— Тебе нужно сделать пластическую операцию. На лицо, — продолжила Валя.
— Да! И сиськи накачать! — воскликнул Леша.
— Неси насос, накачаем, — отшутилась я, хотя было очень неприятно.
Да, я некрасива. Да, у меня жутко широкий лоб, никакая грудь, кривая походка, да и манеры оставляют желать лучшего. Маникюр и поныне не ношу — из — за постоянных стирок — уборок. Резиновые перчатки не признаю. Неудобная вещь.
— И перестать ходить в шерстяных носках! — сказала Ксюша, не отрываясь от телефона.
Она загружала фотографии со своим возлюбленным на страницу в Одноклассниках. В те годы мы массово сидели в этой социальной сети, иногда переписывались между собой.
Выглядело все так:
“Привет”.
“Привет”.
“Как дела?”.
“Хорошо. А у тебя?”.
“Норм”.
И дальше — игнор. Все.
Да и в целом вела я себя в то время не особо адекватно. Может, сама напросилась на такое отношение к себе. Чего тогда удивляюсь, что меня все вокруг чмырили?
Прозвучала сирена ВГСЧ.
Пора домой.
— Пока! — я попрощалась со всеми.
— Пока!
Я вернулась домой с испорченным настроением.
Мама уже успела перетащить всю мебель из спальни. В зал. На кухню.
Кровать моя стояла в зале. Конец ее загораживал вход в комнату. Второй же был абсолютно свободен.
Немного поясню: второй вход мы сделали по рекомендации лечащего врача. Она сказала, что в квартире желательны изолированные друг от друга комнаты. Чтобы пореже сталкиваться друг с другом. Чтобы меньше терпеть мои выкрутасы и сдвиги по фазе. Это я так считаю.
Второй вход был из спальни на кухню. Первый — из комнаты в зал, где спала моя мать.
Вот как раз на кухне стоял двухстворчатый шифоньер из спальни, антресоль которого в данный момент поставлен на две табуретки. Так решила мама. Для большего удобства. Или для красоты. Не знаю.
В то время плита находилась в самом дальнем углу, и подход к ней был перекрыт тем самым шифоньером. Но так как я девочка очень худенькая, то могла пролезть безо всяких препятствий.
Так что, пришлось снова пролезать в небольшую щель между шифоньером и тем бардаком, что там валялся. Жили мы скудно. Питались одной тушенкой с макаронами, и то это блюдо оставалось чисто на вечер.
Утром на сто рублей покупала бутылку газировки и пару — тройку круассанов с шоколадом. В те годы они стояли не таких уж и больших денег. Как и молоко с хлебом, например.
Ходила в магазин практически каждый день. Если мама куда — то уходила, то оставляла сто рублей у меня на столе.
Но чтобы приготовить ужин, пришлось помочь маме перетащить компьютерный стол в зал, предварительно отключив всю аппаратуру.
Мне приходилось каждый раз отключать, полностью убирать всю технику, а потом подключать ее снова.
Со психу я расправила свою зачесанную челку и сделала как положено. И, посмотрев в зеркало, осталась довольна собой. Больше нет того уе…ного лба, из — за которого приходилось краснеть.
— Без челки тебе больше идет, — заметила мама.
— Да что ты понимаешь в красоте… — фыркнула я.
— Потом прыщи полезут. Опять будешь психовать.
— Пусть! Зато перестанут меня дауном обзывать! И вообще! Отстань от меня! Ты надоела со своими советами! — грубо ответила я.
— Хорошо. Как скажешь. Больше я ни слова не скажу. Живи как хочешь.
Ну вот опять!
Короче, весь день насмарку!
2
Не успела я утром следующего дня прилечь на кровать, пришлось снова поднять пятую точку. Всю ночь чиркала в тетради сцену с воскрешением Тутанхамона, пытаясь описать ее более детально и более красочно. Для большего эффекта, так сказать.
Временами возникало желание что — то написать именно в тетради.
Например, валяешься в постели, а вставать лень. Берешь тетрадку, что лежит буквально под рукой, и, немного приподнявшись и подсунув за спину подушку, начинаешь описывать очередную сцену боя. Или постельную сцену. Как повезет, в общем.
Тем более что стол стоял буквально рядом и можно было даже не приподниматься. Достаточно просто протянуть руку и взять, к примеру, книгу, которую начал читать еще с вечера прошлого дня.
