– Оно заключается в следующем. Я готов помочь обрести достаточно выгодного покупателя на владения, дабы вы сумели покрыть те многочисленные долги, что скопились за довольно продолжительное время. Ну а поскольку поиски могут затянуться и придется отменить ряд важных встреч, сулящих моей семье немалую прибыль, надеюсь, вы проявите в отношении меня некое… великодушие, – с намеком произнес виконт, напустив на себя самый деловой вид.
– Простите за дерзость, но я склонна считать, что вы что-то недоговариваете, – осторожно озвучила она собственные подозрения. – И какого же рода щедрость вы от меня ожидаете?
– Сочту за честь получить от вас пусть даже самую малую часть тех денег, что сумею выручить с продажи вашего имущества. К примеру, треть, – и Пьер утвердительно закивал пышным париком. – К сказанному могу лишь добавить, что на правах ближайшего родственника готов посодействовать поиску выгодной партии для вас.
– Выгодной партии? Честно признаюсь, в ближайшее время в мои планы никак не входило замужество, – едва выдавила из себя Хлоя, мысленно преодолевая приступ глубокого возмущения, поскольку ясно осознала, что «дядя» хочет продать не только владения, но и пустить с молотка ее саму.
– У вас, милочка, нет времени на раздумья, поскольку поместье невероятно быстро приходит в упадок, а земли, хочу отметить, весьма плохо содержатся. Им необходима хозяйская рука, тогда как вы еще совсем ребенок и не в состоянии присматривать за ними должным образом.
Только сейчас Пьер невольно обратил внимание на столь явную схожесть сидящей перед ним девушки с ее покойной матерью, и сердце его болезненно сжалось. Он не переставал любить Сильвию так же страстно, как если бы она была еще жива. Долгими вечерами, сидя у камина, он перебирал в памяти те счастливые немногочисленные мгновения своей жизни, в которых она когда-то присутствовала. Воспоминания, которые, как он уже понял, долго будут преследовать его. Возможно, всю жизнь.
Хлоя же в эту минуту горела от стыда и негодования от такого унизительного предложения. В ее памяти всплыли слова горячо любимой матушки, которая называла поместье не иначе как «любовное гнездышко», поскольку в нем жили многие поколения влюбленных друг в друга людей. И это было истинной правдой, ведь даже цветочный сад, созданный заботливыми руками ее прабабушки, неизменно оставался идеальным прибежищем для свиданий большинства прислуги. Глубоко погрузившись в дорогие сердцу воспоминания, которые вдруг красочно ожили в ее сознании, она невольно улыбнулась.
Пьер же, напротив, не видел причин для столь явного выражения радости и, узрев в ней этакую завуалированную провокацию, заговорил с едва сдерживаемым раздражением:
– Судя по вашей милой и многообещающей улыбке, мадемуазель, вы пришли к правильному решению. В противном случае вас ожидает печальное будущее. Еще немного – и вы кончите долговой ямой, если не соизволите платить по счетам. Я уже не говорю о той горстке слуг, которые сбегут при первой возможности, не плати вы им достаточно денег для существования.
Болезненное беспокойство заставило Хлою в очередной раз глубоко задуматься. Она действительно не вправе держать свою и так немногочисленную прислугу, не оплачивая им за работу, но пошлины были столь непомерно высоки, что едва покрывали приносимую прибыль от суконных мануфактур, дела в которых после смерти родителей шли, по правде говоря, довольно неважно. Этот факт вынуждал ее все чаще мучиться бессонницей. Сидя ночами в кресле, она вновь и вновь предпринимала бесчисленные попытки отыскать возможный выход из положения, но в голову ровным счетом ничего не приходило, и от этого она все больше впадала в уныние. Вот и сейчас, глядя на этого грозного мужчину, Хлоя была на грани отчаяния, и лишь его сверлящий взгляд каким-то непостижимым образом сдерживал ее порывы.
– Вы правы, месье, поместье действительно переживает тяжелые времена, и, как следствие, я и мои слуги находимся в весьма стесненных обстоятельствах. Но прошу не забывать, что помимо принадлежащих мне земель я имею хоть и небольшой, но стабильный доход с мануфактур, – довольно уверенно произнесла Хлоя, не узнав собственного голоса.
