— Да, весьма впечатляет. А ведь всего пара столетий назад это считалось лженаукой и всячески порицалось. А в людей, которые могут поднимать предметы силой мысли, и вовсе никто не верил. Но что сейчас? Возможно, мы стоим на краю эволюции.

— Вот именно, — согласился с ведущим ученый. — В древние века таких сжигали на костре, даже за малейший намек на подобную ересь.

— Ох… да. Сейчас в это невозможно поверить, чтобы наши предки были настолько дикими. Кстати о дикости, вы, наверняка, в курсе о протестах и петициях против института. Некоторые люди не хотят, чтобы вы развивали в наших детях эти способности.

— Да, я слышал о таком. И даже то, что мы якобы пытаем их в своих лабораториях. Но, уверяю, ничего подобного. Каждый гражданин вправе подать заявку в качестве «наблюдателя» и проследить за ходом проверок лично и убедиться, что это совершенно обычные проверки наподобие обычных медосмотров, только в области неврологии и парапсихологии. А наши институты — это обычные образовательные заведения, но со специальной программой.

— Вот-вот, признаться, я сам как-то бывал в качестве наблюдающего, когда мой сын проходил его в первый раз. Ему было шесть лет, он сидел на кресле и слушал музыку с завязанными глазами, потом рисовал картину, угадывал карточки… В общем, всё это было похоже на аттракцион, а не на жуткие эксперименты.

— Всё так. И вы правы, родители часто становятся нашими наблюдателями, особенно в группе 6-летних и 12-летних. Там без них никуда, а их содействие не только приветствуется, но и помогает получить достоверные данные.

— Вы упомянули, что с каждым годом растет число проверяемых. Как вы справляетесь с таким количеством?

— Поначалу в массовых проверках не было нужды. Мир тогда ещё не знал, как вообще всё организовать и какие ресурсы будут потрачены. Но сейчас, можете быть уверены, наши учреждения и его персонал справятся со всеми детьми за установленное время. Мы разделили их по возрастам, что будет удобно, а новейшие методы помогут определить псипотенциал за минимальный срок.

— То есть, за три месяца вы проверите, сколько там, двести тысяч детей и это не только в нашем городе?

— На самом деле, их чуть больше. Но да, мы справимся, в нашем городе будут работать пятьдесят точек согласно утвержденному графику. Тех, у кого подойдет срок, распределят по точкам и будут вызывать в определенный день.

— А если, кто-то, скажем так, прогулял или не может пройти?

— Мы понимаем, что могут возникнуть определенные форс-мажоры. И если, кто-то пропустил проверку, он может обратиться к нам в любой день и его поставят в график на резервный день. Но таких случаев не так много. В конце концов, это в интересах самого ребенка и родителей. Чем раньше получишь отметку, тем раньше определишься с будущим. А ещё за обучение псиоников государство выдает специальные стипендии. Так что, незачем отлынивать от такой возможности. Вдруг вы сами того не осознаете, что в вас скрыто.

Опять… Каждый год одно и тоже. Я это всё уже проходила, причем дважды. И вроде бы даже брошюрки читала, которые нам выдавали в школе. И к честности признаться, на это рассчитывать не приходилось. Шанс того, что в тебе обнаружат потенциал, близится к цифре на моей идентификационной карточке.

Мои мысли отвлек звук телефона. «Миссис Кимберли», — выскочило имя контакта.

— Анна, ты на работе? — услышала голос воспитательницы приюта.

— Ну, можно и так сказать.

— Что, снова не срослось?

— Угу.

— Ясно. Когда вернешься?

— Могу сейчас, а что такое?

— Ничего, просто хотела собрать всех до завтрашней проверки.

— В Залы Разума? Нам уже завтра? — удивилась я.

— Да, нам пришло уведомление от института.

— О, ясно. Сейчас буду.

В отличие от соседей, в Эдеме имеются учреждения для таких как я. Не знаю, как там, но что-то мне система фостер фэмили, не нравится. Ну, ладно, не суть. От ТЦ до муниципального сиротского приюта №3 путь был не самым близким, чуть меньше часа езды на велосипеде. Но мне это только на пользу. Как-никак я не веду особо активную жизнь, так что, немного покататься на свежем воздухе никогда мне не помешает.

