Это же она встретила меня. Гм… А я и не услышала, как она вошла. С такими каблуками она бы точно не ходила на цыпочках. Да и образ у неё странноватый. Вроде бы псионик, а вроде бы нет. Занятно-занятно…

— Тогда приступаем к рассмотрению жалобы.

Первый вопрос задал второй слева в ужасном малиновом галстуке, но с бакенбардами:

— Вас зовут Анна Рейн?

— Да.

— Вы признаёте, что задели человеческое достоинство Эдварда Вейнса?

— Нет.

— До вашей встречи с ним вы были ознакомлены с личным делом мистера Вейнса.

— Да.

— Повлияли ли его деяния, за которые он уже получил справедливое наказание, на ваше отношение к нему?

— В некоторой степени.

— Отвечайте, пожалуйста, конкретно, — незамедлительно вставил слово его сосед.

— Любая дополнительная информация в той или иной форме меняет наше отношение. Так что, да, в некоторой степени.

— Без подробностей, — вновь сказал он резким голосом.

— Значит, всё будет столь поверхностно?

На мой вопрос никто и ухом не повёл, что мне оставалось лишь пожать плечами и моргать.

— Продолжим.

Вопросы сыпались разные и с каждого: бессмысленные, провокационные, личные. Я отстрелялась и спокойно ожидала вердикта, но в конце объявился сам пострадавший. Не лично, конечно, а через видеосвязь.

Решили провести очную ставку? Гм, занятно. Впрочем, это было личное пожелание самого Эдварда. И я уже запуталась, зачем так потакать ему? Ладно.

— Добрый день, уважаемые члены комиссии, — как всегда предельно вежливым голосом начал Вейнс. — Анна.

Он был в той же робе, что и в день нашего знакомства.

— Ну, здарова, Эд. Что за дела?

— Мисс Рейн попрошу без… — хотел что-то высказать председатель собравшейся комиссии.

— Нет-нет, всё в порядке, мистер Гарднер. Мне нравится, как она ко мне обращается.

Эм… Нравится?!

— Как жизнь, Анна? Как работа? Прекрасно выглядите. Правильно, что решили поменять те ужасные очки.

Да, что все прикопались к моему бедному аксессуару?!

— Так, нормально. Сойдет. А у тебя как? Что нового? Ездил куда-то, повидал что-нибудь нового?

— Ха-ха. Разве что мысленно. Но спасибо, что спросила.

— Рада за тебя. Так, что ты хочешь, чтобы я извинилась? И за что же?

— О, нет-нет. Просто хотел поговорить. Правда. Господа, не оставите нас на пару минут?

— И тогда вы заберёте все ваши слова?

— Разумеется, как договаривались.

— Что ж, десять минут. Не больше.

— Огромное спасибо, мистер Гарднер, — провожал их комплиментами Вейнс.

Что я заметила, это как заволновались все члены комиссии. Физически и внешне это, конечно, не увидишь, но в их поведении появились нотки тревоги. И когда в зале мы остались наедине, он продолжил:

— Я многое узнал о вас, Анна. И честно немного даже обескуражен. Нет. Заинтригован.

— С чего так?

— Расскажу потом.

— Гм… И как же вы что-то узнали, сидя в камере?

— О, нет. Это секрет, — улыбнулся Эд. — Впрочем, ничего особенного, просто переписываюсь и общаюсь с разными людьми. Времени у меня-то много. И я потратил его на вас, чтобы хоть немного подравнять уровень осведомленности друг о друге.

— Конечно. Много узнал?

— Сирота, выросшая в католическом приюте. Отец и мать — неизвестны. Переезд в другой приют после несчастного случая, потом год в приемной семье — Хантингтоны, кажется… Казалось бы, что в вас такого, что я не вижу, но так ощущаю. Давненько я не испытывал подобного, честно признаться, — необъяснимое чувство опасности. Может это из-за ваших глаз, как вы считаете? И позвольте поинтересоваться, вы, в самом деле, слепы?

— Ну, да, не видно, что ли? — постучала пальцем по линзам.

— Но как же вы тогда ориентируетесь?

— Догадайся. Выбор не большой.

— Ах… Псионика? Следовало сразу догадаться. Полученная травма как триггер… Знаю, читал. Пережитая клиническая смерть… Эффект пробужденной псионики. У меня есть теория о том, что она есть у всех людей, но у большинства просто спит.

— О, как. А ты многое знаешь о псионике.

— К сожалению недостаточно.

— Да ладно тебе, Эд, не прибедняйся.

— Хорошо. Хорошо, — улыбнулся мужчина, и что странно весьма искренне, как на мой взгляд. — Играете в шахматы, Анна?

