— Все равно, — Хэнди хоть и был убежден словами Кэтти, что нынешняя ситуация вовсе для нее не привычна, но надо же было что-то делать. — Надо позвонить. Смотри, огонь уже перескочил на соседние деревья, скоро весь парк сгорит, а потом и весь Хэппи-Долл!

Но Кэтти-Блэк так и не сдвинулась с места, продолжая сидеть на асфальте и реветь в голос, с ужасом глядя на происходящее. Тогда бобр, поняв, что адекватной реакции он больше не дождется, решил сам сбегать до ближайшего участка или же до чьего-либо дома, откуда он через этого кого-то мог сообщить о пожаре. Кошка осталась одна.

Она смотрела на огонь, начинавшийся из бака, который перевозил грузовик Рассела. Видимо, цистерна была наполнена чем-то горючим, поскольку от горящей жидкости исходил характерный запах. Да и сам огонь имел какой-то странный запах. Можно сказать, приятный… Во всяком случае, это был не тот противный запах гари, который обычно ощущается при горении чего-нибудь легковоспламеняющегося. Это было что-то другое… Что-то отдаленно знакомое кошке, что-то из ее глубокого детства. В голове неслись разные мысли и воспоминания, она совершенно не обращала внимания на дым, который потихоньку затуманивал ее рассудок и отравлял организм через кровь.

Кэтти-Блэк как завороженная смотрела на этот огненный танец язычков света, взмывающих ввысь, к небесам. Еще никогда в своей жизни ей не доводилось видеть пожар, да и огонь в целом, так близко от себя. Она могла видеть каждую изменяющуюся деталь пламени, она могла чувствовать исходивший от пожарища жар. Он обволакивал ее тело, сначала нежно, словно укутывая ее в одеяло, а потом чуть жестче, начиная покалывать кожу. Однако кошка уже ничего не замечала вокруг себя, огонь ввел ее в некое состояние транса и какого-то странного умиротворения.

Перед ее глазами вдруг всплыл образ Билли-Дога. Она вспомнила, как этот отважный пес-овчарка когда-то спас нескольких детей, вытащив их из горящего дома, но сам при этом сильно пострадал и едва не потерял свою правую руку. Вновь Кэтти увидела его травянистые глаза, которые смотрели на нее ласково, тепло, дружелюбно. Тогда еще он обнимал ее, несмотря на почти сгоревшую руку, и слегка обжигал ее таким же вот теплом, пытаясь уверить ее в своей целости и сохранности. И сейчас, глядя на огонь, она невольно тянулась к нему, не обращая внимания на боль, покрывшую все ее тело в виде волдырей. Она словно под гипнозом вошла в пламя.

Ей сразу же начало жечь ноги и пятки, которые оказались на горящем бензине. Она завертелась, задвигалась так, словно вальсировала. Было одновременно и больно, и тепло, и легко, и отчего-то радостно. Словно Кэтти не умирала, а становилась частью этого безумного огня, а сам огонь не убивал ее, а всего лишь вбирал внутри себя, согревал ее и обнимал. Она уже не обращала внимания ни на что, ей хотелось танцевать все больше и больше, быстрее и быстрее. Голова закружилась от бесконечных поворотов, но кошка все вертелась и вертелась, про себя отсчитывая три четверти. Этот вальс для нее был, возможно, самым лучшим, несмотря на весьма необычную обстановку. Потому что он был пламенный как в буквальном, так и в переносном смысле. И конечно, Кэтти-Блэк уже не могла отличить светлое чувство танца от корчившей ее тело агонии.

Шерстка кошки в некоторых местах загорелась и исчезла, оголяя кожу, кое-где появились большие скопления волдырей, а в некоторых местах можно было уже разглядеть подгоревшие мышцы и даже кости. На расплавленном асфальте виднелись следы, сначала черно-белые, а потом — красные. Было ясно, что вскоре от пяток ничего не останется, кроме костей, да и то весьма сомнительно. Глаза Кэтти покраснели и угрожающе раздулись, слезы, омывавшие роговицы, полностью высохли, брови и ресницы сгорели. Розовый носик сначала побагровел, а потом почернел. Угарный газ уже полностью завладел кровью и мозгом жертвы огня, и кошка стала постепенно замедляться, словно засыпала. А потом она встала на колени, не в силах более ни танцевать, ни прыгать от боли. Колени тут же прижарились к асфальту, и если бы она захотела встать, это далось бы ей с большой болью и с неимоверным трудом.

