- Пускай так, сейчас я на это пожаловаться не могу, здесь никто помочь не может, человек сам решает, что ему делать.

  - Не учи дедушку жить, думаешь, почему люди никогда не учатся на своих ошибках, советовать легко, но чувства не заменишь, придёт время и ты поймёшь. Думаешь, ты молод? Помни, расцвет молодости, это двенадцать, максимум пятнадцать лет, конечно, лучше не думать о конце, но ощущений молодости уже не вернуть. Только иногда, при бессоннице, в самые ранние часы, ворочаясь с боку на бок, и думая, думая, думая, вспоминая давно прошедшие года, можно на миг вернуть забытые ощущения детства. Но это большая редкость, дарящая мимолётные секунды покоя, чувство дальней и долгой дороги, что ещё предстоит пройти, не пустой жизни и мерцающей вдалеке крошечной точке цели.

  - Да ты философ, старый греховодник, надо тебе поскорее со своей ведьмой встретиться, вмиг помолодеешь, и жить захочется, ещё бы, жизнь только тогда и ценишь, когда она на волоске висит.

  Велес словно и не слышал меня.

  - А тут эти камни, сила, которой можно повелевать.

  - Эй, старик, поосторожнее. Труднее всего повелевать самим собой.

  - Знаю, но они наполнят смыслом моё существование.

  - Старик, посмотри на меня.

  Велес нехотя повернулся.

  - Старик, я люблю тебя, мы все тебя любим, но ты должен знать, как только дело будет сделано, камни надо будет уничтожить. Такая власть не дана человеку, он с ней не справится, не ты подчинишь себе камни, они овладеют тобой, и то, что мы делаем, потеряет смысл. Подумай, сколько жизней отдано ради победы, они как кровавые алмазы устилают нашу тропу, и мы не должны, не имеем права, ну ты понимаешь меня.

  На глазах Велеса выступили слёзы.

  - Да, понимаю. Спасибо.

  Велес отъехал вперёд, но вид у него всё равно оставался потерянным.

  Я сказал, что мы шли? Нет, я, верно, оговорился, сытые и полные сил, мы ехали назад, по дороге на юг, и путь уже не казался таким изнурительным. Погода стояла тёплая, и величественные ветви исполинских деревьев бросали тень на мягкую лесную почву. Чаща давно кончилась и толстые, в несколько обхватов, стволы древесных великанов, разделяли довольно большие пространства, усыпанные крупными спелыми ягодами припозднившейся земляники и робкими завязями редких кустов ежевики и малинника. Так мы и продолжали путь, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть или поговорить с каким-нибудь, степенным, бородачом, гномом, бог знает, что забывшем в этих диких местах.

  Неспешно дымя короткой трубкой из корня дикого шиповника, с риском ожечь длинный свой нос или опалить коричневые от постоянного курения усы, гном внимательно оглядывал нас, что-то прикидывая в уме. Какие мысли блуждали в его голове, оставалось загадкой. Слава о наших приключениях разнеслась далеко, и теперь редко какой гном спешил спрятаться при нашем приближении в густые кусты, чаще встречая нас добродушной улыбкой с едкой хитринкой, спрятавшейся в уголках глаз под густыми нависшими бровями.

  По утрам, ошалевшие от свободы птицы, будили нас резким гомоном, и было страшно приятно сладко потянувшись, умыться прозрачной, ледяной водой лесного ручья, звеневшего в мшистых тенистых овражках. Подкрепившись куском свежего мяса и хлеба, мы продолжали путь, и копыта лошадей бодро отсчитывали расстояние по дороге на юг.

  И опять дни сменялись днями, и приятности существования били через край жизненной чаши. И как всегда, когда слишком хорошо, начинаешь опасаться, что вот сейчас это кончится, и случится что-нибудь совсем ужасное. А кто-нибудь видел, чтобы закон подлости и не сработал?

  Про то, что случилось дальше, даже не хочется рассказывать, но правда, превыше всего. Думаете, всегда было так солнечно и приятно? Так вот вы ошибаетесь. Как-то мы остановились на ночлег. Ночь обещала быть без лунной, и небо обложилось свинцовыми тучами, не предвещавшими ничего хорошего. Природа замерла в тревожном ожидании, ни один шорох, даже самого крошечного листочка, не нарушал торжественной тишины. Птицы исчезли, и самый своенравный грызун и тот забился в нору, не выказывая наружу и кончика своего любопытного носа. Трава поникла, склонив робкие стебли перед разгневанной стихией. Наши кони тревожно прядали ушами и косились умными глазами на чащу, в смутной надежде удрать подальше от сумасшедших странников. Темнота быстро опустилась на землю, когда первый порыв ветра ворвался под сумрачные своды, заставив трепетать листья деревьев, и первые жертвы подступающей бури, кружась в воздухе, посыпались на землю.

  На краткий миг всё замерло, и тут, словно вздох пронёсся над деревьями, и они со стоном склонили кроны в неистовстве налетевшего урагана.

  Мелькнула молния, озарив окрестности яркой вспышкой, осветив замерший в страшном единоборстве лес, и громовой раскат обрушился на землю, повергая в трепет всё живое.

  Листья больше не трепетали, замерев в тяжком напряжении под тугим напором ветра. Буря неистовствовала, словно взбешённый зверь, почуявший неволю.

  Молодые деревца рыдали, согнув до земли упругие ветви, и треск лесных великанов сотрясал землю под аккомпанемент громовых раскатов, напоминая о титанической борьбе скрытых в земле корней.

  - Велес, ёрш тебя забери, доставай камни, - прокричал я через силу, - обуздай чёртову стихию, пока нас не шарахнуло какой-нибудь специальной молнией.

  - Я не могу.

  - Не можешь что? - возопил я, пытаясь перекричать шум ветра и зловещий треск деревьев.

  - Нельзя без нужды вмешиваться в природу.

  - Велес, я по-хорошему прошу, есть нужда, ещё немного и нас прихлопнет как мух упавшим деревом, ты этого хочешь?

  - В таком случае нам надо выбраться на открытое место, я тут видел недалеко прекрасное местечко.

  - Старик, мы вымокнем до нитки.

  Это прокричала Лана, и глаза её блеснули не хорошим светом.