Над городом висит тяжёлая тишина, наполненная ожиданием. Мир ждёт рассвета, город — избавления от пришедших с той стороны гостей. Твари, верно, ожидают новую жертву, которую можно будет сожрать заживо. Чего ожидает «темнота» — ведомо лишь только самой «темноте». А Кери просто надеется на завершение. Всего, что происходит сейчас, незадолго до рассвета.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Сёстры, прошу Вас… это должно прекратиться, этого нет, пожалуйста…

Вдруг что-то меняется. «Темнота» щерится в издевательской усмешке, которую Кери всё так же ощущает, но не видит, прищёлкивает пальцами и исчезает. Рассеивается туманом. Оставляет после себя кислый запах Алой Печали, куски плоти, не так давно бывшие живым человеком, перекорёженную обережь. И ошмётки тварей, размётанных одним лишь желанием чужака. И — пришедший спустя пару вдохов прощальный дар. Сначала эхо доносит едва ощутимый смешок странного гостя. Следом же приходит невыносимая боль, наотмашь хлестнувшая по глазам. Кери кажется, что глазные яблоки лопнули под напором злой магии. Горячая влага хлынула из глаз. Кери орёт от боли, прижимая ладони к глазам. Ноги подкашиваются, заставляя тело рухнуть на колени. Ткань мгновенно пропитывается влагой, но Кери сейчас меньше всего волнует, куда она упала. Боль заглушает всё остальное. Лишь спустя довольно долгое время у неё получается совладать с собой. Боль пропадает, словно бы её никогда и не было. Кери откидывается на так кстати оказавшуюся позади стену и кончиками пальцев осторожно дотрагивается до закрытых глаз. Пытается почувствовать, на месте ли они. Не понятно. Наконец решается приоткрыть один глаз — чтобы тут же вновь зажмуриться. Да ещё и прикрыть для верности ладонью — успевшее подняться над лесом уже наполовину солнце безжалостно обжигает сетчатку. Второй раз Кери открывает глаза осторожно, шипя и щурясь от причиняющего боль света.

До своей комнаты она добирается нескоро. Остаётся лишь радоваться, что в столь ранний час на улицах города мало кого встретишь. В этой части Севре, во всяком случае. Тщательно заперев за собой дверь, Кери первым делом стягивает с себя перепачканную одежду. Кривится от отвращения при мысли о том, в чём именно она испачкана, но старательно увязывает тряпки в узел. Потом нужно будет выбросить. Надевать это она не станет! Потом долго отмывается в пахнущей травами воде, едва ли не до крови растирая кожу. И упорно отгоняет любые мысли о том, что видела там, на вершине Башни. А то и так уже по комнате ползут тени. Пляшут на стенах, потолке, создавая причудливые картины. Тени — слепое проявление колдовской силы, вышедшей из-под контроля — ищут бреши в клетке, коей является комната Кери. Страшно представить, что будет, выберись они наружу. Потому Кери дышит ровно и гонит прочь ненужные воспоминания. Ещё немного.

Кери торопливо вытирается, заплетает волосы в небрежную косу, оттаскивает к стене ковёр, едва не развалив стопки книг. Пару мгновений бездумно смотрит на спрятанную обычно под ним колдовскую фигуру. Устанавливает в узлах рисунка зажжённые свечи, небрежно мажет кровью несколько символов и ложится в центр. Тени перестают носиться по комнате, устремляясь к Кери. Проходят сквозь тело, забирая память сегодняшней ночи. Не стирают, нет — лишь заставляют потускнеть, словно это происходило когда-то давно, а может и вовсе было сном. Так всё это можно будет воспринимать спокойно, без эмоций, от которых всё равно пользы никакой. Ну, в самом деле — зачем ей биться в истерике, вспоминая, как беднягу разрывали на части?! Бессмысленное занятие. Абсолютно. Уж лучше попытаться извлечь пользу из случившегося. Пользу… ещё бы знать, какую… Тени втягиваются в рисунок, расплавляя недогоревшие свечи, выжигают кровь на символах и через кончики пальцев возвращаются в тело Кери. На этот раз — насовсем.

Кери поднимается с пола, возвращает на место ковёр. Закутывается в сдёрнутую с постели простыню и забирается на подоконник. Хочется спать, но страшно представить, что может присниться после такой ночки. Кери бездумно наблюдает за привычной руганью Глоры и Эрока, не чувствуя ничего.

…Она не обмолвится ни единым словом о том, что произошло сегодня ночью. Пусть даже её молчание приведёт к новым смертям. Никому. Никогда. Ни. Одного. Слова.

