- Не могу, - замотал головой Ритемус, - Что-то я теряю веру в то, что наше предприятие удастся. Посмотри на них – пока все идет мирно, но как они поведут себя, когда почувствуют, что над ними нет твердой руки, которая вела бы их дальше?
- Пока ты спишь, мы все… - не понял мысли Ритемуса Северан.
- Я говорю не о ближайших восьми часах, в которые я действительно попытаюсь восстановить силы. Я говорю обо всем времени нашего пути. Большинство из них наверняка разбегутся, если нависнет серьезная опасность? Я-то их не брошу, ведь на меня возложено бремя главенствования, но убедиться в их преданности я тоже не прочь.
- Большинство из них вполне приличные люди. Однако правильно люди говорят, что друг познается в беде. А что нам остается делать, кроме как дожидаться того самого испытания их духа? Главное, не ронять авторитет, и они не бросят нас, не разбегутся… - он понизил голос, - И, Ритемус… мы с ребятами посоветовались, и с тобой решили обсудить, - тот поднял голову в ожидании, - А может, и не надо переходить линию фронта?
- Я тоже думал об этом. Быть может, мы находимся в вольготных условиях, о которых по ту сторону и мечтать не могут… По правде, я не думал бы уходить, были бы под моим началом одни солдаты. А так большинство их, - показал он на лагерь, - Извини за эти малодушные слова, они лишь обуза, которую я бы в иной ситуации отослал бы в тыл и забыл. Но у нас здесь ни тылов, ни фронтов, ни флангов нет... А стоит им дать решить свою судьбу – и от нас останется ровно столько же, сколько от новеньких в начале войны, Впрочем… Валерус! – позвал он юношу, беседовавшего с пограничниками. – Позови Тумасшата!
Проводник явился во мгновение ока, и Ритемус, уже пришедший в себя, сказал:
- Мне нужны люди, достойные твоего доверия, выносливые, ориентирующиеся в этих краях, как в своем доме, и главное – не боящиеся смерти.
- Ваше благородие решило воевать? – с тревогой спросил Тумасшат скороговоркой. – А как же…
- Мы останемся здесь и подумаем, как переправить на ту сторону гражданских. Думаю, что в тылу врага мы можем нанести не меньший урон, чем если столкнемся с ним лицом к лицу на передовой.
***
Глаза у него слипались, и ноги едва передвигались после долгих бессонных недель. На другой стороне дороги взор не улавливал никаких погрешностей – пограничники замаскировались на славу, только бы в горячке боя не перепутать их маскхалаты с вражескими. Скоро здесь должна была пройти колонна грузовиков, и среди них будут транспорты с продовольствием – об этом сообщили ему разведчики Тумасшата, из которых он сформировал два разведотряда – один сейчас разведывал местность вокруг лагеря, другой он направил к линии фронта, собирать информацию, стоит ли прорываться или нет.
За это время он…, нет все эти люди сделали очень, очень много. Понимание происходящего пришло ко всем. Многие в первые дни всерьез принимали существующее положение дел за скоротечное и вопреки здравому смыслу лелеяли надежду, что все кончится так же внезапно, как и началось, но удивлению здесь не было места – часто серьезные потрясения приводят человеческий разум в угнетенное состояние, и от безвыходности он пытается отрицать наличие этой ситуации и прячется в отвлеченных вещах. И новоявленные партизаны старались уверить себя, что стоит немного потерпеть – и все пройдет само собой, как страшный сон. Словно все их погибшие родственники вдруг оживут, и дома восстанут из пепла… Поначалу это даже помогало Ритемусу – люди не роптали на тяжесть перехода и прочие лишения, послушно исполняли приказания, но при этом вели себя словно механизмы – движения скованны, взгляд погружен в самое себя, интерес к окружающему миру притуплен, а при разговоре с ними создавалось ощущение, что это механизмы исторгают из себя речи, состоящие из отдельных рубленых фраз, которые в свою очередь черпаются в ограниченном словарном запасе, будто граммофон, играющий лишь то, что записано на виниловой пластинке, и ни звуком больше. Он видел такое десятки и сотни раз на войне, но каждый раз его брал страх, потому что невозможно было предугадать, что выкинет такой субъект – останется на месте, самопогруженно созерцая свои иллюзии, или ни с того, ни с сего бросится под вражеские пули, или ударится в слезы.
