***

В тёмном подземелье, куда Ноа увела Энгстелиг, пахло сыростью и плесенью. У парня кружилась голова от всех этих бесконечных лестниц, пролетов, переходов, коридоров, и в середине пути он оставил наивные попытки запомнить дорогу. Весь путь до дверей, ведущих к Абсолюту, освещали несгораемые факелы на стенах. Они шли долго – в суровом молчании, – и когда, наконец, добрались до тяжелой металлической двери, Ноа почувствовал, что от нее исходит какая-то странная энергия. Ноа ощущал неясную дрожь, стоя перед дверью и не знал, чего ждать там. У дверей их уже ждал приор Бомер, взволнованный, воодушевленный и обеспокоенный одновременно.

– А когда здесь будут остальные? – спросил Ноа, оборачиваясь к женщине.

– Они все уже внутри, мой мальчик, – сказал приор Бомер, не дав вставить Энгстелиг и слова, чем точно ее разозлил. Это было видно по ее лицу, скривившемся в недовольной гримасе. – Пространство вокруг Абсолюта растягивается по его желанию, и те, кто там находится, никогда не встречаются друг с другом.

– По его желанию? Абсолют живой?

– И да, и нет, – произнес приор Бомер. – Абсолют – это чистая энергия, копирующая мысли, чувства и разум волшебников, но не обладающая ими по-настоящему.

Приор Бомер явно хотел сказать что-то еще, но Энгстелиг, спешащая отправить Ноа в Абсолют и узнать результат испытания, его перебила:

– Тебе пора, Ноа.

Она не умела изящно заканчивать разговоры. Более того, совершенно не умела общаться с людьми и явно не пыталась как-то исправить это.

Приор Бомер распахнул железную дверь, и Ноа длинную лестницу, ведущую вниз. Дорогу ему продолжали освещать факелы. Ноа продвигался осторожно, держась за влажные стены и медленно ступая на тронутые временем крошащиеся ступени. Попутно думая, ремонт этому месту не помешал бы. И чем ниже Ноа спускался, тем сильнее ощущал дрожь, исходящую от стен.

«Это и есть Абсолют», – почему-то подумал Ноа, полный уверенности.

На последней ступени Ноа почувствовал холод, пробирающий до костей, словно именно здесь начиналась реальная граница Абсолюта. Практически в этот же самый момент маленький шарик растворился, но в освещении Ноа более не нуждался. Помещение, в которое он попал, было наполнено странным светом, делающим подземелье не темным, а приглушенным. Белый туман, который окутывал каменные колонны, словно выросшие из земли, и скрывал воду, наполнявшую все вокруг. Ноа ощутил это, как только сошел со ступени, вымочил насквозь все кроссовки – уровень воды достигал его щиколоток.

Ноа настороженно озирался вокруг, двигаясь вперед сквозь туман небольшими шагами. И как в этой ситуации Абсолют попытается его обмануть?

Но тут Ноа почувствовал, что его ногу что-то схватило, и, опустив взгляд, он увидел, как вода поднималась по его щиколотке, принимая форму ладони.

– Что за черто…

Договорить Ноа так и не успел, потому что эта водяная рука утащила его под воду, как будто там резко стало глубоко.

Ноа разбудил аромат свежеиспеченных оладий, и, сонно разлепив глаза, он понял, что находится у себя в комнате. В той, которую оставил на Земле, в Греции. Голова кружилась, и перед глазами все плыло, как будто до этого он потерял сознание и только пришел в себя, а кости во всем теле ломило как после тяжелой тренировки. Но уже через минуту боль бесследно ушла.

Ноа беспокойно озирался. Где Хэксенштад? Где Энгстелиг, Осо, Франциск и остальные? Неужели все это было просто сном? Какой-то частью души парень надеялся на это и был рад, что проснулся, но другая его часть – самая маленькая – немного жалела того, что это всего лишь оказалось плодом его фантазии.

Ноа сел на постели, озираясь по сторонам и выискивая, где же здесь подвох. Он попытался вспомнить, что он видел последним там, но в голове стояли только образ молчаливой Энгстелиг. Ноа нервно передернуло. Все-таки будет хорошо, если он никогда не встречался с этой женщиной. Он вышел из комнаты, скрипнув дверью, и спустился по лестнице на кухню. Сердце пустилось в бешеный пляс, когда Ноа заметил, что на кухне именно его мать – живая – печет оладьи. Она обернулась и улыбнулась ему так тепло и нежно, что у Ноа внутри все похолодело.

