<p>
Свиток #11. Ледяное дыхание Ёллейн</p>
Ларуал, что из рода Олова сидела на высоком холме, у подножия Рунного камня, на котором были нанесены по кругу все старшие руны. Казалось, гномиха умерла или крепко спала -- сидела она вся, оцепеневшая, недвижимо, но с открытыми глазами.
Грозная на вид мать гномов сама была, точно Рунный камень -- возможно, древними знаками и символами было испещрено всё её тело, но особенно бросались в глаза следующие татуировки: на её лице, а именно на лбу справа отчётливо проступали три руны "иса", которые действовали как остановка и заморозка -- Ларуал невозможно было нанести ущерб и рану даже отравленными стрелами); на щеке хорошо виднелась (и так же справа) шипообразная руна "турс" -- тоже для защиты; на шее гномихи можно было различить руну "ансуз", благодаря которой Ларуал поддерживала связь с высшими силами и имела способность призывать небесного покровителя.
Многое повидала в своей жизни Ларуал, ибо было ей уже полтора столетия; полжизни, по гномьим меркам. Обычно невозмутимая, сейчас она была чем-то встревожена, ведь не просто так мать гномов бодрствует и мудрствует на сём холме вот уже четвёртый день, вдали от всех, от чужих ушей и глаз.
Мать гномов... Я сказал -- мать? Ах, да: в этих краях без неё никуда, и гномы ни разу не пожалели, что именно Ларуал они выбрали для своих духовных нужд. Наставница, советница, целительница и наставница своего рода, которую все уважают за недюжинный ум и проницательность; сильная, немногословная и справедливая, Ларуал помогала каждому и не брала за это мзды, хотя за все её потуги наград скопилось бы на целую пещеру. Это была очень строгая женщина, и самая настоящая воительница, что защищала гномьи владения как в то время, когда мужчины гномов уходили за великою добычей, так и во время войн (а таких на её веку случалось не одна и не две, включая Лихие годы). Она неустанно правила этими землями, своим родом уже много лет, не являясь королевой, ибо Совет никак не мог выбрать единого короля; каждый род давно выбрал себе жрицу, расширил ей полномочия и на том всё остановилось.
В первый день своего пребывания на холме мать гномов провела над одной из рун горячей лучиной, дабы пробудить стихию огня; во второй день окропила влагой, дабы пробудить стихию воды; в третий день посыпала солью, дабы пробудить стихию земли; наконец, сегодня Ларуал использовала дыхание, дабы пробудить стихию воздуха.
Активировав все четыре стихии, посовещавшись с богами, получив ответ и завершив обряд, гномиха начала собираться в обратный путь, к себе в пещеру (либо на капище -- кто их, ведуний, разберёт?), но тут почувствовала на себе чей-то взгляд, и про себя улыбнулась. Не оборачиваясь, она проговорила:
-- Я помню маленькую девочку, испуганную, но вместе с тем очень смелую, что много-много лет назад постучалась ко мне в сырую, дождливую ночь; босой и грязной ты пришла ко мне, в изорванном и подранном плаще, с покрытою главой, и с капюшона капала водица в три ручья. Из-под него выглядывали дикие глаза, что помощи искали, и в руках твоих был старый престарый фонарь, светивший очень тускло. И на правом твоём, ещё не окрепшем детском плечике восседал маленький беспокойный дракон; крепко он вцепился в плащ, и не отпускал. Теперь же вижу я перед собой повзрослевшую, возмужавшую деву... Давно не захаживала ты ко мне, Юнни! Что привело тебя ко мне?
Юнни (а это была именно она) покраснела; её лицо залилось краской, щёки так и горели! Как мать ей стала в своё время Ларуал, и многим знаниям обучила, включая готовку зелий из целебных кустрав и разжигание особого костра.
-- Совершала ты обряд -- не помешала ль я?
-- Я уже закончила. -- Сказала мать гномов, вставая.
Вместе они пошли прочь от Рунного камня, не оглядываясь по сторонам.
-- На твоём лице немой вопрос; хочешь знать, отчего враждуют меж собою три гномьих рода, что не поделят?
-- О да.
-- А ещё тебе покоя не даёт тот незнакомец, что наведался на днях в таверну?
-- И это тоже.
Ларуал остановилась, и возложила ладони свои на плечи гномке, и сказала:
-- Стала ты и статна, и мудра; на всё найдёшь ответ сама.
Ларуал точно след простыл... Магия!
Юнни вернулась к себе, и разложила карточки с нанесёнными на них рунами. И вот, выпало ей, что пожаловал тогда в "Коннахт" шпион, соглядатай из чернолюдов, дабы с малого начать да осмотреться; мести ищет тот народ, за поражение в Лихие годы, отмщения жаждет. И выпало ей ещё, что род меди с родом железа враждует, а род олова пытается их помирить, но тщетно. Карты говорили, что гномы из рода меди недовольны, что слишком властной стала Ларуал по разумению их, а гномы из рода железа хотят над собой королём Олвина; спят и видят это -- однако ж, сего не желает сам Олвин, да и негоже это, будто бы по наследству власть передаётся. Это запрещено Советом, но ведь столько воды утекло! И разве Берилла -- не правнучка Ронфутта, а оба властвовали в Гномгарде.
Юнни была очень хозяйственной гномкой, и держала в своей уютной пещере-норке рассаду комнатных растений, а также кур -- а курица сидит и жмурится; дожидается хозяйку. Но стоило Юнни отвлечься на пару мгновений -- хвать, а курицы-то и нет! Курица больше не жмурится; нет больше курицы... Кто слопал?
-- Ах, ты ж, рыжая, бесстыжая лиса! -- Накинулась было гномка на воровку, но та уже сбежала далеко-далеко, виновато поджав хвост, и в пасти -- бездыханная курочка. И не лень же было лисице спускаться под горку!
Тем временем Олвин в очередной, уже второй раз налетел на камень, о который уже спотыкался, когда относил в мешке пойманного им огнехвоста. В этот раз времени у гнома было чуть больше, и он решил докопаться до истины, а именно выяснить, откуда взялся на дороге этот достаточно крупный по своим размерам булыжник, и отчего его до сих пор никто так и не убрал.
Гному, как это ни странно, удалось прочесть руны, нацарапанные кем-то на этом валуне, хотя тогда, вечером, он не мог разобрать ничего. И зря он это сделал: видимо, сработало какое-то заклинание, и прямо в центре камня отпечаталось чьё-то дивное лицо!
