– Слушай, а пошли к нам в подвал в бильярд играть, там вчера столы собрали, батя должен был шары с киями привезти, – Колян сегодня на удивление не опоздал на первую пару.

– Да какой бильярд, я его вживую то ни разу не видел, только по телеку и то всего пару раз. Да и в ночь мне сегодня, – попытался отмазаться я. Но, блин, от Коляна так просто не отделаться, если что вбил себе в голову, то так легко не отстанет.

– Вот и я не разу живьем не видел, ну до вчерашнего дня. И не играл. Только в лагере на каникулах в настольный теннис играли. Но это же совсем не то.

– Да уж, это как учиться играть в шашки по учебнику для шахмат, – вспомнились мне детдомовские времена.

– Вот-вот, а сегодня батя сказал, типа, столы накроем и отметим покупку, к нему его приятели придут. Ну и мы с тобой там покрутимся, пожрем разной вкуснятины, может и поиграть получится. Там два стола, играть места всем должно хватить, – сказал Колян как об уже решенном вопросе.

Нахлынувшие мысли о детдоме унесли меня куда-то далеко от начавшейся лабораторной. Почему-то я снова был там, и изо всех сил пытался удержаться на своей детдомовской панцирной кровати, каждый скрип которой мне был с детства знаком. Она все сильнее накренялась вбок, и я начинал заваливаться вместе с ней.

– Леха, блин, – Колян оттолкнул меня от своего плеча, на которое я навалился. В руке я сжимал половинку почему-то сломанной надвое ручки.

– Что, опять? – я взял протянутый им колпачок от ручки.

– Николаев и Петров, сейчас пойдете в коридор разговоры свои разговаривать, я для кого все это объясняю, – Иван Петрович сердито смотрел на нас поверх чертежа портального станка с ЧПУ.

Вечером отец Коляна – дядя Слава посмеивался над нами, когда мы не могли даже попасть по шару. Причем, если Колян еще иногда тыкал концом кия в центр шара, видимо, игра в теннис ему все-таки помогала, то я просто соскальзывал кием по краю шара и не мог даже толком его покатить.

– Так, ребята, сукно мне только не поцарапайте, – дядя Слава, присев, скользил взглядом по поверхности бильярдного стола, особенно по месту, где мы пытались сдвинуть с места один из шаров. Хотя что там он рассматривал, было непонятно. Покрытие было и так все сплошь в белых точках от ударов шаров, уже много раз поцарапанное чьими-то размашистыми ударами.

– Смотрите, руку ставите вот так, а кий должен скользить между большим и указательным пальцами. Слав, ты им перчатки какие-нибудь на руку придумай, – один из мужчин, видимо выбывший из игры взрослых на соседнем столе, начал показывать нам, как надо правильно бить.

– Вот, этим шаром надо попасть по другому шару. Притом так, чтобы тот чужой шар или свой после удара с ним зашли в лузу, – красиво вращающийся от его удара шар стукнулся с другим шаром и с характерным звуком влетел в среднюю лузу.

Через полчаса у меня получилось забить шар в лузу. Колян постучал концом кия по полу, выражая свое одобрение. А до этого я еще несколько раз почти забивал, шары прямо в лузу ударялись, но не заходили.

– А ты, ничего, Леха, молоток, резку видишь, – Колян достал мой шар из лузы и положил его в коробку из-под старого утюга, киевницы в подвале еще не было и шары складывали в разные коробки.

У самого Коляна играть получалось получше, видимо, теннис все-таки точно ему помогал. Короче, покатали мы шары, измазали руки мелом и решили научиться играть, как следует.

– Вы это, ребята, можете днем сюда приходить играть или вечером, если свободно будет. Заодно убираться здесь будете, ну там полы протереть, пыль смахнуть, – выпивший по случаю открытия своего бильярдного подвала, Колин батя похлопал меня по плечу.

– Спасибо, дядя Слава, – пожав ему руку, я побежал на дежурство.

Я уже подходил к детсаду, когда идущая впереди меня девушка поскользнулась и упала.

– Осторожнее, вы ушиблись? – протянув руку, я помог девушке подняться.

– Нет, не сильно,– отряхивая налипшие листья с куртки, ответила она и подняла на меня свои глаза…– спасибо вам.

