– Что скажете, девушка? Хорошо получается, да? Отлично ведь.

Я покачала головой.

– Пока что у тебя отлично получается не попасть в зоопарк. Тебя там ждет клетка. Будешь там себя показывать во всей красе вместе с такими же приматами.

Он захлопал ресницами.

– Ты бы пошла на меня посмотреть. Признайся. Скажи-ка, Алая, – его лицо внезапно стало серьезным, и он спросил низким, глубоким голосом, – хочешь стриптиз?

Мы оба подпрыгнули от звонка домофона. Потирая лицо рукой, он пробормотал:

– Черт. Забыл, что сегодня обещал пойти с мамой на благотворительную акцию. Можешь спрятаться на несколько минут в спальне? Только сиди очень, очень тихо.

– Боишься мамочку?

– Еще как. Будет трудно объяснить, почему ты живешь со мной. Всего на несколько минут. Максимум полчаса, потом пойдешь.

Если его маме не понравится, что я здесь живу, тогда лучше поскорее начать искать новое жилье. Сегодня непременно надо найти работу.

Я расстроено вздохнула.

– Мне уже пора, Калеб. Еще столько всего сегодня нужно успеть. Я могу сказать, что прибираю.

– Нет! У тебя ведь даже швабры нет. Доверься мне. Я быстренько от нее отвяжусь, и ты пойдешь по своим делам. Хорошо?

– Ладно. – Я вернулась к себе в комнату.

Встав у двери, я прислушивалась к звукам снаружи. Послышался мягкий голос пожилой женщины, за которым последовали глубокие интонации Калеба. Через двадцать минут в дверь легонько постучали.

Из осторожности я осталась на том же месте и принялась ждать. Дверь медленно приоткрылась.

– Алая?

Я затаилась сразу за дверью, чтобы не было видно.

– Я тут, – прошептала я.

– Мне пора. Ну… Вечером увидимся?

Мы стояли, прислонившись с двух сторон к двери, перешептываясь, словно дети, которые делятся секретами.

– Конечно, – откликнулась я.

– Будешь по мне скучать? – спросил он и умолк.

– Конечно, Калеб.

Он откашлялся.

– До скорого, Алая, – проговорил он мягко и прикрыл дверь.

– До скорого, Калеб, – прошептала я пустоте.

Остаток утра я провела в школьной библиотеке, ища через компьютер работу, печатая резюме и составляя список компаний, где есть вакансии. Вооружившись стопкой резюме, я отправилась по каждому адресу в списке. Не найдя ничего стоящего, я настолько отчаялась, что отправила резюме и всем остальным.

Четыре часа вылились в пешие переходы, заполнение бланков и постоянное «простите, мы никого не нанимаем» и «мы вам перезвоним». Я выдохлась, приуныла и дико проголодалась.

Блинчики, съеденные на завтрак, давным-давно переварились. Я знала, что надо поесть, но не хотела тратить остаток денег на еду. Можно потерпеть до квартиры Калеба, а там уже подкрепиться.

Я ахнула и чуть не упала – подошва на обуви начала отклеиваться.

Я потрясенно уставилась на брешь между верхней и нижней частью подошвы кроссовки. Горло сдавило, хотелось кричать от того, насколько жалкой была моя жизнь.

Звучит нелепо, вот только старые, поношенные кроссовки стали последней каплей, которая переполнила чашу моего терпения.

Когда мама была жива, наших зарплат еле хватало на то, чтобы сводить концы с концами. А потом ее состояние ухудшилось, и она уволилась, а мне пришлось взять кредит помимо займа на оплату учебы, чтобы у нас осталась крыша над головой.

В конце концов ей пришлось остаться в больнице, и чтобы сэкономить деньги, я сняла себе койко-место в доме с пятью другими людьми. Слова «безопасность» в том доме не знали. Я стала носить с собой карманный нож, а ценные вещи запирать в школьном шкафчике. Когда мама умерла, я взяла с собой все, что смогла, и уехала из городка, в котором мы вместе прожили больше десяти лет. Я каждый день ездила на обе свои работы в Эстер-Фоллз, так что переезд туда был вполне логичен. Я сняла квартирку недалеко от университета, где заканчивала двухгодичную программу кулинарного мастерства.

