На телеэкране, висевшем напротив диванчика для ожидающих клиентов, крутили утреннее шоу «Интервью с экспертом». Животрепещущую тему кельгенского закона сегодня разбирали с доктором юридических наук – профессором АГН Рубеном Правитагитсюном.

– Рубен, – обращался диктор к гостю, – насколько мне известно, вы запросили из осстовского суда документы перед этим выпуском. Успели ли вы получить ответ и оправдал ли он надежды ваши и наших телезрителей?

– Всё зависит от того какие надежды были у ваших телезрителей, Говард, – отвечал профессор. – Документы я получил. И как я и предполагал, по делу не проходит ни одного доказательства, что совершённое убийство хоть как-то связано с принятым законом. Безусловно, это кошмарное преступление – хладнокровное убийство отцом собственного сына, но не менее кошмарным представляется мне паразитировать на нём, провоцируя граждан, чем по каким-то только им известным причинным, занялись многие СМИ.

– Это всё от желания быть в тренде, Рубен, я их понимаю. К счастью, ни одна серьезная газета не перепечатала эту «новость», взорвавшую мирсеть, как непросветную истину на своих полосах. Это оставляет мне надежду на честность и здравомыслие моих коллег. Так, что вы нашли в материалах дела, Рубен? Мне, и я думаю, всем телезрителям не терпится узнать, каковы же истинные причины кровавого сыноубийства в Осстое.

– Видите ли, Говард, дело ещё не закрыто, и я не могу в подробностях разглашать полученную информацию и тем более выносить вердикт. Скажу лишь то, в чём каждый страждущий при желании может убедиться из открытых источников информации. Отношения между отцом и сыном оставляли желать лучшего. Жили они вдвоем в однокомнатной квартире, оба были любители спиртного и имели приводы в полицию. Такие убийства на бытовой почве совершались, совершаются и будут совершаться, и уникальность этого случая в том, что неочевидность мотива позволила спекулировать дозированной информацией и разжечь провокацию вокруг кельгенского закона.

– Хорошо, с трагедией в Осстое разобрались. В конце концов, она только катализатор, а люди всё прибывают на улицы с лозунгами об отмене кельгенского закона. Я знаю, что ваша академия, предварительно одобрила его, но не находите ли вы его противоречащим декларации прав народов и бесчеловечным по отношению к первичным, ведь когда вы и я умирали, никто не мог лишить нас права пробудиться?

– Отнюдь. Все так всполошились из-за этой утки из Осстои, но закон, в сущности, не принёс ничего нового. И до этого у семьи была возможность кремировать родственников, неспособных себя содержать. При оформлении тела в морг, договор заключается минимум на две недели, но вы не обязаны вносить всю сумму сразу, а можете платить ежедневно за фактически проведённое умершим время. И если платежи прекращаются до пробуждения, и ни у заказчика, ни у клиента нет средств на счетах, с которых можно снять оплату, заказчику направляется уведомление о необходимости забрать тело клиента. Если в течение суток тело никто не забирает, то оно подлежит кремации досрочно. Насколько мне известно, бедные семьи пользовались этой лазейкой законодательства, потому что знали, чем грозит жизнь с умершим родственником, который не в состоянии позаботиться о себе. Сейчас же у малоимущих семей появилась возможность, даже при наличии средств на счетах, сразу сдавать умершего родственника в крематорий, при этом право такое получили не все, а только первичные члена семьи усопшего и при условии отказа других родственников от покрытия расходов на изменение. Эта мера не ущемляет права, а облегчает жизнь и без того не богатых первичных, не вынуждая их больше платить из своего кармана за других и терпеть их паразитирующее существование. Многие считают, что кельгенский закон принят в целях сокращения населения, но в реальности он призван побудить граждан подходить ответственно к своему изменению. Никто по-прежнему не может лишить жизни человека, оставившего завещательное обеспечение на своё изменение. Посмотрите сколько смрада породила людская безответственность – улицы Нимиссау переполнены попрошайками с разложившимися телами, в некоторых районах невозможно пройти без противогаза! С преступностью в таких местах не справляется полиция – у большинства подозреваемых нет опознавательных отличий. А на юге?! Вы знаете, что на юге страны распространилось движение «Детей Солнца», которые отрицают все блага цивилизации? Они не хотят работать, не хотят выглядеть как люди, им ничего не нужно от этого мира, и они считают, что они ничего ему не должны. Целыми днями лежать голыми костями на песке в гармонии с природой – их выбор. Некоторые пляжи в Син-Эсмери стали исключительно «солнечными» и нормальные люди туда не суются. И ведь они занимают всё большие и большие территории, ничего не создают, ни к чему не стремятся, выгнать их с улиц не представляется возможным – они даже не попрошайничают. Наша страна всегда была идеалом рыночной экономики и цивилизации, но сейчас мне за неё страшно. И дело не в набившем оскомину перенаселении, наша проблема в качестве нынешнего населения.