— Нет.

— Настоятельно рекомендую. Я иногда играю сам с собой, мысленно. Это упорядочивает разум, дисциплинирует.

Мда… И сколько нам ещё так беседовать? Похоже ему всего-навсего не хватает общения.

— И долго ещё будешь продолжать, как ты говорил, спектакль? Скажи, что ты хочешь?

— Спектакль идет пока есть зрители и постановщик. Но ты права, Анна, времени не так много. Я хотел узнать, зачем ты здесь?

Времени теперь у него не много. Сам себе противоречишь, Эд.

— Ну, слушания… — пожала плечами. — Или ты о чем?

Что за игры разума вдруг начались?!

— В Псионикуме. Зачем ты здесь?

— А-а. Ну, ради пенсии и льгот…

— Анна, ирония не всегда уместна, — помотал головой Вейнс.

— А то, но в этом и вся прелесть, никто не узнает где правда, а где ложь.

— И все же, ты не ответила на вопрос.

— Да? А по-моему ответила, — Вейнс замолк. — Так, ещё есть вопросы? А то знаешь, преступники сами себя не поймают.

— Ах, да. Я читал о вас и буду следить за вашими успехами. Признаться, я тоже когда-то мечтал стать следователем. И как вам эта работа?

— Могло быть и лучше. Много лишней волокиты вместо основной деятельности.

— Представляю, — согласился Вейнс и как-то даже посочувствовал. — А что думаете по поводу последнего тела?

— Про какого?

— Генри Лапорт, кажется, если не ошибаюсь.

— А-а, инсульт? Ну, бывает.

— Анна, Анна, Анна… — опустив голову, покачал Вейнс.

Сегодня он выглядел по-другому. Может это из-за видео или экрана, не знаю, но что-то было в его глазах, искра заинтересованности и решительности. А ещё, не видя его образа, я чувствовала себя не очень комфортно. И он это видел.

— Пожалуйста, ответь честно. Зачем ты здесь?

— Это моя работа.

— Работа… Просто работа? Значит, вам не интересны головоломки, тайны, что скрывает тот или иной в своей душе?

— Почему это? Если дело интересное, то оно эм… интересное.

— Значит вы готовы пойти до конца, чтобы добраться до истины?

— Не совсем понимаю, к чему вы, но да. Это моя работа. Хотя, истина у всех своя, так что, тут мы не согласимся.

Мистер Вейнс вновь замолк. Он закрыл глаза и что-то там про себя тихо напевал. Да уж, умеет он пугать, особенно если уже знаешь, что он натворил и что может.

— Эд? Ты там как? Уснул?

— Нет, Анна, — проснулся он и на миг его глаза посмотрели прямо в мои. — Спасибо за беседу.

— Так, конфликт исчерпан?

— Разумеется. И приношу свои извинения за отнятое время. До свидания, Анна.

— Ага. Бывай. И не пропадай там.

— Ха-ха. Конечно, берегите себя, Анна… — отключилась связь.

Что-что, а его «увидимся» прозвучало как угроза. Но вроде бы он меня не возненавидел, ведь так? Или что это было? Ладно. Дело сделано, приступаем к реальной работе.

Спустя минуту вернулись все члены комиссии и без каких-либо слов огласили решение. Напоследок мне погрозили пальцем и просто отпустили. Пфе, не прошло и больше получаса. А Каллиган ужасу-то нагонял, просто жуть.

— Кэс. Ты где? — выйдя из зала, тут же связалась с подругой.

— В школе. А ты… Уже всё, что ли?

— Нет. Прямо из зала комиссии звоню. Видела бы ты сейчас их физиономии.

— Да ты гонишь?

— Гоню-гоню. Всё норм прошло. Даже слишком, хотя это-то и странно.

— Да! — Кэс обрадовалась сильнее меня.

— Подождешь меня в школе, на такси доеду.

— Ага… Хорошо. Расскажешь при встрече.

— Само собой.

Район Санвиль располагался на возвышенности в западной части города и уже издали представлялся красивым местом, чем-то вроде заповедного природного парка, если бы не здания. Аккуратные зелёные участки лесополос реяли вдоль дороги и шикарных заборов, словно очерчивая границы между участками. А каждая коттеджная усадьба была сделана в едином благородном стиле. Куда ни глянь везде роскошные дома с идеальными газонами и такими же хозяевами. В глазах всего остального города всё здесь представлялось именно таким: дорогим и богатым. Но не стоит спешить с выводами, что здесь живут одни миллионеры. Ведь должен же кто-то следить за всей это красотой и инфраструктурой непосредственно в самом районе. И вряд ли миллионеры бы сами занимались этим.