— Эйсли!.. — Тадеуш легонько встряхивает её. — Детка, одумайся. О каком аборте ты говоришь? Не надо.

Он берёт её ладони в свои.

— Слушай, тебе не нужен Голтер, чтобы воспитать ребёнка. Я помогу. Останетесь у меня здесь, хорошо? Я буду помогать и…

— Нет! — внезапно истошно вопит Энки и обхватывает голову руками. Её колотит. — Нет! Я сказала, не хочу, не хочу, ясно?! Мне не нужен этот ребёнок!

Она рыдает, глухо повторяя: «Не нужен! Не нужен! Не хочу!». Тадеуш смотрит на неё с болью и отчаянным щемящим смирением. Его бедная, бедная девочка…

— Хорошо, детка. — Он вновь притягивает её к себе, позволяя ей использовать свою домашнюю рубашку в качестве носового платка. — Я найду тебе клинику. Хорошо. Завтра же. А теперь… ложись в постель и постарайся отдохнуть, идёт?

Он поднимает сжавшуюся обессиленную Эйсли на руки и выносит из ванной.

========== 6.4 ==========

Астори читает «Лето из маргариток», сидя в кресле и задумчиво подперев щеку рукой. Семь вечера. Она недавно поужинала, позвонила Луане и Джоэлю в пансионат, проговорила с ними около часа и успела проглядеть документы, запланированные на сегодня для обсуждения с Тадеушем. Прежде всего это, конечно, контракт с «Эникберт Ассамтил Дейл» и проект северной конституции.

С Дексионом Эникбертом Астори знакома со времён интерната — так вот судьба сводит и разводит людей. Они учились на разных направлениях и пересекались редко, хотя знали о существовании друг друга. Мелли и Энки тоже его помнят. Затем Дексион окончил школу экстерном и уехал к дедушке и бабушке на родину, в Гайслардию, и больше Астори о нём не слышала. Дексион высок, худощав, с пшеничными, аккуратно подстриженными волосами, пронзительно-синими глазами в оправе круглых очков и правильными чертами лица. Он немногословен и пунктуален. Замкнут. Порой даже холоден. С Дексионом и его женой Александрин Астори и Тадеуш встречались уже не раз. Эникберты удивительно гармоничная пара: тёплая и приветливая Александрин уравновешивает отстранённую вежливость мужа.

Контракт с их компанией полностью утверждён, осталось лишь уточнить кое-какие незначительные детали.

Тадеушу, как и Астори, нравится Дексион. С ним приятно сотрудничать. Он говорит скупо, но по делу, и каждое его слово не в бровь, а в глаз. В позапрошлый вторник Тадеуш все уши ей прожужжал о том, какой Эникберт ценный партнёр, какие перспективы открывает для Эглерта сотрудничество с его компанией и как важно пригласить его в Эглерт снова в будущем году.

А вот Вэриан ему не нравится совсем, и это видно. Стоит Астори обмолвиться, что виделась с ним, как лицо Тадеуша темнеет, он поджимает губы и утыкается в свою неизменную папку.

Астори сама едва ли осознаёт, зачем встречается с Вэрианом, ужинает с ним — иногда приводя с собой Тадеуша, — зачем позволяет втянуть себя в пространные споры о политике, экономике, нравственности и людской тотальной глупости. Она выполнила свою часть сделки, проведя с ним вечер в ресторанной кабинке «Глобуса», Вэриан выполнил свою и не рассказал прессе о происшествии в пелленорском баре. Они ничего не должны друг другу. Они квиты и свободны.

***

— То есть вы не занимаетесь благотворительностью… из принципа? — спрашивает Астори, глотая торик и щурясь. Вэриан смеётся тонкими губами.

— Именно. Я не в силах облагодетельствовать всех, даже если бы захотел… но я предусмотрительно не хочу… да, всех не могу, а мои слабосильные старания — лишь капля в море. Мой принцип, Ваше Величество, — всё или ничего. Значит, ничего.

— Если бы прочие руководствовались таким принципом, планета утонула бы в бедных и больных. Добро — это не джекпот в лотерее, который если уж получают, то весь и полностью. Добро надо делать небольшими порциями.

— А вам когда-нибудь везло в лотереях?

— Нет, — качает головой Астори. Гагатовые глаза сужаются.

— А я не пробовал… выходит, вы проиграли, а я нет.

— Вы переводите тему.

— Кто сказал вам подобную глупость?

***

Она его не понимает. Вэриан играет смыслами и понятиями, выворачивает наизнанку затёршиеся привычные идеи, и его никогда нельзя поймать на противоречии самому себе, потому что у него наготове пара-тройка туманных объяснений, которые запутывают ещё больше. Он откровенно подбешивает Астори — и в то же время её к нему влечёт. С Вэрианом она как на передовой. Постоянная игра в прятки. Словесная дуэль.

Ей не хватает этого пьянящего ощущения войны, отчаянного вызова, схватки.

И потом… и потом, ей хочется увидеть, как это воспримет Тадеуш, который пока только хмурится и молчит. Ему можно водить подозрительные знакомства, а ей нельзя? Если бы он только попробовал намекнуть на возможную роматическую связь между ней и Вэрианом, тогда — о, тогда бы она напомнила ему его «знакомую», ради которой он взял двухнедельный отпуск и потом ещё месяц уходил домой пораньше.

Но Тадеуш не намекает. Камнем преткновения становится не Вэриан, а конституция для северных провинций… и поездки Астори в Аштон.

Опять.

***

Скрипит дверь. Астори выжидает три секунды, сжимая руку в перчатке в кулак, спиной чувствует ускользнувший робкий сквознячок и сдержанно улыбается Гермиону, поднимающемуся из-за стола.

— Добрый день, отец.

— Здравствуй, солнышко.

Он шагает к ней и ласково берёт за локоть; Астори подставляет лоб для поцелуя. Затем дружески треплет Гермиона по плечу.

— Как ты сегодня? Когда мы говорили по телефону вчера, мне казалось, ты тяжело дышишь.

— Ничего. Простудился на прогулке на прошлой неделе, но уже выздоровел. Не беспокойся, родная.

Она устраивается на неудобном стуле. Проводит языком по неброско накрашенным губам. Отец всё тот же — высокий, сутуловатый, с широкими плечами и теплящимся взглядом стальных глаз. Только морщин прибавилось.

— Решаешь кроссворды? — Астори мельком глядит на свёрнутую газету. Гермион рассеянно трогает её.

— Ах, это… да. Немного баловался. Тут три слова по вертикали отгадать не смог и по горизонтали одно. Поможешь, золотце?

— Давай.

Она щёлкает ручкой и склоняется над газетным листом. Кудрявые тёмно-каштановые пряди струятся по спине. Гермион, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, наблюдает за ней с отеческой нежной влюблённостью.

— Знаешь, я наткнулся на статейку о тебе… в «Южном вестнике».

— И что пишут? — Астори склонят голову набок, вписывая буквы в клеточки кроссворда. — Что-нибудь интересное? Я ещё не читала сегодня.

— Да… о тебе и господине, гм, Бартоне. Королевском премьере.

***

Приходит Тадеуш. Астори откладывает «Лето из маргариток» и поднимается ему навстречу, на ходу подавая руку для поцелуя. Тадеуш зажимает папку под мышкой и опускается на одно колено. Его почтительный мягкий взгляд — снизу вверх — ладонь в ладони, прикосновение губ к костяшкам пальцев… знакомо и обыденно. И каждый раз — волнующе до дрожи.

Рукопожатие. Они рассаживаются в кресла. Лёгкий поверхностный разговор, предваряющий более обстоятельную беседу, — о строительстве мостов, об Эникбертах, прениях в Совете, дипломатической делегации из Таспасии, матугальском атташе… Неозвученным знаком вопроса повисла злополучная конституция для северных провинций. Любимое детище Тадеуша. Он пять лет вынашивал её проект, умасливал советников, подготовлял почву, сшивал трещащий по ниткам хрупкий мир между Югом и Севером.

Он убеждает Астори, что право на автономию для северных привинций спасёт Эглерт. Своя конституция, свой губернатор — из северян! — северяне-советники… Иначе никак, горячится Тадеуш. Иначе — только война. Отсроченная — но война, которая разразится рано или поздно.

Астори тянется за сердечными каплями.

— Говори прямо: ты хочешь, чтобы я поддержала тебя при открытом голосовании?

Тадеуш стискивает карандаш.

— Да. Да, хочу.

Она вздыхает, ёрзает в кресле и трёт висок.

— Послушай, конечно, я понимаю твою идею… хм. Уолриш и «жёлтые» будут против.

— Если всё разыграть грамотно, мы победим. Я уверен.