По тонким губам Уолриша скользит злая усмешка.
— Почувствовала силу, да? Это ненадолго. Уж поверь мне. Я сотру тебя в порошок, ты даже оглянуться не успеешь… куда ты лезешь, дура? Никто в Совете тебя не поддержит… уж я позабочусь…
— Мне не нужна поддержка Совета, чтобы провести коронацию.
— А после? Что, справишься в одиночку?
Она поджимает губы, перебирая пальцами складки портьер. Только не отводить взгляд.
— Да.
Про себя она думает, что будет не одна: у неё есть Тадеуш. Голос Уолриша тем временем сочится ехидством:
— Неужели?
Астори хочется дать ему пощёчину и выставить его за дверь, но она сдерживается: расправляет плечи, глубоко вдыхает.
— Это не ваше дело.
— Значит, твоё? Думаешь, тебе всё дозволено, раз сумела родить принцу двух сосунков?
— Ваша светлость! — Она сдвигает брови; голос звякает гневом. — Подбирайте выражения, когда говорите о наследных принце и принцессе Эглерта.
Уолриш мерзко ухмыляется, отчего на душе неприятно сосёт. Словно наступила на гусеницу.
— А они точно — принц и принцесса? Может, ты нагуляла их да и подсунула наивному Джоэлю? Этот простофиля проглотил бы самую неумелую ложь… признайся, девочка, так ведь и было?
Астори опаляет волна ярости; она скрипит зубами, хватает Уолриша за рукав и выталкивает в дверь:
— Идите вон! Вон! Чтобы я вас больше не видела!
Он оборачивается на пороге; она не даёт ему заговорить, отвешивает пощёчину. Её трясёт от гнева, каскад тёмно-каштановых волос рассыпается по плечам, глаза горят.
— Клянусь чем угодно, Ваша светлость, наступит день, когда вы горько пожалеете о ваших словах! Я стану королевой — стану, хотите вы того или нет, и мне не нужна ничья помощь для того, чтобы получить мой трон! Убирайтесь!
Она нарочито громко хлопает дверью, оставляя его стоять в гостиной. Вздыхает. Её всю колотит. Делает шаг назад, ещё шаг — и падает в кресло, закрывает лицо руками.
Уолриш в чём-то прав. Помощь Совета нужна.
Остаётся надеяться, что премьер-министр не лгал, обещая ей поддержку хотя бы половины советников.
Начинается гонка, игра на опережение, лихорадочная вербовка союзников, налаживание контактов, проверка старых связей. Лорд Уолриш — грамотный и опасный противник. Тадеушу нет смысла об этом напоминать — Астори и сама знает. Она выигрывает первую партию — с господином Бартоном на пару — и проводит присягу. Всё официально: советники, лорды, крупные политики, пресса. Астори терзает рукав аккуратного бирюзового пиджака: руки под перчатками чешутся, туфли ей жмут, а юбка слишком узкая. Но что поделать… она выбрала для себя единый стиль, как советовал ей Тадеуш — строгий, деловой и легко узнаваемый. Она пришла, чтобы работать, и об этом должно говорить всё: от слов и поступков до одежды.
Всё проходит хорошо: разве что звучит старый гимн, прославляющий короля, разве что Тадеуш путает ногу, опускаясь на колени, да слегка сбивается во время клятвы: после слов «служить верой и правдой» добавляет зачем-то «до последнего вздоха». Досадная оплошность. Астори старается не сердиться — он сам смущён, быстро краснеет и почти неслышно ойкает, глядя ей в глаза снизу вверх. Он стоит на коленях, испрашивая её благословения.
Астори стаскивает перчатку, протягивает руку для поцелуя — и едва заметно вздрагивает, когда его губы скользят по обручальному кольцу.
Она до сих пор его не сняла.
Тадеуш встаёт, они жмут друг другу руки и оборачиваются к залу, улыбаясь. Пресса забрасывает их вопросами.
Астори чувствует на себе ненавидящий взгляд Уолриша, но не смотрит на него. Она знает: победа в сражении не означает победу в войне. Остаётся ещё коронация.
После присяги она и Тадеуш обсуждают детали в её кабинете. Действовать надо быстро. Спасение — только в скорости.
========== 1.4 ==========
— Кто из Святейших будет на коронации?
Тадеуш мнётся и отвечает не сразу. Астори поднимает взгляд от документов, откладывает ручку.
