Он кладёт ладонь ей на запястье.

— А если нет?.. Если это вызовет скандал?

— Я готов рискнуть, — произносит он решительно. Сдвигает брови. Астори разводит руками.

— Хорошо, я… я согласна помочь. Ты в чём-то прав, нам нужен компромисс - почему бы и не такой. — Она бросает взгляд на часы и поднимается. — Давай сделаем перерыв. Хочешь чаю?

***

Ручка замирает у Астори в руках; она вскидывает голову. Отец смотрит проницательно и ласково.

— А… снова это. — Она сглатывает, облизывая губы. Возвращается к кроссворду. — Они и раньше писали, я уже просто не обращаю внимания. Однажды им надоест.

— И что же, в этом нет ни на каплю правды? — Гермион разворачивает газету. Астори неопределённо поводит плечами.

— Что ты имеешь в виду?

Отец склоняет голову набок.

— Ты и господин Бартон не… не вместе?

Сквозь сомкнутые губы прорывается лихорадочная усмешка. Астори фыркает.

— Какая чушь! Честное слово, у нас с ним ничего нет.

Недоверчивая пауза окутывает тесную белую камеру сквозящим холодком. Гермион неслышно усмехается.

— Ничего нет, — с нажимом повторяет Астори. Отец наклоняется и гладит её по руке.

— Милая, не нужно врать своему старому папе. Когда ты врёшь, у тебя нос морщится. Совсем как у меня. И ещё ты покраснела, так что… в этом нет ничего зазорного. Я рад, что ты встретила достойного человека.

— Да с чего ты взял, что я кого-то встретила? — Астори отбрасывает ручку, тиская ткань перчаток и кусая губы. — Или что он… достойный?

Гермион флегматично закидывает ногу на ногу.

— Ты моя дочь. Ты другого бы и не выбрала.

С минуту длится напряжённое полунасмешливое молчание, и Астори не выдерживает: со стоном упирается локтями в стол, ерошит волосы.

— Ну да, да, у нас с ним… словом, ну… было, в смысле, оно есть…

— Дорогая, не оправдывайся. Если ты кого-то любишь…

— Мы не любим друг друга! — отрезает она. — Это… это совсем другое!

Гермион заинтересованно выгибает бровь.

— Неужели? И что это тогда?

***

Астори ставит перед пишущим Тадеушем чашку чая и садится в кресло напротив.

— Спасибо, — благодарит он, не отрываясь от работы и поправляя сползающие с носа очки.

— Пожалуйста. — Астори разворачивает шоколадную конфету. Сминает фантик в руке. Шуршит карандаш в пальцах Тадеуша, который придерживает бумагу и, то и дело бегло взглядывая на неё, что-то чётко и быстро переносит в свой блокнот. Астори стирает с нижней губы шоколад и косится на Тадеуша.

— Знаешь, — медленно начинает она, — встречу в пятницу придётся перенести.

Его плечи почти незаметно вздрагивают. Карандаш шуршит.

— У меня ужин с Вэрианом.

Карандаш останавливается. Взгляд на секунду тускнеет. Тишина.

— Что ж… — Он кашляет. — Что ж, мы можем перенести на понедельник. Или провести её пораньше.

Пауза.

— И… осмелюсь заметить, что нам в третий раз приходится переносить аудиенцию из-за господина Вэриана, — добавляет Тадеуш уже твёрже. И — молчание. Ни звука больше. Недовольно пишет и подчёркивает.

Астори прикусывает изнутри щеку и втягивает воздух. Заправляет прядь волос за уши.

— И что, всё? — тонко спрашивает она. Голос ломается. — И ты не… не ревнуешь?

Карандаш опять останавливается.

— Я ведь почти флиртовала с ним у тебя на глазах.

Тадеуш облизывает губы, беспокойно елозя. Не смотрит на неё.

— Нет, не ревную. Это было бы смешно и глупо.

Астори вскидывает брови, судорожно усмехаясь краем рта. Встаёт.

— Отлично. Просто отлично.

— Ты куда?

— В душ, — бросает она не оборачивась. Тадеуш раздражённо вдавливает грифель в разлинованные страницы, продолжая писать. Стоит Астори скрыться в ванной, как он сбрасывает очки, отшвыривает карандаш и в бессильной злости хлопает ладонями по столу.

— Проклятье!

Он массирует переносицу и глухо рычит. Она дразнит его. Она намеренно его дразнит. Вэриан, Вэриан, Вэриан — она тычет ему в лицо этим вездесущим Вэрианом, и зачем? Чего она добивается?

