- А с этим что делать?

На полу лежал раненый канц с дырой в груди и посеченным осколками стекла лицом. Он стоял у окна, когда в него попала пуля. Он пытался заползти под кровать – от окна тянулся кровавый след. Теперь он лежал на спине, судорожно вздыхая, весь окровавленный, и глаза его, полные боли, метались из стороны в сторону. Рядом лежал еще один мертвый.

- Не офицер? – риторически спросил Ритемус. – Там уже полно пленных, а от этого толку не будет. Он все равно скоро умрет. Добей его.

Аумат поднял винтовку и всадил с размаху штык канцу в сердце. Тот мгновенно затих.

На улице царило оживление уже другого рода – на божий свет из домов вытаскивали вражеских раненых, вытаскивали из подвалов ящики с боеприпасами, докладывали о сохранности укреплений, приказывали начать укреплять защитные сооружения с обратной стороны деревни, откуда мог прийти враг, перетащить туда артиллерию и снаряды. Вдруг раздался выстрел – это канц решил попробовать счастья и побежал прочь, надеясь скрыться в болоте, но его настигла пуля, и Ритемус успел увидеть, как ноги того подкосились и он, сначала изогнувшись как тело лука, распрямился и рухнул лицом прямо в ил, не добежав до заводи метра.

На какое-то мгновение все застыло, ожидая развития событий, но спустя несколько секунд солдаты продолжили заниматься своими делами.

Все прошло очень быстро – меньше часа потребовалось, чтобы захватить деревню. Под шум дождя колючая проволока была перерезана и населенный пункт был окружен со всех сторон. Затем по местам предполагаемого нахождения радиоточки (их оказалось две), вычисленным по огромным штырям антенн, дали несколько залпов из минометов, затем в дело вступила полевая артиллерия, перепахав восточный край деревни, после чего начался сам штурм.

И эта быстрота показалась Ритемусу слишком молниеносной. Подступ к городу был взят слишком легко. Тут не было ни серьезных долговременных оборонительных сооружений, ни минного поля, а артиллерия и пулеметы были смяты в первые же секунды. И главное – всего несколько патрулей ходило вокруг деревни. Никаких дозоров.

- Гаттарис, доложить о потерях! – раздался голос Альдеруса. Легионис цаплей шествовал по улицам – грунтовая дорога раскисла после дождя – высоко поднимая ноги, чтобы не увязнуть в грязи.

- Ритемус!

- Слушаю, господин легионис!

- Что у тебя?

- Восемь убитых, тринадцать легко ранены!

- Не страшно, - нараспев сказал Альдерус.

- Не кажется тебе, что все слишком… легко прошло? – сказал он шепотом.

- Повторить хочешь? – и поправляя фуражку, сказал гнусаво, - Не кажется. Они распылили силы. Основная часть в городе. Но я бы поставил бункеры на их месте. Пять или шесть. Загнал бы всех до смерти, но построил бы. И минное поле. И в лесу растяжки.

Через полчаса, после радиотелеграммы, полк вновь был на марше. Отряды разведчиков возвращались и докладывали, что впереди все чисто. Впереди были сельхозугодия, затем небольшой поселок, еще километр поросли, и наконец, сам город.

Эти несколько километров казались такими далекими и близкими одновременно, но не это беспокоило его. Слишком, слишком все тихо. Далекая сильная стрельба не в счет – это Северная армия вместе с городским гарнизоном начали оттягивать на себя силы. С желтовато-серого неба вновь накрапывало – земля скоро станет совсем непроходимой. Хоть отросшая пшеница вперемешку с разросшимся бурьяном их прикроет от чужого взора.

Прогремели приглушенные ветром выстрелы – в поселке явно кто-то был. Сзади раздался боевой свисток.

- В атаку! – закричал Ритемус, и подняв руку с пистолетом – трофеем из Капулана, бросился вперед. В полях оставаться было нельзя – дождь пока был не слишком сильным, а у канцев могло хватить ума подпалить растительность, и тогда весь полк был объявлен в сводках героически погибшим при невыясненных обстоятельствах.

