В утренний ритуал входило построение прогнозов на день. Макс конечно в субботу еврей, он никогда не ходит. В классе будет ровно половина, двенадцать человек. Павлик опять будет с похмелья. С физры, как обычно, отпустят.

Зеркало не было моим товарищем, и то, что я видела в нем, мне не особо нравилось. Лоб низковат, нос великоват, хорошо хоть глаза не расставлены к ушам. Ну, может губы красивые, да, папины, с красным ободком. Волосы обыкновенные, цвет ни то, ни се, серый какой-то, немодная длина – по плечи – я все равно их убираю в хвост. Затянутые вверх волосы, как я себя убедила, немного увеличивают лоб. Про лоб я бы никогда сама не догадалась, это парикмахерша как то сказала, когда я попросила отрезать челку:

– Тебе челку нельзя, лоб низкий.

Мне вообще кажется, люди этой сферы посланы на землю, чтобы говорить людям правду, может они сами от этого страдают, но не могут иначе, такова их миссия.

Плечи у меня угловатые, вроде от шеи идет плавная линия, а потом как трамплин взмывает, дальше сплошные кочки. Такие же, в общем, и коленки. Про все остальное трудно сказать, его, по сути, почти нет, так, анатомия.

Девчонки уже давно красят ногти, ресницы, носят, хоть и запрещено длинные серьги, пожалуй, и ноги бреют, а я отношусь ко всему такому как к мусорному ведру, трамбую, накапливаю и, когда наступает предел, вяло действую.

Но сегодня было все как-то иначе. Теперь в мое тело вселилось и пока еще не обустроилось ощущение прекрасности. Я даже замерла с щеткой во рту и наклонилась к зеркалу ближе, кажется, глаза и вправду стали красивее, в белках, белых как снег, плавала темно серая блестящая галька, с черным рисунком зрачка. Даже ресницы показались длиннее обычного.

В субботу все ходили на уроки в чем попало, не совсем конечно беспредел, все-таки привычка бояться не пропадает мгновенно. Можно было встретить идущие по коридору джинсы, или пару толстовок, сидящих на подоконнике. Я тоже сегодня надела серые джинсы цвета асфальта и рубашку с вышивкой на кармане.

– Жаннет, что сегодня задавали по географии?  – Макс надвигался в мою сторону, как воронка торнадо, а я впервые остолбенела с открытым ртом. Не заметить мой столбняк было трудно.

– Эээ, отомри. Жааннэээт…– он растянул каждую гласную, «худи», сидящее на подоконнике заржало.

– Тебя можно так называть?

– Тебе можно, – сказала даже не я, а моя вышивка на рубашке.

 Наступила его очередь опешить. Он даже смешно потер двумя пальцами между бровями, но видно натирание сосуда джина не вызвало.

– Тема «Животноводство», страница 148 – как всегда отозвалась Чурсина, она всегда отвечала на все вопросы, поступающие извне.

– Про козлов что ли? – заржал Макс, и снова потер переносицу.

Не грубо, но настойчиво он выдернул у меня из рук учебник, и погрузился в чтение, как будто достал его из своего портфеля. Хотя портфель Макс не носил с седьмого класса. Он вообще  ходил по школе с толстой тетрадкой, свернутой в рулон, иногда дружественно тыкал ею кого-нибудь в живот, а тех, кто по иерархии пониже щелкал по голове. Из универсальной тетради в  тетрадь по математике она превращалась, если ее перевернуть. Ручку ему всегда давала Кристи. Учился он так себе, но говорил хорошо, складно. Вообще-то у доски устно мы вообще ни на одном уроке не отвечали, либо короткие ответы с места, либо тесты на пол урока по новой теме. С некоторых пор я мечтала о возврате устного ответа перед всем классом, как в началке, и, чтобы почаще вызвали Макса.

Прочитав параграф, он, молча, сунул учебник мне в руки:

– Не интересно, ничего про козлов нет, –  и вставил в ухо наушник.

– Абсурд,– прошептала я себе под нос.

Осмысливать происшествие было бессмысленно. Ни на одном уроке нам не объясняли что такое сон. Но что бы это ни было, прикольно посмотреть, что будет дальше.

На географии прогноз оправдался наполовину. Класс был полон, человек двадцать, видно у всех выходила не аттестация по предмету и географа решили брать штурмом. Павлик был с похмелья, после пятницы в отсутствии Ларисванны – святое дело. В субботу его всегда тянуло на разговор, и мы были не против часть урока превратить в перемену.

– Друзья мои, – начал он протяжно, не вставая из-за стола, скрестив узловатые пальцы рук.

На вид ему было лет тридцать пять, может больше. Волосы густые и растущие немного вбок, я впервые такое видела, он их все время пятерней зачесывал назад, а они  все равно как стрелки компаса наклонялись вправо. И когда на уроке он просил кого-нибудь показать, где север, весь класс ржал. Лицо у Павлика загорелое как у ковбоя, руки жилистые с узловатыми пальцами. Длинные губы при улыбке растягивались на всю ширину лица, образуя по обе стороны выраженные складки. Глаза черные, пронзительные, с чертовщинкой. В целом, он, можно сказать, даже харизматичен. Профессия, конечно, накладывала печать неудачника на его высокий и правильный лоб, да и пьянство делало его образ неряшливым и разобранным.

– Понимаете, нельзя жизнь изучить по учебнику, нет такого. Вот вы, наверное, думаете, что времени для вас нет или что оно всегда на вашей стороне, или, что можно нажать клавиши CTRL+Z и неправильное действие отменить. Это тупик, скажу я вам, – начал Павлик, комментируя наше безобразное отношение к домашней подготовке.

– А если за нас уже кто-то решил что с нами будет, то может, зачем и рыпаться, сиди себе ровно, – рыкнул с места Влад, – Нам физичка говорила энергию надо экономить. Класс заржал. Вообще любой разговор в классе выглядел как сюжет из «Теории большого взрыва», когда в кадре в нужных местах вставляется запись смеха.

– Я не верю в судьбу, все, что происходит с нами набор случайностей,– втягиваясь в спор, уже более оживленно продолжал Павлик.

– Мы потеряли при эволюции способность считывать сигналы, поступающие извне, помогающие нам делать правильный выбор, что ли. Вот, к примеру, кожа крокодила чувствительна к колебаниям плотности воды, и они за сотню метров, в полной темноте, могут определить, что добыча вошла  в воду, а мы выключены из мира звуков и запахов, всунули себе во все дыры гаджеты, закупорили все каналы. Поэтому не можем сориентироваться правильно в сложной ситуации. Отсюда так много среди нас неудачников, – так предательски вырвался из груди Павлика вздох.

– Я вот знаю, что со мной будет лет на двадцать вперед. Сначала меня насильно напичкают казенными знаниями и запихнут в престижный вуз, лет в двадцать легко выпрошу квартиру и машину, заведу романы, женюсь к тридцати, не раньше. Ничего особого в жизни не достигну, никаких фильмов не сниму, книг не напишу. Буду заниматься спортом, чтобы не спиться. И в целом ничего интересного, – неожиданно выступил Макс, и прозвучало это как-то с отчаянием, пессимистично, не смотря на вполне разумную жизненную схему.

– Горько признать, Максим, но, пожалуй, так и будет. И дело не в том, что это плохо, просто в наше время так мало разнообразия судеб. Если раньше человек мог стать пиратом, награбить добра и быть оставленным разбойниками на необитаемом острове, и это было не сюжетом фильма, а реальной чьей-то судьбой, то сейчас наша жизнь похожа на золотую клетку. Вроде сквозь прорези все видно, но поучаствовать в этом сами мы не можем, ходим четыре метра по периметру или вообще сидим, связанные смартфоном по рукам и ногам, – на минуту Павлик закрыл руками глаза и растер ими лицо, как если бы снимал невидимую паутину.

– А я все сделаю, чтобы жить было весело, – Кристина повернулась к Максу и толкнула легонько его плечом.

– Я не собираюсь, как вы тут плакаться, если станет скучно, постригусь налысо или сбегу из дома, уеду на электричке до конечной. Макс, поедешь со мной, – здесь в кадре забыли включить смех, и в классе повисла пауза.

– Ладно, друзья, откройте страницу 150 прочитайте параграф. Напишите, какой транспорт ваш самый любимый и почему. В конце урока сдаем работы. Да, я вам тут забыл выставить оценки в электронный журнал, расслабьтесь, знаю, что привело вас в такой день в школу, – Павлик ухмыльнулся и зачесал волосы назад.