Железнодорожный вокзал был недалеко, но чтобы попасть туда, надо было пройти мимо стеклянной двери гостиницы, огромных окон холла и под окном номера, где спал, или, возможно, уже проснулся муж. Соня решила не рисковать, обойти здание с другой стороны. Проулок привел ее в тупик. Вернувшись немного назад, она свернула в узкую улочку, потом в другую и оказалась на маленькой площади, с которой разбегались в разные стороны сразу несколько проулков. Место было незнакомое, Софья поняла, что заблудилась, что не может сориентироваться, в какой стороне вокзал. Ночная площадь была пустынна. В свете фонаря кружились редкие снежинки. Соня вспомнила, что часто под утро ее будили паровозные гудки, поэтому уселась на чемодан и стала ждать, вслушиваясь в тишину ночного города. Снежинки становились все пушистее, гуще становился снегопад, укутывая Загреб в безмолвие.
Наконец слева донесся паровозный гудок. Подхватив чемодан, Софья свернула налево, и как ручеек выносит бумажный кораблик в реку, так и проулок вывел ее на широкую прямую улицу. Это место было ей знакомо, она уверенно пошла в сторону вокзала, молясь в душе, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из служащих отеля. Через пятнадцать минут она, совершенно продрогшая, уже входила под гулкие своды вокзала.
Зал ожидания был почти пуст. Несколько человек дремали на скамьях, еще двое-трое стояли у кассы. Софья подошла к расписанию. Ближайший поезд отправлялся в шесть утра в Берлин и останавливался в Карлсбаде. И денег на билет до этого знакомого ей городка у нее вполне хватало. Она решила, что это перст судьбы и купила билет до Карлсбада.
На вокзальных часах было десять минут шестого, до посадки в поезд оставалось более получаса. Софья не стала рисковать, в пустом зале ожидания она была как на ладони, вышла на продуваемый всеми ветрами перрон, пристроилась на чемодане с подветренной стороны станционной будки и стала ждать. Снегопад стих, и только ветер крутил поземку, подбрасывая снежинки вверх, словно играя. Софья достала зеркальце, подняла вуаль и сама себя не узнала. Опухшее лицо посинело, глаза заплыли. Она загребла снег рукой, приложила к лицу, жжение немножко утихло, зато любое движение отзывалось болью в груди.
Людей на перроне с каждой минутой становилось все больше. Соня напряженно вглядывалась то в публику, то в мигающие в предрассветном мраке станционные огни. Время, казалось, остановилось. Наконец темноту прорезал яркий свет паровозного фонаря, черная громада в клубах пара с пыхтением и лязгом проплыла мимо нее.
Софья одной из первых вошла в вагон третьего класса и заняла место у окна. В вагоне было светло, тепло и чисто. На жесткий диван напротив села пожилая супружеская чета. Мужчина, по виду мелкий клерк или торговец, едва разложив вещи, уткнулся в газету, а женщина с беспокойством и любопытством поглядывала на Софью. Даже густая вуаль не могла полностью скрыть следы побоев, понимая это, Соня чувствовала себя очень неловко. Она отвернулась к окну, отогнув край шторы, всматривалась в людей, суетящихся на перроне, и ждала сигнал к отправлению.
Время тянулось невыносимо медленно, и ее беспокойство росло. Наконец дежурный в фуражке с красным околышем направился к станционному колоколу, к нему подошла дама, и он принялся что-то ей объяснять. В этот момент в дверях вокзала мелькнул знакомый силуэт: покатые плечи, длинные пряди волос из-под берета… От волнения у Сони пересохло во рту, она с мольбой смотрела на дежурного, все еще разговаривавшего с пассажиркой. Наконец он взялся за веревку колокола, прозвучал спасительный звон, вагон дернулся и медленно поплыл вдоль перрона. Софья гадала, показалось ей, или это действительно был Богдан, и если это он, то успел ли сесть в поезд?
Меж тем небо на востоке начало сереть, состав все быстрее мчал ее к желанной свободе. Соня не знала, где и на какие средства она будет жить. Справится как-нибудь, Бог не оставит ее. Главное, в этой новой жизни не будет Богдана. Больше никогда и никому она не позволит над собой издеваться! Согревшись и успокоившись, она уснула.
