— О чем? — взревела я. — И что я должна искать? Что, черт побери, вообще происходит? Димитри Димитриевич?
Коммуникатор разразился серией коротких возмущенных гудков — и наступила тишина. Я уставилась на экран, и слезы все-таки защипали глаза и покатились по щекам. Слабо мерцавший значок связи опять пропал.
Бесполезный коммуникатор полетел на пол, благо, прочное стекло могло выдерживать сильные удары. Я прошлась в волнении по комнате, забралась с ногами в кресло и обхватила колени руками, притянула их к груди. Что же делать? Дим Димыч сказал, что один из участников — не тот, за кого себя выдает, и этого таинственного типа нужно опасаться. Еще мне необходимо найти на корабле нечто неизвестное. Да уж, прямо как в старинной сказке моей родной планеты. Пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что. Понятно одно: мне нужен союзник, сама я не справлюсь. Но кому довериться? Поторогу сказал «он», следовательно, вне подозрений остаются Макси, Эмма и Алия. Последнюю можно не рассматривать, увы, а что касается первой, то даже земная гремучая змея или даррайская ядовитая крима представлялись мне более надежными союзницами. Что же касается Эммы, то она тоже не внушала мне доверия. Не потому, что я ее в чем-то подозревала, нет, но не было уверенности, что она тут же не расскажет все Рикардо. А снять с гонщика подозрения я не спешила. Разыграть последствия травмы не столь уж и сложно: прихрамывай иногда, не ходи быстрым шагом — и все тебе поверят.
Самый простой вариант лежал на поверхности: довериться Саю. Вот только после ночной сцены с приставаниями я не могла на него положиться. Пусть даже он и не виноват, но все внутри протестовало против его кандидатуры. От мысли, пришедшей мне в голову, по спине пробежал холодок: а с чего вдруг я исключила из круга подозреваемых членов съемочной бригады? Да, Дим Димыч говорил об участниках, но… но… но всех, кто жил со мной в одном доме, я впервые увидела на этапе подготовок к съемкам. Всех, кроме Тарога.
Немного поколебалась: соблазн поделиться хоть с кем-нибудь своими опасениями был велик. Но стилист вряд ли смог бы мне помочь. Я представила, как он суетится, задает множество вопросов, обшаривает «Восход» так, что непременно привлекает к себе всеобщее внимание, и поморщилась. Нет, Тарог мне тоже не помощник.
Все сильнее я склонялась к самому бредовому, на первый взгляд, решению: рассказать все Ρальфу или как там его зовут в действительности. Он, во всяком случае, делом доказал, что способен выручить в затруднительной ситуации. Да что там выручить — спасти жизнь! Вот только как бы остаться с ним наедине незаметно для остальных и при этом не внушить ему ложных надежд. Пока что я не чувствовала себя готовой ни принять, ни отклонить его ухаживания. Новая вспышка озарения заставила меня застонать: камера! Мы совсем позабыли oб этой чертовой камере, когда целовались на корабле, и теперь вся съемочная бригада сможет полюбоваться романтической сценой в нашем исполнении! Дура, дура! Я схватилась за голову и принялась раскачиваться в кресле. Это же надо — допустить такую ошибку! Повести себя столь непрофессионально! Оставалась только надежда, что я успею стереть сцену до того, как ее кто-нибудь увидит.
***
Утром я специально встала пораньше, хотя желание проигнорировать будильник оказалось нелегко побороть. Наскоро ополоснулась под душем и даже не стала пить кофе: торопилась поскорее убрать компрометирующую запись. Оделась, осторожно спустилась по лестнице, стараясь, чтобы шаги оставались неслышными. Хотя никто больше не желал спать с окнами нараспашку, их не только закрывали, но и плотно зашторивали, но мало ли. Отперла дверь и обрадовалась: общая гостиная была пуста, все еще спали. Теперь мне нужно было найти запись с камеры Ральфа, отмотать до сцены на корабле и стереть ее. Хорошо еще, что в силу природной любознательности я научилась кое в чем разбираться, вот и сейчас без труда обнаружила требуемое. Мне бы просто стереть и сбежать, вернуться к себе, выпить кофе и спуститься вновь через полчасика с самым невинным видом, но я сглупила. Меня подвело любопытство. Захотелось посмотреть, как выглядел поцелуй со стороны, и я нажала на кнопку.