Тадеуш понимает, что больше не может и не хочет так. Он натерпелся.

Астори выходит через полчаса, вытирая влажные тяжёлые волосы мохнатым полотенцем; ступает босыми ногами по ковру, заглядывает в кабинет — кажется, пусто, только виднеется начатая бутылка вина и два стакана. Странно. Не мог же он уйти? Не могла же она так сильно его задеть? Или?..

Астори останавливается в недоумении. Где он?

Раздаётся слабый шум; она оборачивается и видит Тадеуша за спиной, в полуразвязаном галстуке и расстёгнутом пиджаке. Он стоит и смотрит на неё. Молчит. Астори опускает полотенце.

Что-то в его взгляде настораживает её.

— Ты…

Внезапно Тадеуш в два шага оказывается рядом и толкает её к стене; Астори лопатками ощущает холодный камень. По телу бегут мурашки. Полотенце складками спадает на пол; одно движение рукой — и рядом с ним белой кляксой расползается халат. Тадеуш сбрасывает с себя пиджак. В его глазах горит и светится пугающий огонь, который Астори не видела раньше.

Он целует её — напористо, горячо и томительно, и Астори теряет над собой контроль. Слишком много обнажённой кожи, слишком много жаркого дыхания над ухом, слишком отчаянно звучат вздохи, когда она расцарапывает ему спину, слишком повелительно и цепко он держит её запястья, не позволяя шевелиться, слишком терпко от кусающихся поцелуев, слишком остро впиваются её зубы в его шею… всего слишком.

Всего.

***

— И вы не верите в любовь, господин Вэриан?

Он отпивает торик и ухмыляется.

— А вы? О, не разочаровывайте меня, Ваше Величество! Вы умная зрелая женщина.

Астори цокает языком.

— Это вы разочаруете меня, если сейчас начнёте говорить о том, что любовь для юнцов. Это безнадёжные банальности. Вы выше этого.

— Я знаю. — Смуглое лицо жёстко улыбается. — Я верю в то, что могу пощупать, понюхать и поцеловать. Любовь чересчур эфемерна. Подайте мне её на блюде — и я в неё поверю.

***

Астори застёгивает пуговицы на рукаве рубашки, стоя у зеркала. Тадеуш, опустив голову, сидит сзади на её кровати. В полутёмной спальне тихо.

— И как ты назовёшь это? — с хриплой насмешкой спрашивает он. Астори оборачивается.

— Ты о чём?

— Ты ведь любишь давать удобные названия. — Он шмыгает носом. — Деловые отношения… официальные встречи… а это что? Жаркие дебаты?

Она складывает брови домиком. Конечно, до сих пор непривычно осознавать, что Тадеуш взял её прямо в кабинете, до того, как она разрешила, и там, где их могли бы увидеть, но…

— Слушай, мне кажется, ты…

— Я устал, Астори, — обрывает он и поднимает измождённый потухший взгляд. — Устал. Ты не хочешь моей любви — хорошо, ладно, я понял. Но чего ты хочешь? Как, как называется то, что происходит между нами?

Он глотает воздух пересохшим горлом.

— Всегда было интересно, как ты перед собой оправдываешься… и какое название для этого выдумала. Сотрудничество? Дружба? Серьёзно?

Астори не отвечает.

— Я хочу знать. — Его голос крепчает. — Что между нами, Астори? Что?

***

— Связь, — говорит Астори, потупив взгляд. Под кожей разливается лёгкий румянец.

— Любопытно, — тянет Гермион. — В наше время это называли романом, но я безнадёжно отстал от жизни: за решёткой непросто уследить за молодёжными веяниями. Но ваша… хм… связь — это нечто особенное или?..

— Мы… нам хорошо вместе. — Астори разглаживает газетный лист. — Я знаю, что я могу положиться на него, а он — на меня. Мы помогаем друг другу. Делимся заботами. Он… он не раз спасал меня. Рисковал всем. И… он нужен мне как никто другой, отец. Я бы пропала без него.

Её взгляд затуманивается. Пальцы вдавливаются в край стола.

— Когда он рядом, мне так спокойно.

Гермион наблюдает за ней с тревогой и нежностью и внезапно касается её ладони.

— Родная, — тепло говорит он, — я, конечно, провёл в тюрьме тридцать лет и уже не знаю, как там у вас это называется… но мы с твоей мамой звали это чувство любовью.