«Живыми» были лишь люди бывалые, вроде него. Они ссорились, ругались, пускали иногда слезу по погибшим, и от этого становилось спокойнее на душе, потому что они сознавали происходящее, жаждали жить и всячески предостерегали друг друга от падения в пучину безразличия. Именно поэтому, благодаря обостренности чувств, удалось повергнуть врага в двух стычках – в позапрошлую ночь и пять дней назад, хотя тот был вооружен гораздо лучше. В первый раз убитых было с десяток, и могло быть больше, если бы враг подкрался ближе, но неосторожный шаг выдал его, и кто-то из пограничников успел открыть огонь. Второй окончился куда благополучнее – митананцы оказались зажаты с двух сторон, и полегли все.
С тех пор люди стали «оттаивать». Из срубленных сосен сделали несколько новых саней и каркасы для переносных домов, в деревнях нашли тройку коней, брошенных владельцами на произвол судьбы, и на день даже остановились в деревне с пустыми нетронутыми домами, которые Ритемус строго-настрого запретил грабить. В начале второй недели отряд набрел на ветку железной дороги, ведущую к угольному карьеру, которой минатанцы не преминули воспользоваться, и Ритемус решил кружить вокруг путей, чтобы когда-нибудь напасть на состав или взорвать дорогу – но людей и взрывчатки для такого замысла не было.
Большую помощь во всем оказывал Тумасшат. Поначалу он предстал перед Ритемусом растерянным, «бестолковым», как он сам говорил Северану, но довольно скоро валайм взял себя в руки и показал, на что способен. Как оказалось, в своей деревне он был заместителем старосты, и после гибели того он должен был взять бразды управления в свои руки, если бы не нагрянувшая беда. Он оказался хорошим хозяйственником, легко находил общий язык с крестьянами, если те упирались, и вообще обладал неоценимым опытом выживания в глубоких лесах и был попросту умудренным жизнью человеком.
А люди между тем прибывали – то они сами набредали на колонну, то сама «армия Ритемуса», как в шутку ее однажды прозвал Северан, а за ним – и все остальные, проходила мимо разграбленных деревень и вливала в свои ряды новую кровь. Наладив быт и заметно набрав силу, чтобы тягаться с врагом, отряд так и не получил в полной мере самого важного – продовольствия, и уже понес первые небоевые потери – за несколько последних дней умерло восемь человек; только вечером человек еще разговаривал со собратьями по несчастью, а на побудке не отзывался и оказывался вдруг окоченевшим синим трупом. Остальные же едва волочили ноги – нормы, распределяемой на каждого, хватало лишь на поддержание жизнедеятельности, и люди в пути, находясь в сознании, падали в снег и едва могли приподняться. Ритемус приказал разбить лагерь на холме, и отправился к лесной дороге, разослав гонцов по деревням, и получив сведения от пойманных минатанцев, организовал засаду именно здесь. Прошло уже шесть часов, и вечерний остывающий воздух заливал в конечности гипс, снять который стоило больших усилий.
Наконец, послышался шум моторов и вдалеке снег озарился слабым светом фар. Ритемус молил бога о том, чтобы это была не бронетехника, которая здесь не единожды проезжала, иначе добычи им не видать, а просто грузовики с провиантом и охранением. Защелкали предохранители, зазвенели антабки натягиваемых ремней.
Первыми в дело пошли гранаты – Ритемус выдернул связанные бечевкой чеки нескольких гранат, привстал, бросил под шедший первым броневик, и рухнул, уже замеченный. Едва возницы и водители подняли крик, как небронированное дно машины тут же оказалось разорвано, и чуть подпрыгнув, она остановилась, загородив путь. Другая связка, брошенная кем-то из пограничников, рванула у замыкающего грузовика, и колонна теперь была обречена. Застрекотали со всех сторон винтовки, транспорты тормозили, врезаясь друг в друга, переворачиваясь, и дезориентированные солдаты, выпрыгнув из кузовов, метались в поисках укрытия, потеряв много людей, и опомнившись, открыли ответный огонь. В колонне было много лошадей, и каждый боец усердно выполнял приказ Ритемуса – беречь лошадей, ведь именно от их количества зависело, какой у них улов будет сегодня. Ритемус стрелял редко – на себя он взял водителей грузовиков, и теперь предоставил остальную работу другим, не брезгуя удобными целями – кто-то из минатанцев стрелял сквозь тент на кузове, кто-то залег в кабине, и на один выстрел отвечал скупой залп – у повстанцев патронов было немного.