«Билли, — думала кошка, смотря впереди себя куда-то вдаль. — Где же ты теперь? Как бы я хотела быть с тобой сейчас… Ведь такой танец дается нам раз в жизни… Возможно, именно сейчас предоставляется такой шанс». Рассудок кошки затуманился, она уже не видела огня, а видела занавес театра огненной расцветки. Будто она стоит на сцене, ей кидают цветы и аплодируют, вызывая на бис. Кэтти-Блэк искала глазами среди прочих безликих зрителей хотя бы чей-нибудь знакомый образ. Но никого из друзей не было. Зрители уже лезли на сцену, они окружили ее, начали давить на нее, требуя нового вальса… Она не выдержала такого напора. В глазах помутнело, и она тяжело упала на асфальт.

Что-то холодное окатило ее полусгоревшее тело, отчего Кэтти-Блэк задергалась от нахлынувшей на нее агонии. Она попыталась закричать, но голосовые связки ее полностью ослабли и сгорели, изо рта кошки донесся лишь слабый свист. Кто-то подбежал к ней, что-то залепетал, но она уже не могла расслышать ни единого слова. Чьи-то культяпки попытались обхватить ее тело и поднять, но не смогли, лишь развернули ее на спину. Кошка приоткрыла глаза и увидела перед собой чей-то неясный силуэт на фоне солнца. Он был так похож на Билли-Дога, что она невольно приняла Хэнди за этого пса.

— Билли, — прошептала она, с трудом поднимая руку. — Ты все-таки пришел… Я скучала.

— Какой такой Билли? — удивился безрукий бобр. — Кэтти, это я, Умейка!

— Билли-Дог, но как ты узнал? — продолжала новенькая, не обращая внимания на слова бобра. — Как ты… Хотя это же ты мне посоветовал сюда приехать… Знаешь, тут как-то… Странно. Мне кажется, что здесь каждый день все умирают, а потом воскресают. Хэх, это комично. Наверное, я тоже воскресну. Когда-нибудь. Ты обещаешь ждать меня, Билли? — с этими словами она вопросительно посмотрела на бобра.

— Что ты несешь? — рассердился Хэнди. — Не говори ерунды, я не Билли! Я Хэнди! И ты не умрешь! Тебе помогут!

— Поздно, дружок, — прошептала Кэтти-Блэк, и через минуту ее глаза закрылись.

Умейка смотрел на тело и не мог прийти в себя. Потом он резко встал и стал пинать тело изо всех сил за неимением рук. Но тщетно — кошка не реагировала на столь грубое обращение. Тогда Хэнди буквально наорал на медиков, которые увязались за пожарными и полицейскими, чтобы они немедленно оказали пострадавшей первую помощь. На что те, в свою очередь, только руками развели и сказали, что не могут уже ничего сделать.

— Но почему?! — истошно кричал бобр. — Вы же медики! Она ведь совсем недавно потеряла сознание! Выведите ее из беспамятства, дайте ей какие-нибудь лекарства! Хоть что-нибудь!

— Прости, друг, — сказал Сниффлс, который, кстати говоря, прибыл вместе с докторами. — Но боюсь, она уже не с нами. Пульса нет.

— Нет! — воскликнул Хэнди. — Не может быть!

— Но это так. Сгорела почти половина тела, она лишилась жизненно важных органов, в конце концов, она задохнулась дымом. Неужели ты не слышал ее последних слов? Она явно бредила. Прости, но медики тут бессильны. Придется везти ее в морг.

Бобер все равно не хотел верить в происходящее. Слишком сильно было впечатление. Он, казалось бы, навсегда запомнил тот последний взгляд тех серых, словно Луна, глаз. Он посмотрел на свои культяпки, потом на себя. И понял, что в принципе, это он во всем виноват. Он ведь мог спасти кошку, если бы он остался у пожара! Он мог спасти и Лампи тоже, и тогда бы ничего из сегодняшнего не случилось бы! Голова его закружилась, и вдруг он вспомнил, как он и его друзья много раз погибали самым разными способами: утопали, сгорали, распиливались пополам, ломали себе все кости, лишались каких-то органов. «Так вот что имела в виду Кэтти-Блэк, когда она умирала! — с ужасом подумал он. — Теперь все понятно…». Он пошатнулся, упал и тут же оказался на больничной койке. Его повезли в госпиталь.

Никто не обратил внимания на то, что кулон, висевший на шее мертвой кошки и лишь чудом не расплавившийся от пожара, слабо засветился, и цифра 8 сменилась цифрой 7. А за всем этим действием кто-то наблюдал…