– Что ж, это очень занятное мнение, но если безответственные граждане так опасны для общества, может, стоило сделать их «вне закона» вместо ухищрений с кремацией, которая всё равно зависит от воли первичных родственников? – спросил диктор, уставший от столь долгого монолога эксперта.

– А вот тогда мы нарушим великую декларацию прав народов! Ведь до смерти гражданин – первичный, а после пробуждения – изменённый, и только в период между этими понятиями мы может юридически чисто затронуть закрёплённые ей права граждан…

Из внутренних помещений вышла медсестра и обратилась к Линде:

– Что, никого не было?

– Никого. Наверное, митинг на площади отпугивает, – предположила Линда.

– Да, верно он. В 14-00 по записи процедурка должна быть, может, хоть он придёт. Кельгенский закон, что ли, обсуждают? – спросила медсестра, указывая на телеэкран.

– Ага. Я вот к своему сожалению узнала, что не могу кремировать мужа, – без намёка на улыбку пошутила Линда.

– Можешь! Ты же законный представитель дочки! Кто знает, вдруг он уже затрясся от страха и пришёл на эту площадь? Их стало больше… – заметила медсестра, подойдя к окну.

Площадь была вся усеяна редкой россыпью. Плакаты «ДОЛОЙ КЕЛЬГЕНСКИЙ ЗАКОН», уставшие держать люди, повесили уже на импровизированные стенды. Те, что остались со вчерашнего дня, устроили что-то вроде лежаков и обедали из консервных банок. Вид у них был жалкий, как у бездомных. По периметру площади стояло несколько нарядов полиции. Митинг проходил тихо, мирно.

По записи никто не пришёл и к обеду почти весь коллектив Центра бездельничал в приёмной, листая каналы в телеэкране и посматривая в окно. Люди теперь плотно заполонили площадь, хором скандировали лозунги, требовали провести экстренное собрание Совета и немедленно отменить закон. Полицейские старались держать их в границах, не подпуская к парламентскому дворцу. На требование разойтись и угрозы применения оружия никто не реагировал. Напротив, народ всё прибывал, словно площадь стала резиновой, у некоторых вновь прибывших в руках были кувалды и биты. Полицейские пытались реквизировать предметы, но столкнулись с единым сопротивлением толпы. Людей были тысячи.

Под удар кувалд попала статуя председателя первого Совета АНК. Зачинщики погрома находились в самом центре площади, окружённые плотным муравейником. Попытка полицейских прорваться не увенчалась успехом, и они, не вмешиваясь, оцепляли периметр, докладывая по рации.

– Не будет у нас сегодня работы, лучше по домам разойтись от греха подальше, – заметила медсестра.

– Уйдёте домой – тогда у вас точно работы больше не будет, – возразила ей заведующая отделением.

Через полчаса подъехали военные машины. Боевая техника произвела должное впечатление, заставив людей прекратить агрессию. Но площадь никто не покинул, а через час, видимо уверовав в свою неприкосновенность, люди штурмом пошли на Дворец. Правоохранительные структуры натиск удержали и отбросили протестующих дальше. В ход пошёл слезоточивый газ. Плотным оцеплением толпу стали выдавливать с площади в переулки. Действие переносилось всё ближе к наблюдающим сотрудникам «ВегаЛайв».