Квартира-студия была не больше почтовой марки, со старой, потертой мебелью, да еще с нахальными соседями. Но зато она была моей.

Я усердно работала, чтобы за нее платить. Было личное пространство. Я ни с кем не делила ванную, мне не надо было ни за кем убирать и каждую ночь волноваться, что кто-нибудь украдет вещи или… сделает что похуже.

А теперь всего этого не стало.

Банкротство вынудило закрыться танцевальную студию, в которой я работала со времен старшей школы, причем без предупреждения, и я осталась совсем без денег. А еще у меня была работа на неполный день, официанткой в ресторанчике, но те часы никак не покрывали мои расходы, и в итоге я задолжала с оплатой. Когда домовладелец меня выгнал за два месяца неуплаты аренды, что-то во мне сломалось.

Тогда-то я и встретила Калеба и оказалась здесь.

Когда становилось невмоготу, мама всегда что-нибудь говорила, чтобы подбодрить нас обеих. Помню, как ее слабые руки сжимали мои, когда она чахла на больничной койке.

– Все, что случается в жизни, делает нас сильнее, Вероника, – говорила она. – Металл проходит сквозь огонь, чтобы расплавиться и стать мечом. Мужайся, ведь это всё – лишь проверка на прочность. Ты расплавишься, примешь форму и станешь сильной. Жар спадет, и ты обретешь спокойствие. Не сдавайся, милая.

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Жизнь никого не ждет – этот урок я усвоила прочно. Нужно двигаться дальше. Когда я открыла глаза, то была готова выстоять до самого конца этого дня, и черт с ней, с расклеившейся подошвой.

Было уже поздно, когда я добралась до квартиры Калеба. Я устала, но на губах всё равно играла улыбка. Хоть работу не предложили, но мое резюме было почти у всех работодателей. День выдался очень продуктивный.

Открыв холодильник, я подумала, что бы приготовить Калебу на скорую руку, чтобы потом проскользнуть к себе в комнату до того, как он вернется домой – но в холодильнике было пусто, как на моем банковском счету.

Открылась входная дверь, и я уязвленно вздохнула. Но заслышав тяжелые шаги в гостиной, тут же потянулась за карманным ножиком на случай, если это был не Калеб. Один промах за мной уже числится, но все равно – лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

– Алая?

Голос принадлежал Калебу – я облегченно вздохнула. Он растянулся на диване, в руке у него был пульт – он включил телевизор. Пол украсили черные кожаные туфли и смокинг. По-видимому, раскидывать вещи было у него в привычке.

Я встала за его спиной, восхищаясь бронзой волос, сиявших в лучах света.

– Что на обед? – спросил он, закидывая ноги на кофейный столик.

– Я только пришла. Сейчас что-нибудь приготовлю, если хочешь.

Он обернулся на меня через плечо. Если сердце у меня и екнуло, – впрочем, с какой стати?! – это была нормальная реакция на великолепное лицо. Это ничего не значило.

– Ты что, уже собралась увильнуть от нашей договоренности? – спросил он, повернувшись обратно к телику.

Я возмущенно уперлась руками в бедра и поглядела на него.

– Если не хочешь есть суп из апельсинового сока с засохшим печеньем, придется сходить в магазин. У нас закончились продукты.

Он откинул голову на спинку дивана и перевесился через ее край, глядя на меня снизу вверх.

– У меня от тебя шея болит. Обойди диван, поговорим как нормальные люди.

Я прищурилась.

Калеб вздохнул. Плавным движением он выпрямился, развернулся и сел на спинку дивана. Он игриво за мной наблюдал.

– Мне скучно, – заявил он.

Я подняла брови. Он что, ждет, что я начну его развлекать?

– И что?

– Ты мне задолжала обед.

– Я же сказала…

На его лице расплылась улыбка, и он ослабил свой красный галстук.

– Можешь расплатиться со мной по-другому.

У меня челюсть отвисла. Калеб рассмеялся.

– Почему у тебя постоянно такие пошлые мысли?

Я моргнула. Потом еще раз. Это у меня-то пошлые мысли?