Проснулась Софья от того, что кто-то тряс ее за плечо. Перед ней стоял полицейский:
– Ире документе, фрау?[1]
За окном сиял день, поезд стоял на небольшой заснеженной станции. Соня увидела вывеску на немецком языке и поняла, что это граница с Австрией.
– Ваши документы, джя?[2]– повторил таможенник по-хорватски и показал жестом, что надо поднять вуаль.
Понимая, что ее внешний вид не может не вызвать вопросов, Софья догадалась вложить в паспорт купюру. Внимательно пролистав его, проверив билет, таможенник перешел на французский.
– Куда направляетесь? Цель поездки?
– В Карлсбад на лечение, господин полицейский. Я попала в автомобильную аварию. Мой врач порекомендовал клинику в Карлсбаде.
Соседка напротив сочувственно покачала головой, взгляд ее смягчился.
Таможенник медлил, листая ее паспорт, сравнивая Сонино опухшее лицо с фотографией в документе. Наконец, козырнув, вернул бумаги и перешел к следующему пассажиру. Купюры в паспорте не оказалось, и Софья подивилась ловкости его рук, ведь даже она не заметила, в какой момент та исчезла.
На следующее утро, поеживаясь от утреннего морозца, Сонечка шла по набережной реки Тепла, любуясь четким узором чугунного парапета на фоне свежевыпавшего чистого снега, резными скамейками под пушистыми снежными покрывалами, уютным светом фонарей. Всюду ощущалось приближение Рождества: около дверей отелей, ресторанов, магазинов были выставлены кадки с елочками, украшенными вифлеемскими звездами и блестящей мишурой, на самих дверях висели венки из веток омелы, в окнах красовались готовые вот-вот зацвести букеты барборки[3], в витринах можно было увидеть бетлемы[4]с фигурками новорожденного Иисуса, Девы Марии, волхвов, ангелов. Несмотря на ранний час, улицы не были пустынны, простой люд спешил по своим рабочим местам, у дверей ресторанов и магазинов разгружались повозки с провизией, из булочных уже тянуло ароматом свежей выпечки.
Соня узнавала нарядные фасады домов, хотя набережная в зимнем уборе, без привычной праздной толпы и столиков летних кафе, выглядела совсем иначе. Вот памятный ей отель Pupp. В окнах второго этажа, где летом тринадцатого года размещался их номер, уже горит свет. На минуту Соне показалось, что там, за этими освещенными окнами, сейчас находится вся ее семья: матушка, отец, братья, что стоит только войти в отель, подняться по мраморной лестнице, устланной пушистым ковром, распахнуть двери номера, и она увидит всех своих близких живыми и здоровыми. И все, что с ней произошло за эти годы, окажется сном, она снова попадет в то беззаботное время. Ощущение было настолько ярким, что ноги сами понесли Сонечку к парадному подъезду отеля. Знакомый швейцар, она узнала его по пушистым усам, загородил своей внушительной фигурой вход, глядя на просто одетую женщину сверху вниз. А ведь семь лет назад он угодливо распахивал двери перед нарядной девочкой, которой она была прежде. Софья вернулась с небес на землю, наваждение исчезло.
Она дошла до роскошной колоннады минеральных источников, где уже прогуливались первые отдыхающие с плоскими носатыми поильниками в руках. И опять Соне померещилась фигура матушки. Побежала, догнала женщину, тронула за плечо – на нее удивленно взглянули чужие глаза.
– Извините, ошиблась… – пробормотала Сонечка.
Чувство голода все сильнее сжимало желудок, а денег в кошельке оставалось совсем немного. Ей пришлось уйти с набережной, вскарабкаться по крутой улице, чтобы найти недорогую столовую для рабочих. Сидя за липким от пива дощатым столом в накуренном помещении над тарелкой с кнедликами[5]она размышляла, что ей делать дальше. До начала курортного сезона, да еще без знания чешского языка, вряд ли ей удастся найти работу в этом городе. И затеряться здесь не получится – городок маленький, все жители на виду. Если муж решит обратиться в полицию, то, зная, сколько у нее было денег, не трудно будет вычислить, каким поездом и куда она могла уехать, ведь она сама рассказывала ему о давней поездке в чудесное курортное местечко. Может быть, ее уже ищут? Соня решила, что самое умное будет отправиться в многолюдную Прагу, а самый дешевый способ – добираться на дилижансе или омнибусе. И через несколько часов она уже шагала со своим чемоданом по сказочным улицам рождественской Праги.
