегу, Лайка, — прошептал Торби, вытаскивая нож.

Эльфийка полезла на бочки, уселась на сáмой верхушке и затаила руки над гуслями. Коген достал из-под сиденья короткую глефу.

Шевеления повторились уже в ближайших кустах. Сверкнули в темноте два глаза-бусины совсем над землёй. Раздался тихий и совсем не угрожающий рык, тут же перелился в скрип.

Из зарослей вышло споткнувшись, почти выкатилось существо.

Размером с маленькую кошку, оно походило на тщедушного ребёнка в старческих морщинах. Через тонкую в струпьях кожу просвечивали вены, торчали рёбра над надутым животом, выпирали суставы и тазовые кости.

Лайка выдала мелодию удивления, краснолюды переглянулись. Зверь не собирался нападать — наоборот, попятился, обнаружив себя слишком близко к незнакомцам. Нырнул за ближайшее дерево, испуганно крякнув.

— Кис-кис-кис? — предложил Коген, обращаясь скорее к Торби.

— Брось. Это, кажись, дитё трупожора…

— Никогда не видела маленьких гулей! — раздалось с бочек.

— А чего делать то? Резать такую мелочь?

— Мальков обычно отпускают…

— Выкинул как-то малька из сети рыбак да забыл.

Плыл через год — ам — пол лодки как небывало!

Глядь — это мелочь, что он отпустил: Моряков пожрало, гигантское чудище стало.

Гулёнок выглянул из-за кроны и уставился мутными глазами на чирикающую эльфийку.

— И всё-таки… цип-цип-цип, — не выдержал Коген, обращаясь уже к существу.

Краснолюд протянул в сторону гулёнка сухарик.

— Ща мамка его прибежит — устроит тебе цип-цип… Чё ты, волчат с медвежатами не встречал?

— Но он такой милый…

Заявление сомнительное, тем не менее было в гулёнке что-то присущее всем детёнышам, что-то очаровательное и невинное в круглых испуганных глазках и маленьких ручках, пускай и балансировалось оно безобразностью всего остального.

Существо привлекли звуки Когена. Оно сделало боязливый шаг из укрытия.

— Гули-гули-гули, кис-кис-кис, мич-мич…

Гулёнок неуверенно двинулся к краснолюдам. Оступился на ровном месте, сам себя испугав, запутался в лапках и отскочил с писком. Похлопал глазищами и путь начал заново. Лайка заиграла колыбельную.

— Не бойся, малыш, — подманивал Коген.

— …Только гуля не спит, из норы всё глядит…

— Вот чё ты будешь с ним делать, — проворчал тихо Торби, но мешать не стал.

— Глядить будю, — засюсюкал Коген шёпотом, чтобы снова не спугнуть гулёнка. — Научу ляпу давать…

Тот влажно заурчал, подкрадываясь всё ближе. Он совсем не походил на чудовище, скорее на забитого щенка, который, поджав хвост, шаг за шагом подступал к гигантским устрашающим нелюдям. Вот он уже подполз к замершему краснолюду впритык: понюхал сухарик, глядя на Когена, понюхал пальцы.

Фьють. Малыша пригвоздило к земле кинжалом — тот не успел даже визгнуть. По поляне разнёсся неприятный запах тухлятины.

— Опа, — хрипнуло из темноты, — я чё, попал?

Лайка подтвердила попадание удивлённым перебором, тут же сошедшим к трагичному.

— Он был так близко! — всплеснул руками Коген.

— Малой начинал мне нравиться, — вздохнул Торби.

Они оглядели гулёнка: лопнуло под ножом его пузико. Растеклась по земле зловонная жижа. Коген отшагнул.

— Ох…

Краснолюды обернулись к ведьмаку: он предстал перед нелюдьми весь в крови, не менее вонючий, чем трупик малыша. Сзади вышагивал бодро шар грязи — это была Бессир.

— Ну трубочисты!

— Кладокопатели! — заявила краснолюдка.

— Гонишь!

— Не-а! Марёк, расскажи им!

— Что там рассказывать, — кхк, — гнёзда чудовищ — сплошные заначки.

Ведьмак направился к телеге, Коготь от него отшатнулся, недоверчиво захрипел.

— Да я это, я, балда.

Бессир принялась выворачивать перед братками карманы. Лайка сползла с бочек и присоединилась к осмотру сокровищ, каждому приписывая ноту: на землю посыпались янтарное ожерелье, кинжал в чёрных с позолотой ножнах, серебряная серьга, десять оренов, пара крон, пять флоренов, четыре золотых зуба, несколько железных шариков, посеребрённый браслет…

— Вот это да!

— Откуда у монстров такое добро?

— Так они трупы в норы, — кхк, — тащат, мелких кормить.

Торби отпрянул.

— Это с трупов?!

— Да не, там всё уже доеденное было, — задумчиво возразила Бессир.

— Всё равно, нехорошо как-то…

— Да ладно, чего добру пропадать.

— Ага, оно бы там и лежало в земле, пока не сгниёт, — присоединился ведьмак. — А так хоть я вам чем-то за радушие заплачу. Ножик, вон, хороший нашёлся.

Яр присел над трупом гулёнка. Видел он такого малыша второй раз в жизни — редко они из нор убегают так далеко, да и растут за считанные дни, когда кормят хорошо. А нынче есть, чем покормиться. Больной, что ли? Да нет, гули не болеют ничем. Второй раз за день Марек поймал себя за цитированием не то старых книжек, не то наставников.