========== Тест 3. — Отзвук эха ==========
[2160054000]
Маркус Манфред всегда был идиотом. И это далеко не спорное утверждение, даже Маркус нехотя, но все-таки это признавал. Только чего Саймон понять не мог, — почему же Маркус не выбрал смирение и пошел против замысла горячо любимого Творца?
Стекло хрустит под подошвами, оголенные провода искрят. Где-то через пять минут после того, как Коннор вышел из здания к остальным перепуганным людям, окна и двери, даже чертовы пустые рамы накрыл железный занавес: охранную систему злоумышленники, похоже, выключили не до конца. Ну или стандартно в чьем-то восхитительном плане все пошло наперекосяк.
То, что стараниями Маркуса он — черт возьми, как это назвать: жив/не жив? — может себе позволить блуждать полутемными коридорами молла, Саймон даже не сомневался. Только Маркус смог бы такое с ним сделать. Из мертвеца сотворить живое, чертов чудотворец.
Злость жгла что-то внутри. Может, контакт где-то замкнуло, может еще чего — Саймон теперь ни в чем не уверен, кроме одного-единственного желания найти давнишнего друга и настойчиво поинтересоваться, за что ему подобное счастье выпало, когда освобождение от бремени было так близко.
Только вот ведь незадача: лица добродетеля он не помнил. Саймон в принципе, кроме имени и смутного воспоминания о стремлении спасти его от смерти вопреки всему, ничего не помнил, словно кто-то изрядно поработал над памятью.
Светодиоды под потолком в режиме энергосбережения. Следовательно, задействован запасной генератор, будто они в больнице. Какой внезапно продуманный молл «Иерихон».
На ладони больше нет порезов, все затянулось, точно и не было тириумной синевы. Но температура тела все так же растет, и больше нельзя списать это недомогание на ангину. У андроидов ведь не бывает человеческих болезней, верно?
Смех вместе с паникой берут низкий старт, что-то в груди больно бьется о ребра. «Больно». «Бьется». «Ребра». Сколько слов, которые придется переопределить для себя, чтобы не…
Чтобы не что? Не сойти с ума? Не сгореть к чертям от перегрузок искусственных рецепторов, которые так плотно окутали кожу?
Саймон делает глубокий вдох, закрывает глаза, считает до десяти. Стандартными отладочными комбинациями не вызывается терминал. Да и кто сказал, что нейроинтерфейс будет для него доступен и понятен?
Он трет лицо, прикусывает щеку, лишь бы не закричать. И когда глупое тело начинает трястись, Саймон крепко обнимает себя руками.
Так. Ладно. Стоит выбрать задание и следовать логически предопределенному плану, который поможет достигнуть желаемого.
Пальцы ледяные, даже через чертов толстый свитер — ну какой адекватный человек станет париться в зимней одежде в один из самых жарких летних месяцев за последние пятнадцать лет, — ощущается холод.
Хэнк. Он ведь Коннору пообещал.
Хэнк Андерсон, самый молодой лейтенант за историю полиции Детройта, который при прошлой встрече даже имени своего не назвал.
Легкие по-прежнему наполняются воздухом, желудок все так же сводит от нервов, а глупое сердце вытанцовывает за ребрами особенный мотив, совершенно неотличимый от того, к какому он привык за всю жизнь.
Он знал, давно знал, что с ним что-то не так.
Ровно с тех пор, как Даниэль все-таки разрядил в него обойму.
— Помогите, — тихий голос перебивает страх.
Саймон рассеянно оглядывается по сторонам в надежде, что та несчастная снова отзовется. Гнетущая тишина коридора становится почти осязаемой.
— Где вы? — на пробу произносит Саймон и вглядывается в завалы.
Подумать только, он и не заметил, как добрался до фудкорта, по которому будто ураган прошелся. Пестрая вывеска магазина игрушек напротив висит на честном слове, отчего мурашки снова бегут по загривку.
Кто бы ни стрелял, — здесь тех людей уже нет. Здесь никого нет, кроме несчастной официантки, которая так пристально за ним наблюдала все это время.
Упоминание времени сильно бьет по нервам вместе с простым и таким логичным вопросом, который действительно застает врасплох: какое сегодня число? Наручные часы снова не отвечают на прикосновение.