– Мам…– пролепетал Ноа и на негнущихся ногах сделал ей шаг навстречу.

– Что такое, милый? – спросила Нея звонко и чуть-чуть склонила голову так, что несколько светлых прядей упало ей на лицо.

Она откинула их привычным жестом за спину, и Ноа бросился к ней, крепко обняв. Нея была живая, дышащая и пахнущая чем-то приятным, а Ноа, почти свыкнувшийся с мыслью, что она покинула его, затаил дыхание. Он чувствовал небывалое спокойствие, греющее душу, ощущая родное, близкое сердцу тепло.

– Милый, что-то не так? Снова кошмары? – обеспокоенно спросила Нея, ласково поглаживая сына по голове.

«Я думал, что ты умерла», – вертелось на языке у Ноа, но сейчас он понимал, насколько абсурдно это звучало. Она была рядом, а все остальное – просто очередной кошмар.

– Нет, мам, все в порядке, – тихо произнес Ноа, смотря в родные глаза.

– Налетай, – нараспев произнесла Нея, поставив перед Ноа тарелку с оладьями и вернувшись к плите.

– Спасибо, мам, – улыбнулся Ноа.

– Не за что, родной, – ответила Нея, оборачиваясь и ероша сыну волосы. – Ешь не спеша, но постарайся не опоздать в лицей.

«Все, что вызывает в тебе эмоции, не настоящее», – вдруг, возникая из пустоты, произнес в его голове голос Энгстелиг.

Ноа оборачивается к матери, и сердце его сжимается от боли. Как понять, что настоящее, а что нет? Был ли сном Хэксенштад или сейчас он спит?

– Я люблю тебя, мам, – сказал Ноа, окончательно запутавшись. – Я не голоден, наверное, пойду уже.

– Нет, молодой человек, вы позавтракаете, – сурово произнесла Нея, нахмурившись. Она так делала совсем нечасто, но Ноа, как и сейчас, легко сдавался. Парню пришлось немного поковыряться в тарелке, хотя аппетита действительно не было.

Воспользовавшись тем, что Нея снова вернулась к готовке, он незаметно выскользнул из-за стола и прошел в гостиную. Ноа хотел разобраться во всем. Каким-то странным образом сон о Хексенштаде повлиял на него, затянул и никак не отпускал. Так забавно: он помнит, что так хотел, чтобы Энгстелиг со всеми остальными были плодом его фантазии, а теперь никак не мог отделаться от чувства, что хочет вернуть их.

В гостиной он искал хоть какую-то подсказку, которая могла дать причину засомневаться в реальности происходящего. Но комната было совершенно обычная, такая же, как и всегда. Все тот же старый потертый бежевый диван со следами от кружек на подлокотнике, за которые Нея его неоднократно ругала, все тот же ковер, который Нея притащила с распродажи, тот же стол и книжный шкаф, все те же фотографии на нем… Ноа внимательнее присмотрелся и увидел в одной из старых фоторамок неизвестную ему фотографию, где Нея – совсем юная – стояла рядом с какими-то молодыми людьми. Один темноволосый мужчина, обнимал ее за талию, а невысокая черноволосая девушка с светловолосым молодым мужчиной просто стояли по обе стороны от них. Лица людей Ноа рассмотреть не мог, потому что фотография сильно выцвела, как будто долго стояла под солнцем. Узнавалась там лишь только Нея. Взглянув на изображение, у Ноа появилось странное чувство, будто он где уже встречал этих людей.

Ноа поднял фоторамку и осторожно вытянул из нее фото, прекрасно помня о привычке матери подписывать их сзади. Надпись почти ничего не сказала ему – «Нея, Киллиан, Аркон, Энгстелиг», – хотя обычно она с точностью до мелочей записывала, где и когда было снято фото.

Энгстелиг! Значит, ему не приснилось! Ноа чувствовал, что где-то уже слышал другое имя с фотографии, но не мог понять где. Возможно, Нея когда-то упоминала о нем при сыне. «Киллиан, Киллиан, Киллиан» – Ноа прокручивал в голове это имя и пытался рассмотреть его лицо на фотографии. Но без толку. Через несколько минут парень сдался, но тем не менее аккуратно сложил фото и сунул в карман, а затем, быстро прихватив из комнаты рюкзак и не удосужившись проверить, что там лежит, вылетел из дома, уже в дверях взглянув на суетящуюся у плиты Нею.