Застучал где-то пулемет, и нарастающий свист разлетающейся земли понемногу подкрадывался к ногам. Ритемус упал, и стук прекратился, сменившись рокотом моторов – это две бронемашины сопровождения заехали в деревню и успешно наводили ужас на оборонявшихся. Лавина наконец достигла заборов, где лежали тела убитых зеленых. Перемахивая через забор, он наконец обратил внимание на то, что творилось по бокам и сзади – все были на месте. Аумат бежал слева, кажется, где-то мелькнула голова Равелуса, больше в людском море нельзя было кого-то различить. Сверху что-то засвистело – мины? Наши или их? Бежать, бежать!

Глухой удар, неостанавливающийся рык пулемета, и взрыв, с которым пулемет умолк – это зеленые улучили момент и смогли остановить машину, либо она сама врезалась, и ее взорвали. Через разбитое окно Ритемус ворвался в дом – однокомнатную избушку. В дверном проеме появилась темно-серая шинель, и он помчался на нее, выставив винтовку вперед, и вонзил штык прямо в аорту. На него брызнула кровь, и когда он выдернул штык, его шинель вновь лизнул небольшой фонтан. Через открытую дверь внутрь медленно, словно застенчивый непрошеный гость, по потолку пробирался едкий вонючий дым, пахший горелой резиной и бензиновыми парами. Черные уже пересекли улицу и вели бой за другую улицу. Вслед за солдатами своего батальона Ритемус забрался в дом и прижавшись к стене у окна, увидел врезавшуюся в телеграфный столб бронемашину, лишившуюся левой пары колес, и чадящую из всех щелей. Два бронелюка – на башенке и у водителя – были распахнуты. Из верхнего люка вниз наполовину свисало обгорелое тело, уронив офицерскую фуражку на землю. Второго не было видно, но сквозь стрельбу доносилось низкое болезненное мычание, хотя это мог быть любой раненый.

- Досадно, а? – спросил солдат, сделав выстрел и прильнув к стене.

В проеме окна дома напротив юркнула тень. Ритемус спрятался в глубине комнаты, выждал, и когда силуэт высунулся во второй раз, нажал на курок. Силуэт на полсекунды остановился и повалился в сторону.

- Много их там, оказывается, - с еще большой досадой сказал солдат и вынул из подсумка «хлопушку» с холостым патроном. - Ну-ка, разойдись, сейчас будет сюрприз!

Все от греха подальше попятились к столу к Ритемусу. Солдат высунул ствол винтовки наружу, осторожно прицелился, и с глухим шлепком, словно бутылка шампанского, граната полетела прямиком во вражеский оплот, сотрясши его и заставив замолчав.

- В Фалькенарскую такими было легче застрелиться самому, - заметил Ритемус, и на всякий случай пальнул еще раз, чтобы убедиться, что живых не осталось.

Выйти наружу не получилось – только он открыл дверь, как та покрылась отверстиями, а он получил в лицо пригоршню щепок.

- Господин адъютант? – кинулся к нему Аумат.

- Все нормально, - он выдернул из щеки занозу и прошествовал к заднему окну, - пойдем вытравливать.

Приказ никому отдавать не нужно было – офицеры ниже рангом глупее его не были, поэтому сразу, как пулемет подал признаки жизни, он получил связку гранат. От дома, где находилось пулеметное гнездо, остался только фундамент.

Возрожденцы планомерно отступали к восточной окраине деревни, где их беспокоил юркий броневик, ни на секунду не останавливающийся на месте, дабы не разделить судьбу собрата. Ритемус разыскал Анемира, уже ставшего командиром роты, и приказал тому направить людей по ручью, чтобы зажать врага с двух сторон и не дать укрыться в роще. Еще час Ритемус метался по всей деревне, раздавая приказы, ибо расположение улиц в поселке было порою настолько запутанным, что иногда свои с одной стороны улицы начинали стрелять по товарищам на другой. Порою чердаки оживали, выплевывали стекла и плотным огнем прижимали наступающих к земле, и последние очень жалели, что артиллерия пожадничала снарядами на населенный пункт.

Последние дома, очень ветхие, сделанные из бревен и глины, просто-напросто сожгли, и они горели отлично, несмотря на морось. