Марла бесстрастно кивает.
Поднимается наверх.
Я слышу, как она спускает воду
в туалете,
заходит в спальню, закрывает дверь.
А я остаюсь в полутемной комнате
с «Лунным тигром»,
но сон обнимает меня за плечи,
и дочитать до конца
не удается.
Что-то гудит и потрескивает
в электрическом щитке, под лестницей.
Но Марла не возвращается.
Наверное, спит.
Я одна у нее в гостиной.
Листаю ее книги,
притворяюсь Ириской. Да кто она, эта
Ириска?
Марла завтра увидит, что я никуда
не ушла.
Но это завтра, а пока что мне
есть где спать,
надежно
заперты двери.
И некуда идти.
Что ж, я остаюсь.
Слишком
Я не знала, что папа торопится,
пока не заметила – он стоит
в моей комнате,
наблюдает, как я кручусь перед зеркалом.
– Давно уже жду.
Келли-Энн в новом платье
заглянула к нам.
– На улице холодно?
Может, надеть пальто?
Папа ей не ответил.
– Я уже все, готова, – говорю.
Провожу еще раз расческой
по волосам
и делаю «конский хвост» на макушке.
Келли-Энн подошла к отцу и снова спросила:
– Так вы берете пальто?
Папа выбежал из комнаты. Молча.
Келли-Энн поджала губы – мог бы и ответить.
Он быстро вернулся —
с ножницами.
Я не успела понять, что он хочет сделать.
Ухватил
мои волосы
и начал срезать,
ножницами,
одной рукой резал,
а другой
держал меня за волосы.
Келли-Энн ахнула.
– Маркус!
– Это уж слишком, – пробормотал он.
Я кивнула.
Только не поняла, что ему было – слишком:
слишком долго заставила ждать?
или слишком длинные волосы?
Да, теперь они стали короче.
Уборщица
Выхожу из ванной,
И Марла снова пугается:
– Кто ты?
Закрывает лицо руками,
может, думает, я исчезну?
Иду в коридор, чтобы меня было
видно,
руки ладонями вверх,
собираюсь сказать ей,
что я – Ириска.
Марла пятится.
– Кто ты?
Смотрю на нее.
Кто я?
Кто же? Ну кто?
Думай, Эллисон, думай.
– Я у вас прибиралась.
Сажусь на ступеньку,
надеваю кроссовки.
На полу под столиком – паутина.
Марла хватает зонт,
тычет им в мою сторону.
– Мне не нужна уборщица.
Больше не приходи!
Сама сумею навести порядок.
– Хорошо.
Она поднимает зонтик над головой,
задевает за вешалку,
и неожиданно
он раскрывается.
Я подхожу к ней.
– Заплатите, и я ухожу.
Протягиваю ладонь.
Марла фыркает от злости. Наверное, думает: «Вот нахалка!»
– Я что, калека?
Нет, черт побери!
Вполне могу сама подмести.
А кое-кому и метлой по спине
достанется,
если вздумает морочить мне
голову.
Не сомневайся.
Разве ты занималась уборкой?
– Вы должны мне двенадцать
фунтов.
Не знаю, зачем я все это затеяла…
Нет чтобы просто уйти,
а потом вернуться.
Она закусила губу.
– Ваша сумочка в гостиной, —
говорю ей холодно
и насмешливо.
«Уходи, – говорю я себе. —
Зачем тебе с ней препираться?»
– Деньги? И не надейся.
Марла серьезна.
Прохожу мимо нее
в гостиную,
беру ее сумку
возвращаюсь, вручаю Марле.
– Двенадцать фунтов.
У меня самой трясутся колени.
Она уже смотрит растерянно,
может быть, даже боится.
– Ты давно уже здесь?
– Два часа убирала. Шесть фунтов
за час.
Марла глядит в потолок,
швыряет в угол раскрытый зонтик.
– Не смей приходить сюда.
Чтобы я больше тебя здесь не видела!
Слышишь?
Еще раз заявишься – вызову полицию.
Да, полицию!
На столике дисковый телефон.
Черный, в пыли.
Я пожимаю плечами.
Она протягивает мне десятку и две монеты.
– До свиданья, – прощаюсь.
Дождь
Плащ бы сейчас пригодился.
Мелкая морось быстро переходит в дождь.
Что называется – как из ведра.
Хляби небесные.
С моря дует холодный ветер.
Щека болит.
Я влезаю между двумя
покосившимися пляжными домиками,
чтоб не промокнуть,
и поднимаю глаза,
только когда передо мной появляются
чьи-то ноги в резиновых сапогах.
Девушка в дождевике глядит на меня недовольно; рядом с ней лабрадор.
Шкура как бархат. Виляет хвостом,
отряхивается.
С капюшона девушки капает вода.
– Ты поранилась?
Что у тебя с лицом?
– Ничего. Просто попала под дождь.
Пляжный домик № 13
Из пляжного домика не видно города —
окна выходят на море.
Атлантический океан
до самой Америки – плыви,
если хватит духу.
Деревянные стены пахнут мятой и плесенью.
– Я бы хотела здесь жить, – говорю задумчиво девушке,
а она вытирает собаку кухонным полотенцем.
Девушка смеется,
рассказывает про своего брата:
он как-то приехал сюда
на неделю,
еще когда учился в школе.
Чуть с ума не сошел – ему до смерти надоели барабаны!
– Кто играет на барабанах?
– Я, – небрежно отвечает она,
как будто это самое обычное занятие.
Ее зовут Люси;
она говорит так уверенно, словно
все в мире должны обожать ее барабаны.
Опускаю глаза.
Делаю вид, что разглядываю
половицы, лапы собаки,
коврик с рисунком медузы.
Она указывает на крышу – капли уже не стучат.
– Дождь перестал.
Наверное, хочет сказать мне:
«Можешь идти».
И я ухожу.
Друзья
Папе не нравилось, когда я проводила время с друзьями.
Он говорил:
– Ты думаешь, деньги даются легко? Нет!
Бездельничать может каждый.
Я же плачу за то, что ты учишься плавать,
так заслужи.
Для начала вымой посуду.