— Мы… мы ещё не получили от них официального заявления: ни согласия, ни… ни отказа. Ещё есть надежда, конечно, но…
— Надежда? — переспрашивает Астори. Ей хочется думать, что она ослышалась. — Надежда? Если Святейшие не прибудут, то курам на смех всю коронацию! Это будет скандал… Непомазанный монарх… неосвящённая корона… представляю, как будет ликовать Уолриш. Нет, этого нельзя допустить.
— Разумеется. — Уголки рта премьер-министра опускаются вниз. — Один из Святейших всегда короновал монарха Эглерта… и любой другой страны…
— А меня они, значит, не хотят?
Против воли прорывается горькая усмешка, скрывающая разочарование: неужели она даже для них, прямых ставленников Творца, всего-навсего безродная выскочка? Не хотят портить отношения с правящими домами планеты? Боятся, как бы их не оклеветали в газетах?
— Это низко, — произносит она вслух и берётся за ручку.
— Ваше Величество… — моляще протягивает Тадеуш.
— Если хотя бы один из Святейших не будет на коронации, я не стану никаким величеством. Меня просто не признают королевой. Господин Бартон, так нельзя. Они обязаны приехать, вам ясно?
Минута: скрещиваются взгляды, и что-то сверкает в тёмно-карих глазах Астори, когда она склоняет голову и смотрит — что-то такое, что заставляет Тадеуша кивнуть.
— Значит, они приедут. Я не знаю, как мы это сделаем, но мы это сделаем. Отправьте послов. Упрашивайте. Договаривайтесь. Я напишу письмо, если понадобится. Мы должны их уломать.
И они уламывают. Приезжает Святейшая; едва глядит на Астори при встрече и милостиво позволяет поцеловать подол её одеяния. Уолриш бесится, Астори сдерживает ликование. Победа близка.
Почти всё готово, осталось только выбрать место. Астори хочет короноваться непременно в Таффийской намине, храме, в котором принимали царствование поколения эглертианских королей. Она не собирается ни на шаг отступать от традиций. Пусть видят: она законный монарх, такой же, как все, она чтит традиции. Другой вопрос — имеет ли она право их чтить?
Тадеуш оказывает ей постоянную поддержку, и Астори сама не понимает, насколько она ему благодарна. Нет времени и сил подумать. Она просто принимает его помощь, нянчит детей, подписывает документы и считает дни до коронации. Только бы не сорвалось. Только бы…
Наступает долгожданная дата. Над Эглертом хмурый полдень; в намине тихо, горят свечи и где-то капает вода. Присутствующих немного, все — первые люди королевства. Астори различает в полумраке Тадеуша — он сцепил руки, выпрямился, явно напряжён и не сводит с неё глаз. На возвышении — трон. Рядом стоит Святейшая.
Впервые за тысячелетнюю историю Эглерта на коронации монарха раздаётся «Преклони колени, дочь моя». Шуршит пышное платье (по традиции, старомодный покрой), звенят драгоценности, и Астори опускается на колени у ступенек трона. Гулко звучат слова древней клятвы, которую произносит она — и не она.
— Во имя Единого Мастера, благословляю тебя на царствование.
Корона тяжело опускается на виски, давит на голову, сминает волосы. Астори поднимается. Оборачивается, смотрит сквозь, вдаль, никого не видя. Спина ровная. Дрожат только ресницы.
— Да здравствует королева!
Раздаётся гимн, его подхватывают стоящие люди; Астори ясно различает звонкий голос Тадеуша.
Вспоминает их разговор — краем сознания.
«Вы советуете мне короноваться?» — «Я вам ничего не советую» — «Но если… если я всё же решусь… Что вы скажете?». Молчание. Улыбка. «Да здравствует королева».
Да здравствует королева. Именно.
Она садится на трон — трон короля, а не королевы. Всё ещё никого не видит, чувствует лишь корону на голове — и опьяняющую пустоту победы внутри.
Потом следует речь. Астори готовит её три дня подряд вместе с Тадеушем — они видятся почти ежедневно и часто созваниваются. Он сам предложил ей помощь. Астори знает, как важно первое обращение к народу и означение своей позиции. Её не слишком жалуют. Не теперь. Быть может, когда-то она и нравилась — как миловидная жена принца Джоэля и мать его детей — но как королева, самовольно занявшая престол… нет. К тому же Уолриш хорошо постарался, подёргал за нужные ниточки в прессе.