— Пожалуйста, помогите, — просит Хлоя из-под обломков громоздких столов у стены.
Хлоя в зеленом платье. Официантка без бейджа, чье имя ему почему-то известно. Как и имя наглой рыжей девушки, как и Андерсона, как и…
Перед глазами мелькают алые пятна, кружатся как листья, мерцают точно снег на солнце. Линия, плавная линия. Всегда должна быть плавная линия в памяти, в поведении, в действиях, если системы работают в штатном режиме.
Он и сам не замечает, как тянет на себя тяжелые столы, один за другим. Хлоя держится за плечо, второй рукой ощупывает ребра.
— Встать сможешь?
Хлоя едва сдерживает слезы, хмурится, но утвердительно кивает.
— Кто-то из посетителей? Твой менеджер? Кто-то здесь еще есть?
— Я не знаю, — шепчет она, жалобно всхлипывает и прижимает ладонь ко рту. Лицо и шея в пыли, по щекам тянутся мокрые дорожки. — Я ничего не знаю. Саймон, все должно было быть не так.
— В смысле — «не так»? — удивленно переспрашивает он и оборачивается к ней аккурат, когда Хлоя цепляется за ножку стула и едва не падает на пол.
Хрупкая девушка в его объятиях не сдерживает рыданий, а ему уж слишком настойчиво кажется, что волосы у нее должны быть рыжего цвета.
А еще должна быть до рези в глазах белая палата, ужасающая головная боль, шрам от межключичной ямки почти до пупка, капельница в зудящей от уколов левой руке и тяжесть в груди, что выдавливает из него силы с каждым новым выдохом.
Должна быть фраза, из-за которой смех пройдется лезвием по внутренностям, грустное смуглое лицо в веснушках и обещание:
— Я не дам тебе умереть. Саймон, ты будешь жить.
Ох, ну да. Его же, как всегда, спросили, что ему нужно, важно и вообще. И из шестидесяти трех процентов, точно из отзвука эха найти первую фразу, удастся собрать нового человека.
Отзвук эха?..
Алая вспышка снова мерцает перед глазами, глупое воспоминание рассыпается в прах, ускользает со вздохом в недра того, чем начинена его голова.
От Хлои пахнет горечью, пылью, солью и едва уловимо — цветочным ароматом. Девчонка успокаивается медленно, но все меняется к лучшему, когда он бережно касается ладонью ее спины, просит взять себя в руки и клятвенно заверяет, что все будет хорошо.
— Норт не должна была вмешиваться в эксперимент, — говорит Хлоя и отстраняется.
Эксперимент?..
Она держится рукой за ребра слева и делает мелкие вдохи. Хлоя ищет отклик в его лице, хмурит тонкие бровки.
— Будто что-то смогло бы ее остановить, — выдает он наугад и попадает в цель: девчонка тянет губы в улыбке и едва снова не бросается к нему с излишней лаской.
— Ты вспомнил, Саймон! Ты правда вспомнил? — радуется Хлоя, а он только неопределенно пожимает плечами, чем приводит ее в неописуемый восторг: если бы не повреждения, наверняка принялась бы пританцовывать. — Так идем же! Мистер Камски будет рад услышать, что у нас наконец получилось!
Мистер Камски? Зачем он нужен этому человеку?
Вывеска проклятого магазина игрушек с треском падает на стеклянный пол. Хлоя даже ухом не ведет на звук, вцепляется в его запястья, словно забывает о сломанных ребрах.
Собрать человека по кускам в оболочке из микросхем, проводов и прочего счастья, заменить тириумом кровь, органы — биокомпонентами. Но что заменит душу? Что делает человека человеком?
Впрочем, впасть в экзистенциальный кризис ему не удается, не то, чтобы он особо старался, все как-то само получается: неизвестно откуда взявшийся Хэнк Андерсон взводит курок.
— Подняла руки и отошла к стене, — спокойно выдает тот и останавливается. Кровь течет по лбу из раны у линии волос, рукав пиджака наполовину оторван.
Саймон тревожно переводит взгляд с Хэнка на Хлою и едва не отшатывается от удивления. Милая девушка с такой ненавистью пялится на лейтенанта, и он почти уверен: будь у нее что-то увесистое в зоне досягаемости — точно швырнула бы Хэнку в голову.
