Теодорина пододвинула ему стул. Он сел, снял шляпу. Хотя погода стояла холодная, он был весь в поту и, вынув носовой платок, вытер лоб, вытер внутри шляпу.
- Каково положение? - спросил Буссардель.
- Сложное,- с гримасой ответил Альбаре. - Напряженное и чрезвычайно опасное.
Тотчас в нем сказался многоопытный, речистый буржуа, к мнению которого всегда прислушивались, и он принялся пояснять:
- Призвали ко двору Тьера. Ходят слухи, что король предлагает ему сформировать министерство и даже позволяет взять себе в заместители Одилона Барро.
- Значит, хорошо? - воскликнул Буссардель, хватаясь за первый же успокоительный признак.
- Хорошо. Но достаточно ли этого? На баррикадах уже не кричат: "Долой Гизо", "Да здравствует Реформа!" Теперь кричат другое: "Долой короля!" Вон уж куда зашли мятежники.
- После вчерашней стрельбы,- сказал Буссардель, - я так и думал, что это будет. Ах, друг мой, какой ужас! Мы видели из подъезда, как возят по городу мертвецов...
- Что же произошло? - спросила Теодорина, подбрасывая в очаг полено. Говорили, будто бы толпа, очень довольная добрыми вестями, подошла на бульваре Капуцинок к зданию министерства иностранных дел, оттуда ее в упор стали расстреливать. Неужели это правда?
- Увы, правда. Там был пост Четырнадцатого линейного полка. Они и стреляли.
- Но почему? Чем это вызвано?
- Дело темное, как всегда в таких случаях. Господин де Курте, депутат, хотел выяснить причину. Он помчался на бульвар Капуцинок, потребовал объяснения от командира полка. Если верить этому подполковнику, в саду, окружающем министерство, кто-то по неосторожности выстрелил, и пуля перебила ногу его лошади - как раз в тот момент, когда к зданию подошла толпа. Подполковник подумал, что она атакует пост, и скомандовал дать залп. С этого все и началось.
- Роковая случайность,- сказала Теодорина.
- Пути господни...- начала было Аделина.
- Да нет! - возразил Альбаре, пожимая плечами.- Неизбежное столкновение. Париж раскололся на несколько лагерей, произошло очень резкое разделение. Во-первых, муниципальная гвардия - никогда она еще не была так враждебна народу, как сейчас; затем линейные войска - у них настроение скорее умеренное, и, наконец, национальная гвардия - она перешла на сторону защитников Реформы!..
- Ах, так? - воскликнул Буссардель.- Недаром же гвардия...
- Друг мой, она сперва очень мужественно встала повсюду между войсками и народом, а когда события развернулись, заняла более определенную позицию: теперь она идет заодно с народом.
Уже несколько минут слышались какие-то новые звуки, примешиваясь к шуму, доносившемуся из города. Буссардели вышли на террасу и поняли, что это бьют в набат. Слева по Аржантейльской дороге к Парижу шел вооруженный отряд. Они выбежали во двор.
- Кто вы? - спрашивали они, стоя у изгороди.
Оказалось, что это идет национальная гвардия пригородов.
- Лора! - воскликнул Буссардель, чувствуя себя через своих сыновей солидарным со всеми легионами национальной гвардии.- Скажи Жозефе, пусть принесет вина, надо же угостить этих храбрецов.
Отряды, проходившие по дороге, нисколько не были похожи на ополчение, выставляемое парижской буржуазией, на чистенькую расфранченную гвардию, в которой служили братья Буссардель. Люди тут были, конечно, беднее парижан: обмундирование у них было импровизированное, разношерстное, иногда оно сводилось к солдатскому поясу, которым перехвачена была рабочая блуза.
- Идем на подкрепление,- объяснил какой-то сержант, остановившийся, чтобы осушить одну из кружек которые протягивали гвардейцам Жозефа.Парижские товарищи прислали нам эстафету.
- Они в затруднительном положении?
Второй гвардеец занял место первого и, тоже приняв кружку из рук Жозефы, продолжал:
- Инсургенты атаковали на площади Пале-Рояль водонапорную башню, которую защищали линейные войска. Тут подошла национальная гвардия. Идут, значит, ружья на плече, а эти собаки, муниципальные гвардейцы, спрятались на улице Валуа и встретили их залпами.- Буссардель приник к изгороди. Национальные, понятно, ответили. Завязалось сражение! Жаркое дело! - И гвардеец побежал бегом, догоняя своих.
Группа Буссарделей потопталась нерешительно во дворе и вошла в домик. Лора в отчаянии ломала руки. Аделина крестилась и шептала молитвы. Буссардель стоял молча, но его била дрожь.
- Господи боже! - громким голосом произнесла вдруг Теодорина.- Боже милосердный, всеблагой, справедливый, смилуйся, простри над нами в этот час смятения свою руку.
Она говорила уверенно и просто, подняв высоко голову и, как всегда, вытянувшись в струнку. Тетя Лилина, побитая ее же собственным оружием, перестала бормотать свои "отче наши".
- Если мы чем прогневили тебя,- продолжала дочь кальвинистов Бизью,порази нас самих, лиши нас достояния нашего, но пощади наших любимых, наших дорогих. Защити их ради их честного служения долгу, прости им заблуждения и слабости натуры человеческой. Сохрани нам отцов детей наших.
Весь день не приходило никаких вестей от лейтенантов Буссардель. Жены и старик отец места себе не находили от тревоги. Что значит это молчание? Может быть, Фердинанду и Луи некогда и подумать о своих близких, а может быть, с ними случилась беда.
С двух часов в Париже как будто стало тише, выстрелы раздавались реже, гул, доносившийся из города, как-то изменился - все такой же мощный, он как будто принял иной тон, и Буссардель уже склонен был успокоиться, но помня, как обманулся он вчера, как напрасно возрадовался, теперь уже не осмеливался дать волю оптимизму: ведь у него не было уверенности, что сыновья его живы.
Около половины четвертого он не выдержал.
- Дочь моя,- сказал он Теодорине,- ты лучше и не пытайся отговаривать меня. Я больше не могу переносить этой неизвестности. К тому же и восстание, кажется, затихает. Я поеду с Альбаре в Париж. Будьте уверены: как только узнаю что-нибудь о мальчиках, сейчас же пришлю весточку.
Он обнял сноху. Общее им обоим чувство мучительной тревоги, сила характера, которую со вчерашнего дня проявляла эта молодая женщина, моральная поддержка, которую она оказала Буссарделю, хотя не так давно вошла в его семью,- все это связало их крепкими узами. Прощаясь с нею, старик почувствовал, что она стала теперь еще дороже его сердцу.
