— Останови машину, — выдавливает она из себя, прикрывает рот ладонью, а второй отстегивает ремень безопасности.
И на этот раз Джордж безотлагательно внемлет ее мольбам.
***
А вечером Питер возвращается. Возвращается так же, как и прежде, все в том же черном осеннем пальто с темно-синими пуговицами, и мимо него пролетают крупные снежинки.
Снежинки кружатся в воздухе, словно белые перышки, сливаются воедино при полете и создают зимних бабочек, что красуются золотыми переливами в свете тусклого фонаря. Там, внутри, шумно, там, за окном, Падди приметила коричневую кожаную куртку Девлина, хотя шеф никогда не был завсегдатаем пресс-бара.
Побитые сединой кудри, кажущиеся темно-зелеными глаза за тяжелой роговой оправой, чуть покрасневший от холода нос и мягкая, виноватая улыбка. Питер такой, каким его запомнила Падди тогда, когда он сбежал из хосписа, высказал Мюррею все, что думал о газете, методах управления и жизни в целом, и окончательно сжег за собой мосты. Питер стоит с опущенными плечами, сжимает и разжимает — в чем она абсолютно уверена — холодные пальцы и по традиции дожидается ее появления у входа в пресс-бар.
— Когда я ложусь спать, я снова прокручиваю тот вечер в голове, — Падди сложно говорить. Она складывает дрожащие руки в замок. — А что, если… Если бы я поняла раньше, если бы неотложка дежурила под дверями бара, что, если бы… — ее голос срывается, Падди приходится сделать глубокий вдох, чтобы хоть немного успокоиться. — Что, если бы Терри вспомнил о тебе раньше? Или я, или кто еще.
Питер закрывает глаза и поднимает голову, подставляет лицо лучам фонаря, точно греется на солнце. Он выглядит… Выглядит почти счастливым, выглядит… Таким… Падди знает, какое здесь слово будет правильным, знает, но боится назвать вслух.
— Выгляжу таким живым, — не отрываясь от своего занятия, произносит Питер. — Не всех можно спасти, девочка, — он улыбается, протягивает руку и ловит пушистую снежинку, больше похожую на крохотный комочек с крылышками. — Смотри, Патрисия, зимняя бабочка, — говорит Питер восторженно, и белая точка проходит сквозь узкую ладонь.
— Прости меня, Питер, — шепчет Падди фразу, которая никогда не могла вернуть утраченное, заживить рану или восстановить душевное равновесие. — Прости меня, пожалуйста, — упрашивает она и чувствует, как предательская влага наполняет глаза.
Черное пальто не украшают белые пятнышки, как и его волосы. Падди понимает, что Питера здесь нет, а настоящий Питер глубоко в земле, в Ламбхилле, судя по тому, что ей рассказал МакВи. Но ничего не может с собой поделать и подходит ближе.
Обнимать Питера кажется самым естественным и самым правильным, что Падди делала за всю свою жизнь. От него идет тепло. И когда его горячие ладони касаются ее щек, а губы — нежно-нежно, невесомо, — кончика носа, Падди закрывает глаза.
Сильные руки подхватывают ее, как тогда. Сильные руки прислоняют ее к влажной холодной стене. Сердце медленно оттаивает, ускоряет бег. Взволнованный голос пытается достучаться до ее разума, а Падди не может себя заставить посмотреть туда, где минуту назад стоял Питер.
Падди утыкается мокрым лицом в плечо Девлина и знает, что прощена.