Некоторое время Ритемус сидел, переваривая услышанное. Внешне он никак не отреагировал, и просто смотрел, как несколько минут назад, куда-то в окно, а внутри что-то с грохотом переворачивалось, словно подточенный теплом айсберг ронял в воду куски льда.

- Я… Совсем не помню твоего лица, - наконец он, и поводил раскрытой ладонью перед своими глазами. – Я помню, что смотрел на тебя, помню силуэт, помню лес, дорогу, я должен был запомнить, и все же не помню…

- В том состоянии, в котором ты был, сложно было бы соображать. Да, ты постоянно смотрел на меня, когда пытался очнуться, и еще одной причина, по которой ты меня не помнишь, - я сильно изменился с тех пор. Я тогда носил усы и небольшую бороду, волосы немного выцвели, и сильно похудел вдобавок. Даже те, кто постоянно со мной был, едва ли могли меня узнать. После того как я отнес тебя в лазарет, я почти сразу скрылся с глаз, и меня никто не запомнил – я уже в то время начинал приобщаться к революционным ценностям и понемногу проводил агитацию, и было бы прескверно, если бы на меня еще тогда донесли.

- Наверное, я должен остаться, чтобы расплатиться за то спасение?

- Почему же? – искренне удивился он.

- Ты меня в тюрьме спас, а я тебя у Гиремаса, - загибал Ритемус пальцы. - Тогда мы были квиты, и я не знал про то, кто меня спас в Фалькенарскую войну. Вот и получается, что я по-прежнему остаюсь твоим должником.

- Нисколько. Ты уже отвоевал на нашей стороне четыре месяца. Это засчитывается. Теперь мы точно квиты, - он улыбнулся и протянул руку. Ритемус быстро, но неуверенно пожал ее. – Значит, твое предложение о выборе остаться в ваших рядах в силе?

- Конечно.

- Хорошо. Я остаюсь, но прежде я хочу найти кое-кого.

- Видерим? Мы ведь только что…

- Нет, моего старого друга. Таремира.

***

Ритемус осторожно приподнял надвинутый на самые глаза козырек фуражки и, крепко держась за борт скачущей по разбитой дороге телеге, осмотрелся вокруг. Поля и огороды были скошены или выжжены полностью, и теперь за пригородами, окольцованными траншеями и колючей проволокой, начиналась голая степь, за которой вдалеке виднелась выглядывающая из-за холма деревня. Монотонный доселе шум распался на отдельные части – поблизости измазанные с головы до пят солдаты лопатами, ведрами вычерпывали оползшую в траншеи грязь и вновь крепили брустверы - после сильного ливня все здесь превратилось в одно сплошное месиво; стучали молотки, кричали офицеры охрипшими голосами приказы, шумели моторы, скрипели развертываемые на позициях орудия, ржали лошади, и в воздухе, кроме аромата петрикора, витал и дух безнадежности. На лицах проходящих мимо солдат проступала накопленная усталость, наверное, даже не столько от проделанных фортификационных работ, сколько от ожидания – уже два месяца, или даже больше, этот королевский оплот дрожит в ожидании наступления мятежников, которое все никак не начнется – и в радиусе ближайших двадцати-тридцати километров Ритемус единственный знал, что повстанцы придут еще не скоро – Капулан не был важным транспортным или торговым узлом, чтобы считаться первоочередной целью. Нет, есть города побольше и поважнее, а его защитники будут мучать себя бессонницей еще как минимум несколько недель.

Колесо попало в выбоину, телегу подбросило и сидящие по краям едва не вылетели за борт – дорога была совсем разбита. Послышался вскрик – кого-то облило грязью, и Ритемус машинально надвинул козырек обратно и задвинулся за спины соседей. В разбитой стене дома он заметил торчащий обрубок – пушка. Вот как… То-то нигде в траншеях нигде нет артиллерийских позиций. Люминас будет очень доволен.

- Стой! – они уже были около пропускного пункта. – Слезай. Кто будете, что везете?