– Да, мне известен этот факт, хотя подозреваю, что и там не все так гладко. Взимаемые налоги съедают вашу прибыль столь стремительно, что та даже не успевает приумножиться. Поэтому совершенно очевидно, что вы скоро будете вынуждены продать имение, желаете вы этого или нет. Вопрос лишь в том, чьей помощью вы воспользуетесь, – это было сказано убедительным, не терпящим возражений тоном, лишающим ее всяческих иллюзий.
– Но, месье, не зная меня и тем более моих предпочтений, как сможете вы определить для меня человека, которого я смогла бы назвать своим мужем? – ее руки, которые никак не желали лежать спокойно на коленях, выдавали едва скрываемое внутреннее волнение.
– Должен сказать, мне известны в свете честолюбивые молодые люди, у которых есть средства и необходимые связи, не хватает только аристократического имени и желаемого титула, – довольно жестко и хладнокровно подытожил Пьер.
Глядя в его пустые, не выражающие никаких эмоций и чувств глаза, Хлоя понимала, что все старания тщетны и ее намеренно поставили перед выбором, который не оставлял за собой ничего, кроме положительного ответа.
– Надеюсь, вы предоставите мне возможность все хорошо обдумать, поскольку это непростое для меня решение, – спросила она дрожащим голосом, всячески пытаясь сохранить душевное равновесие, но сердце стучало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Две недели, которые я проведу за границей, решая деловые вопросы, – подытожил господин де Лоран и отвернул взгляд в сторону сада, тем самым давая понять, что разговор окончен.
От брошенных им в лицо слов веяло таким могильным холодом, что Хлоя вдруг почувствовала, как предательски затряслись коленки, а к горлу подкатил тугой комок, который никак не удавалось сглотнуть. Она присела на стул и дрожащими пальцами разгладила невидимые складки своего наряда.
«Бог мой, две недели!» – промелькнуло у нее в голове, но, силой вернув утраченное самообладание, резко встала.
– На этом и расстанемся… как там вас?… – это было явным проявлением бестактности, но деликатничать она была не намерена.
– Виконт Пьер де Лоран, смею откланяться, – сверкнул он глазами, едва сдерживая ярость от столь дерзкой выходки в его адрес, и быстрым шагом поторопился из гостиной.
Хлоя продолжала сидеть неподвижно, не в силах поверить в то, что только что услышала. Потрясенная и испуганная, она вцепилась руками в ножки стула так отчаянно, что побелели костяшки пальцев. И, когда шаги в коридоре наконец стихли, она закрыла лицо ладонями и громко разрыдалась, погрузившись в пучину глубокого отчаяния от осознания собственной беспомощности и невозможности что-то изменить. В эту самую минуту в ее затуманенной голове не оставалось места для размышлений. Лишь на мгновение, словно из жалости к себе, всплывали отрывки счастливого детства, и от этого становилось еще хуже. В таком состоянии и застала ее Софи.
– Ну, что наговорил вам, лапушка, этот скверный человек? Вижу сама, даже отвечать нет надобности, – служанка предусмотрительно вынула из кармана поношенного, но чистого накрахмаленного передника носовой платок и с сочувственным видом протянула его. – Утрите нос, мадемуазель, иначе он превратится у вас в сморщенную красную виноградину. С таким вот носом ни один жених на вас не посмотрит! Хлоя печально улыбнулась в ответ и, по-детски шмыгнув носом в платок, позволила себе окунуться в ее мягкие объятия.
– Ну а теперь, когда ты перестала, наконец, плакать, поведай мне, кто этот напыщенный болван и чем тебя обидел, – заложив руки в округлые бока, проговорила она.
– Он мой дядя и намерен в скором времени выдать меня замуж, – словно оглашая собственный приговор, бесцветным голосом произнесла Хлоя.
– А что в этом плохого? Не будь упрямой, тебе уже скоро семнадцать. Да и потом все девушки когда-то выходят замуж, ведь у большинства из тех, кто все же остается старой девой, со временем непременно развивается склонность к унизительной бедности. Надеюсь, это достойный молодой человек?