Я посмотрела на часы.
Одиннадцать утра.
Вроде мать говорила, что строители придут только на выходных. А сегодня только пятница. Второе число.
Черт! Сегодня же пенсионер припрется! С денежкой в кармане!
Пенсию у нас разносят четвертого числа. Раньше приносили седьмого, но с июня прошлого года расписание резко поменяли.
Об этом сообщила наша управдом, тетя Лена — высокая, худая, как щепка, и абсолютно высохшая от постоянного употребления алкоголя, тетка с короткой прической и высокомерными замашками.
Ее тоже выбрали год назад, и вроде как она начала свою рабочую деятельность, приводя в нормальное состояние разбитый двор. Прошлый управдом вообще ничего не делал, кроме как посылать возмущенных соседей в пешее эротическое.
Маме, он, кстати, понравился. Уж не знаю почему.
В дверь яростно молотили, желая ее вынести. Это приперся наш далеко не молодой и к тому же противный товарищ пенсионер — почтальон, доставщик пенсий. Высокий седой мужик в очках, с сумкой на боку, вошел в квартиру без особого приглашения и, даже не поздоровавшись, брякнул ранее отчитанные деньги и ушел восвояси, не сказав ни слова.
Я его понимаю. Ту жуткую вонь, что стояла в квартире в то время, совершенно невозможно вынести. Если у тебя не насморк или гайморит.
Мы с мамой переглянулись. Она ушла в зал, пересчитывать деньги. Я ушла в комнату. Вчера оставила там свои таблетки.
Посмотрела в окно. Сегодня светит солнце, хотя по небу гуляют тучи. Значит, к вечеру без дождя не останемся.
— Настя, иди забери свою тысячу! — позвала меня мама.
В свое время я действительно от матери получала небольшие карманные деньги.
Пусть это будет тысяча или две, неважно. Как только приносили пенсию, мама отдавала мне положенное. На эти деньги я могла купить все, что угодно, начиная с одежды и заканчивая шариковой ручкой.
Помнится, я даже собирала большую коллекцию мерча по одному мультсериалу на эти деньги. Не все за раз, конечно, но постепенно. Правда, в этом году мне пришлось расстаться с ней из — за постоянных насмешек.
Я вошла в зал и забрала деньги, которые мама положила на уголок стола.
— Пойду, раздам долги государству. Ты со мной?
— Нет. Я сначала выпью таблетки, немного оклемаюсь и уже потом схожу по городку.
— Ладно. Если что — позвоню. Встретишь меня.
— Окей. Договорились.
Мы разошлись по комнатам.
Пока мама неспешно одевалась и прихорашивалась, я смотрела во двор через грязное стекло и думала, насколько адовым будет этот день. Пока что не видно ни Валентины, ни Сони, ни кого либо другого. Улица стояла пустовая. Единственный, кто появился за весь этот час, что прошел незаметно, это баба Люда. Она карабкалась на пригорок, опираясь на свою трость, сгорбившись и еле — еле передвигаясь.
Мама ушла, громко хлопнув дверью. Я закрылась на замок, выпила лишь один препарат, и включила музыку на полную громкость, распахнув все окна настежь в квартире.
В то время я еще сильно увлекалась циклодолом. Это такой препарат, который корректирует состояние больного. Очень сильная наркотическая вещь, вызывающая не только чувство эйфории и легкости, но и очень большую зависимость, с которой не так — то просто слезть.
Да и в таком состоянии сложно усидеть на месте. Хочется танцевать, петь, что — то делать! Даже писать книги, хотя дрожащей рукой это не так — то просто.
Да и мысли сильно путаются, и все образы просто смешиваются воедино.
Начинается адская каша в голове под громкие звуки песен и дико прыгающих мыслей, с одной на другую. Хочется думать о Вове, а все тянет на Петю! Это я так, образно. Чтобы было более понятно.
Обычно через пару часов все проходит. Хорошо, если без последствий, типа депрессии или слез на пустом месте. Придет в голову грустная мысль, и, пребывая в наркотическом опьянении, начинаешь раздувать ее до вселенских масштабов. И самое главное, не можешь остановиться, потому что оно захватило полностью твой мозг и будет сидеть там до повторного приема лекарства.