Пассажиры спрыгнули и пропустили военного к телеге. Тот принялся рьяно сдергивать покрывала и развязывать бечевки на мешках. Мимо из города проехала тощая лошаденка, тянущая за собой скрипящую телегу, в которой восседал крестьянин. Лошадь попала копытом яму, брызнув грязью на штанину Ритемусу. Тот не успел увернуться, и негромко чертыхнулся сквозь зубы. Невелика потеря - одежда и без того была грязная – брюки, ранее бывшие, кажется, серого цвета, теперь коричнево-пыльные, бежевая рабочая куртка – чуть чище. Обычная одежда рабочего какой-нибудь городской фабрики.

Пока один «белый» осматривал груз в телеге, несколько других обыскивали пассажиров. Ритемус покорно расставил ноги на ширине плеч и поднял руки. Скрывать ему было нечего – он не взял с собой ничего, наперекор взбешенному Люминасу, которому он поведал свой план после того как узнал, где находится Таремир; даже маленький карманный офицерский пистолет, который при желании можно был спрятать в ботинке, он отказался взять.

- Тоже документов нет? – спросил солдат.

- Нет, - пожал плечами Ритемус, сделав предельное простое лицо, - Да и откуда им быть – они в доме остались, а дом эти сволочи спалили еще два месяца назад. Так и скитаюсь…

- А здесь что забыл?

- К вам хочу податься снова. Я тогда почту вез в гарнизон, решил в свою деревню по пути заехать, сам понимаешь, родителей повидать. Приехал, вещи оставил в доме, а меня вытащили, всем селом встречать стали. И тут как из лесу эти ироды нагрянут… - он махнул рукой и нарочно скривился, на всякий случай собираясь выдавить скупую слезу.

Солдат нахмурил брови, видимо, не слишком-то впечатленный рассказом, и оставил Ритемуса в покое, перейдя к следующему.

- В центре штаб-квартира есть, там спроси. Добровольцев нынче не сильно жалуют – обычно только жрать просят, а делать ни черта не хотят. Только расскажи что-нибудь другое, а то точно тебя за шею вытолкают за такой проступок.

- А я что, не знаю, что ли? – весело откликнулся Ритемус. – А от вас-то что скрывать – вы ведь не выгоните?

- Не выгоним. Не наше дело, - равнодушно ответил солдат. – Пусть там разбираются, а нам и своих забот хватает, - кивнул он в сторону пустых полей.

Ритемус и крестьяне взобрались в телегу и поехали дальше, через несколько кварталов они завернули в переулок и остановились.

- Вот мы и внутри, - сказал возница. – Давай, как договаривались.

Ритемус снял стоптанный сапог, выудил сложенный кусочек ткани и передал его крестьянину. Тот развернул его, и на ладони тускло засияли несколько золотых монет. Он попробовал одну из них на зуб и удивленно спросил:

- Так уж и золото?

- Золото, - повторил утвердительно Ритемус и спрыгнул с телеги. – Бывайте.

- Эй, а ты не из бунтарей часом?

- Был бы из бунтарей, ты бы у меня на штыке висел. Я из своих, - нарочито-загадочно ухмыльнулся он.

- Ну-ну. Еще бы понять, где кто… Прощай, - он цокнул языком, и телега понеслась по улице в центр. Ритемус вышел из темного переулка на залитую светом улицу и остановился, несколько удивленный увиденным. Только сейчас он заметил, что внутри города царила атмосфера мирного времени – по тротуару густо и неспешно шли в обе стороны потоки людей: рабочих в замасленных фартуках и пыльных рубахах, зажиточных горожан в дорогих пиджаках и сюртуках, и до блеска начищенных туфлях, женщин – из низкого сословия в затертых льняных или конопляных платьях с косынками на головах, или более высокого – в шубах, из-под которых выбивались белоснежные подолы и в модных миниатюрных шляпках, из которых сзади обязательно торчали несколько длинных перьев. По дорогам постоянно курсировали телеги, кареты и проносились, исторгая облака режущего глаза дыма редкие автомобили. Иногда лишь эту идиллию нарушали то и дело встречающиеся патрули, которых было даже меньше, чем когда Ритемус нес службу в Тиренаре почти добрых десять месяцев назад. Он шел, забыв об осторожности и крутя головой по сторонам, не веря собственным глазам – такое, и в паре десятков километрах от фронта!