Мы тихо шли, пытаясь найти выход из этого приюта смерти и притаившегося зла. Жуткое место. Гаят оступился, и земля раздалась под ним, с громкими проклятиями он скатился в древнюю могилу, и, не переставая ругаться, весьма резво принялся карабкаться на поверхность. Мы помогли ему, и ещё долго храбрый воин брезгливо стряхивал с одежды белую кладбищенскую пыль и пытался забыть ухмылку черепа, на купол которого он так неудачно свалился. Позже Гаят говорил, что никогда не забудет холодного взгляда пустых глазниц, в которых он увидел бездну и что-то смутно шевелящееся в тёмной глубине. Надо думать.

  С удвоенной осторожностью продолжали мы свой путь и вздохнули с облегчением, когда показалась дряхлая кладбищенская ограда. Рано радовались.

  - Берегись, - попытался крикнуть Велес, но окончание у него получилось шёпотом.

  Я замер. А Гаят. Гаят с радостным возбуждением выхватил свой меч. Уже рассвело, и солнце весело играя лучами, быстро взбиралось по небу, рассыпая золотые брызги на проснувшийся мир, и в этом мире, со всех сторон кладбища, к нам сбегались полчища одичавших собак. Некоторые собаки грызлись на ходу, деля старые кости. Очень скоро вокруг нас образовался круг алчущих нашей крови демонов, с блестящими от возбуждения глазами и падающей на землю густой слюной.

  - Что теперь будем делать? - неуверенно спросил я, хотя уже понял, что сейчас будет.

  Гаят только мельком посмотрел на меня, и от этого красноречивого взгляда сердце моё безнадёжно упало куда-то вниз. С диким криком Гаят сделал выпад, и собака, взвизгнув, рухнула в судорогах на землю. Из перерезанных артерий на землю с булькающими всхлипами полилась алая кровь.

  Пока остальные собаки как зачарованные смотрели на кровавую струю, ещё один пёс забился в конвульсиях разрубленный на две части.

  И это послужило всеобщим сигналом. Сотни псов сбились в один пульсирующий меховой клубок, рычащий и клацающий челюстями с острыми ослепительно белыми клыками. Обезумевшие от вида крови псы, рвали друг друга, с бешеными глазами вырывая куски мяса из трепещущих в агонии жертв.

  На миг опомнившись, заворожённый диким рычанием сотен псов, я увидел Гаята и обмер, его глаза были такие же бешеные как у собак, и в них неутолимым огнём пылал дикий восторг.

  Меч ритмично опускался на очередную жертву, и в кровавых брызгах упивался хлещущей из ран кровью. Всё смешалось. Псы слизывали длинными розовыми языками дымящиеся лужи, и кружились в диком неистовстве.

  Неумолимость. Жизнь или смерть. Боже, почему твои создания так жестоки? Почему ты не остановишь это. Да, ты дал нам пожить самостоятельно, но так ведь нельзя, и люди, люди стали хуже собак, они понимают, что делают, мы понимаем, я понимаю. И мой меч взлетал и в очередной раз вгрызался в податливую плоть.

  Не замечая боль от впивающихся в тело зубов, мы продолжали адскую мясорубку. Некоторые псы более умные или менее голодные, совершали головокружительные прыжки, метя в горло, и каждый раз разрубленные валились вниз, в трепещущее кровавое месиво. Очень скоро и мы и собаки были одного цвета, красные от потоков пролитой крови.

  Одно воспоминание о томящихся пленницах, об измене Карелла, лишало разума, и безумие красной пеленой покрыло наши глаза, и резня продолжалась с удвоенной силой.

  Прошло много времени, прежде чем усталость взяла своё, опомнившийся старик воздел руки, и столб огня закрыл беснующийся ком ярости, оставляя после себя недвижимые останки, замершие в последнем безумном оскале. Уцелевшие псы бросились наутёк, бросая на нас взгляды, полные бессильной злобы.

  Утомлённый, я опустил меч, и только тут обратил внимание на жалящую боль чуть выше щиколотки. Опустив взор, я увидел собаку, сжавшую челюсти у меня на ноге. В ярости я взмахнул мечом. И... Что-то меня остановило, я увидел в глазах пса испуг и молчаливую просьбу, нет, он не просил пощады, он не знал, что это такое, он хотел умереть быстро.

  Волна чувств, уважение и ещё жалость к живому существу, подкатила к сердцу, и тёплой волной омыло его. Сострадание ожило в плачущем сердце, напоминая о том, кто я, коснулось живительной, материнской лаской самых тёмных и омертвевших его уголков.

  - Что мы наделали, - проговорил я, потрясённо озираясь вокруг.

  - Что это с тобой? - спросил Велес, встревоженный моим видом.

  - Разве не могли мы хотя бы попытаться пройти, не показывая страха.

  - Нет, не могли.

  Велес недоумённо посмотрел мне в глаза.

  - Мы могли бросить им еду, нам она всё равно сейчас не нужна, могли испугать их, ты мог выпустить в небо огненную струю, они разбежались бы.

  Гаят и Велес быстро переглянулись.

  - Да, пожалуй, но сейчас думать об этом слишком поздно.

  - Слишком поздно, - как эхо повторил я слова старика.

  - Всё проклятый Карелл, - в голосе воина послышалась ненависть, - всякий мог ошибиться, не казни себя.

  - Да.

  И мы как все, но разве могут люди позволить себе совершать подобные ошибки? Глупый вопрос. Слёзы вдруг выступили у меня на глазах, смыв кровавую пелену.

  Я нагнулся. Стоило больших усилий и боли разомкнуть челюсти рычащего гордого животного, израненного, но не унизившегося. Пёс не принял помощи и к нашему удивлению, хромая потащился за нами, думаю, он прекрасно понял, что будет, если вернутся его собратья.

  Глава 25

  Для чего собственно затеял я свой рассказ? Можно думать, чтобы пробудить в людях мысль. Показать на краю какой пропасти мы балансируем, чтобы поняли, что угроза зла, тёмных сил никогда не исчезала, что мы перестали видеть и ощущать её, принимая за обычные земные перипетии, не видим присутствия и действия Сатаны, принимая его за сказочный персонаж.