Оранжевый гигант все ещё находился в зените, расплескав на улицы города огненные краски. Через полчаса езды оставила оживленные улицы города позади и свернула в спальный район Нью-Эдема, который за центральным парком. Здесь было чуточку прохладнее, в тени деревьев.

Наш милый район не представлял собой воплощение истинной золотой мечты, про которую постоянно говорят в качестве рекламы во всех СМИ. Обычный старый спальный район, с такими же старыми зданиями и с почти что дикими зелеными зонами. Но, несмотря на это, здесь мой дом.

Я уже была перед парком, оставалось пересечь последнюю улицу. Но случилось непредвиденное. Я не помнила сам момент аварии. И забегая наперед скажу, не вспомню долгое время. Но сам перекресток я помнила, не раз там ездила. Там особо-то и не должно было быть машин, чтобы быть начеку. Потому помнила лишь только чьи-то крики рядом и машину на полной скорости, а дальше темнота.

***

Для миссис Кимберли тот день не был наполнен чем-то особенным — рутинная жизнь муниципального сиротского приюта, ежедневные заботы. Добродушная женщина души не чаяла в своих подопечных. Вместе со всеми сиротами она ожидала поездку в Залы Разума. Для некоторых ребят это было в новинку, вызывал трепет и страх, некоторые ожидали поездку с нетерпением, и только одной было всё по боку — вспомнила об Анне миссис Кимберли.

Воспитательница знала, что та перевелась сюда из другого приюта, когда ту закрыли по странным причинам. Ей никогда не забыть их первую встречу. Спокойная, смышленая девушка производила странное, но неизгладимое впечатление. Она, казалась, взрослее своего возраста, а её пронзительные глаза, будто смотрели прямо в душу.

И как назло один звонок, грянувший громом посреди ясного дня, перевернул её мир с ног на голову — ей сообщили об ужасной аварии из больницы. Едва услышав о коме и имя, она пулей метнулась в больницу, обрисовывая в уме самое страшное, которое обернулось явью. Доктора сразу сказали ей о слепоте и о возможных последствиях после комы. К их удивлению, в остальном, она пострадала не так сильно. Чего не сказать о водителе — тот умер ещё за рулем и не дождался помощи.

— Мне жаль, но это с ней навсегда.

— Это… — не могла найти слов миссис Кимберли. — Что теперь будет?

— Сначала подождем, когда она выйдет из комы.

— Но что потом?

— Мы вызовем психологическую помощь, когда она очнется, придет в себя и выпишется, ей предстоит пройти курс реабилитации. И заново учиться жить.

— Боже…

Люди, потерявшие зрение, попадают в страшный шок. Трудно свыкнуться с таким положением, когда всю жизнь мог видеть, но по щелчку это у тебя отнимают. Страшно представить, что в один миг ты перестаёшь видеть своих родных, свою среду обитания, становишься настолько беспомощным, что не можешь заниматься своими любимыми делами, натыкаешься на все углы, спотыкаешься, а весь мир становится испытанием. Жизнь будто останавливается, теряется всякая надежда. Навсегда. Некоторые для успокоения говорят, что есть случаи и похуже, но для каждого самый плохой случай, это случай именно с ним.

— Думаю, ей психологически поможет подробное знакомство с миром слабовидящих и слепых, с их реальной жизнью, с тем, как они принимают свое положение, как с ним живут и справляются, как общаются, как занимаются творчеством, как побеждают свое положение. Среди этих людей много примеров великолепных духовных побед. Главное — дать ей понять, что жизнь не остановилась, что так можно жить и жить счастливо.

— Да… — с болью в голосе ответила женщина. — Она справится. Я знаю.

***

Очнулась я уже в больнице. Хотя, как очнулась, вроде бы мыслила вполне ясно, но имелся один нюанс — я ничего не видела. Абсолютно. Вокруг черная пелена. Потрясение вмиг сменилось паникой. Я чувствовала, как что-то давило на глаза, и я с силой вырвала ткань с глаз в надежде избавиться от этой тьмы, но ничего не изменилось — всё та же темнота и ужас. Слабость и боль по всему телу не дали мне обдумать всё как следует и я вновь упала во спасительную тьму, едва страх объял меня с головой.