– Скольззззко, – почему-то заикаясь, я стремительно тонул в ее глазах и молил бога – только не сейчас, ну пожалуйста. Ветер моей ауры кружил все ближе, я остро чувствовал его горячее дыхание. Боже, ну не надо мне сейчас зависать а, ну можно чуть позже, ночью, ну пожалуйста… – Вас проводить?

– Нет, спасибо, я уже почти дошла, вон мой дом, – незнакомка робко улыбнулась мне и показала рукой куда-то за свою спину. – Спасибо вам еще раз.

– Меня Леха зовут, – ничего умнее из меня выйти уже не могло. Я падал в какие-то глубокие колодцы, которые почему-то были зеленого цвета. Они мне улыбнулись, и уже за секунду до того, как утонуть в них окончательно, мне послышалось, – а меня Оля.

В детсад я пришел немного позже, чем обычно, ночная нянечка Лена Михайловна или просто тетя Лена, уже тихо посапывала на кушетке рядом с детской спальней. Будить я ее не стал, хорошо, что поел в подвале. Вытер об висевшее рядом со входной дверью полотенце синеву мела с рук и юркнул в свою сторожку, небольшую комнатку справа от входа. Спать особо не хотелось, перед глазами стояла она. Оля.

Довольный Вовка Беркуда, не расстилая кровати, плюхнулся на нее прямо в ботинках с видом мартовского кота после большой порции сметаны. Панцирные пружины под ним жалобно заскрипели. Причем у каждого из нас кровать скрипела по своему, но у Вовки, кажется, противнее всех. Хотя он этого точно не замечал, потому что глупая улыбка не сходила с его лица. Как же, после обеда он обжимался с Зинкой из старшей группы девочек. Ее сестра в этом году выпустилась из детдома, а на полученные к выпуску деньги купила сестренке новую кофточку, которой та уже второй месяц хвасталась. Ходила с сияющим лицом, вся из себя модная такая. Сегодня вот с Беркудой около фельдшерской терлась. Это мы уже знаем, Гринька успел всем растрепать. Знаем мы, и почему Вовка ухо трет, ему туда подзатыльник прилетел от нашей медсестры. А вот не фиг около ее кабинета просто так тереться, да еще и с девками обжиматься. Нашли место. А Колба, ну она Колба и есть, рука у нее тяжелая и быстрая. И ухо потом долго зудит, по себе знаю.

– Ну а что ж, большие же они уже, последний год вот отучатся и разбегутся кто куда, – уборщица баба Нюра натерла на полу остров вокруг возмущенной Колбы. – И ты, Антонина, особо их не гоняй, они же детдомовские. А ты их сразу по уху.

– Да, но ведь прямо средь бела дня, чуть в кабинет ко мне не ввалились. Ну совсем стыд потеряли. А что детдомовские, ну не все ж они такие. Вон, новенькая, такая скромная и вежливая девочка. Эй, новенькая, а ну-ка подожди, – Антонина Петеровна сошла со своего островка и пошла к вышедшим из класса девочкам прямо по мокрому полу, оставляя за собой на полу следы от солдатских сапог.

Новенькую Катю Свиридову привезли в детский год в прошлом году, родители ее погибли, а родственников, пожелавших приютить сироту, не оказалось. Она на всех смотрела своими широко распахнутыми глазами, в которых навсегда застыл вопрос – это что, все происходит со мной на самом деле? Сейчас она робко замерла на месте, глядя на грозно приближающуюся к ней медсестру.

– Тебя ведь Катя зовут, кажется? Запрос в поликлинику по твоему прежнему адресу я отправила, но там данных по твоим прививкам нет. Так что зайдешь ко мне завтра после обеда, будем восстанавливать картину, тебе уже по возрасту положено делать новые. Все поняла? – на секунду нависнув над девочкой, Колба широким шагом ушла вглубь коридора.

– Да, я все поняла, – казалось, Катя сейчас расплачется, глядя вслед марширующей по мокрому полу медсестре.

Красивая она девочка, милое, немного наивное лицо, светло-синие глазенки и смешно вздернутый носик. Пару раз мы с ней были дежурными по классной комнате, но вместо уборки играли с большой затертой картой Советского Союза. Не глядя, тыкали в нее пальцем и гадали, куда бы могли поехать. Нравилась она мне, ее красивые волосы и такая открытая улыбка.