Выглядело это… горячо. Да, пожалуй, это самое верное слово. Экранная Арина выгибала спину в объятиях Ральфа, отклонялась назад, теребила пальцами его волосы. Вот Ральф отрывается от моих губ, спускается к шее, и я откидываю голову, что-то бессвязно шепчу. Вот я сама притягиваю его к себе, ловлю его губы. Вот прижимаюсь так тесно, что становится больно, а он подхватывает меня, вжимает в стену…
Меня обдало горячей волной, кровь прилила к щекам. Да, это необходимо срочно удалить, пока никто не увидел. Я уже собралась отмотать к началу сцены, как раздался голос:
— Это ещё что такое?
От неожиданности я потеряла равновесие и плюхнулась на диван — хорошо, что не на пол.
— Сай! Ты чего так рано?
— Не спится, — хмуро ответил он. — А это еще что за кино для взрослых?
— Почему это для взрослых? — возмутилась я. — Все пристойно.
И в самом деле, мы с Ральфом всего лишь целовались. Да, горячо и страстно, но ничего более.
— Потому что у нас на Крито такое детям смотреть нельзя, — любезно проинформировал Сай.
— А причем здесь ваши кретинские… ой, кританские обычаи?
Он не обиделся, напротив, расхохотался, откинув голову.
— Арина, ты неподражаема! Вместо того, чтобы стушеваться, язвишь.
Я и язвила-то как раз от смущения, но сообщать ему эту мелкую деталь не стала.
На экране Ральф все ещё сжимал меня в объятиях, и я, осознав это, судорожно принялась нажимать на кнопки, стремясь убрать картинку, вот только постоянно промахивалась и тыкала не туда.
— Дай сюда, — сжалился Сай, отобрал у меня пульт и выключил изображение. — Арина, ты осознаешь, что это нарушение контракта? Серьезное нарушение?
Я понурилась. Ну вот, если он нажалуется Дим Димычу, мне гарантированы неприятности. Никаких личных отношений с участниками программ — вот его первая заповедь. Ни дружбы, ни вражды, ничего личного, только профессиональное показное добродушие, которым обманываются лишь самые наивные. Главное правило при этом — не попадаться. То, о чем Поторогу не знает, его и не волнует. На Зайтунге команда прикрывала кое-какие грешки операторов, закрутивших необременительные романчики с симпатичными участницами, но на Сая я бы полагаться не стала. Чертов лицемер! Как самому ко мне приставать — так пожалуйста, а теперь вон смотрит с осуждением. Да я никогда прежде ни с кем из участников тех проектов, которые вела, даже не флиртовала. Но в этом шоу все пошло наперекосяк с самого начала.
— Понимаю, не дура.
И тут Сай удивил меня, изумил до отвисшей челюсти.
— Тогда давай сотрем все это, пока никто не увидел. Сомневаюсь, что вечером наши коллеги любовались кадрами со съемок.
— Ты покрываешь меня?
Он почесал подбородок.
— Скажем так: я тебя понимаю. Здесь со всеми нами происходит нечто странное. Уже одно то, что мы чувствуем себя с участниками на равных и общаемся на «ты», никуда не годится. Только я тебе вот что скажу: нам бы выбраться из этой передряги невредимыми. Сейчас не до субординации, сама понимаешь.
Я тупо смотрела, как он удаляет компрометирующие меня кадры, а потом вспомнила:
— Сай! Я ведь вчера разговаривала с Дим Димычем, представляешь?
Режиссер выронил пульт и схватился за коммуникатор, но тут же с разочарованным вздохом засунул его обратно в карман.
— Глупая шутка, — осуждающе произнес он. — А я тебе поверил.
— Правда, Сай. Связь появилась всего на несколько минут, очень плохая, кстати, и половины слов не разобрать.
— Надеюсь, ты спросила у него, когда нас вытащат из этой дыры?
Я обхватила плечи руками и покачала головой.
— Нет, не успела.
Режиссер прищурился.
— О чем же столь важном вы тогда беседовали?
— Ни о чем, — соврала я. — Говорю же, связь прервалась почти сразу. Но то, что она все-таки появилась — добрый знак, правда же?