***

— Ох! Я-то уж и не надеялась, что этот день закончится! Хагари Лайгана совсем замучила приказами!

— Не радуйся, Фло, не радуйся. Завтра всё начнётся по новой.

Льята недовольно кривится, прислушиваясь к болтовне Фло и Талы, и некоторое время раздумывает, стоит ли прямо сейчас войти на кухню? Или, может, пожалеть слишком разговорчивых служанок? И что им не спится? Время-то позднее.

— А гостья нашей Льяты прям как с картинки! Вся такая беленькая, чистенькая… сразу видно — аристократка! И братец её такой же. Ах!

— Фло! — ехидно произносит Тала. — Не вздыхай так… он на такую, как ты, если и посмотрит, то только как на забаву на одну ночь. Он, как ты сама сказала, аристократ.

— И что? То, что он из благородных, означает, что между ног у него что-то другое? Да и мне больше и не надо. Мне бы хоть разочек. Я бы… — мечтательно тянет Фло. Льята ошарашено моргает. — Вот скажи мне, Тала, почему у нас таких нет? Скучные и унылые мужики…

Льята решает не дожидаться ответа Талы и распахивает дверь. Обе служанки тотчас замолкают. Льята молча проходит мимо них к шкафу, в котором Глора, прекрасно знающая привычки Льяты, оставила корзинку с булочками. Рыжая Фло беззаботно протирает тарелки, но глаз на Льяту поднять не решается. Тала же доброжелательно улыбается. Глоры в кухне нет. Вот поэтому, наверное, служанки и решили, что могут болтать, о чём им вздумается. Льята забирает из шкафа корзинку и покидает кухню, ни слова не сказав. Разговор возобновляется, едва только Льята закрывает за собой дверь, но так тихо, что невозможно разобрать ни слова. Льята и не пытается это сделать — и так понятно, что могут обсуждать сейчас эти две… служанки.

Добравшись до комнаты, Льята запирается и, вцепившись зубами в сладкую булку, устраивается на подоконнике. Всё-таки привычка сестры — штука заразная. За окном уже давно стемнело, а потому рассматривать там особо и нечего, но Льята не отводит взгляда. Слова Фло неожиданно испортили настроение. Как вообще эта необразованная девка смеет даже думать о таком! Надо будет сказать матушке — пусть она наймёт вместо этой распутной простолюдинки кого-нибудь более подходящего для такого дома, как их! Льята сердито сопит.

Наверное, она всё же задремала, потому что, открыв глаза, видит чуть порозовевший край неба. Льята выпрямляется, морщась от боли в затёкших мышцах. Возле калитки мелькает свет фонаря, заставляя насторожиться: в такое время в дом не приходят просто так. Льята высовывается из окна, желая получше рассмотреть гостя. Слишком темно. Льята разрывается между желанием спуститься вниз и страхом пропустить что-нибудь важное, пока будет добираться до входной двери. В этот момент с крыльца дома спускается папа. Льята кусает губы, наблюдая, как он удаляется в компании одного из стражников. Что-то случилось! Наверняка снова было нападение тварей! Ох, как же хочется увидеть всё своими глазами! Льята опрокидывает корзинку, рассыпав по полу булочки, и вылетает из комнаты. Едва не падает, когда спускается по лестнице. Выскальзывает наружу и со всех ног пускается вслед за папой. Тот быстрым шагом уходит вниз по улице. Льята видит, как он исчезает за поворотом, но особенно не тревожится, ведь улица одна. Там некуда свернуть. Так и есть. Добравшись до углового дома, Льята видит папу далеко впереди.

Ещё слишком рано для того, чтобы можно было опасаться встретить кого-нибудь. Льята шагает по пустынной улице, не рискуя приближаться к идущим впереди — их и так прекрасно видно. Льята пытается представить себе, что же случилось. Наверняка ещё один труп… А вдруг в этот раз повезёт? А? И удастся разглядеть, как же выглядят жертвы пришедших с той стороны? Льята предвкушающе жмурится. Хоть бы одним глазком увидеть… Улица выводит на главную площадь, выглядящую сейчас слишком пустой. Журчащий фонтан в центре лишь добавляет жути. Странно. Льята никогда не боялась такого. Она зябко передёргивает плечами и решительно шагает вперёд. Но тут же замирает, натолкнувшись на сердитый взгляд папы. Машинально тянется к капельке-оберегу, но нащупывает лишь пустоту. Как же так? Потеряла? Ой…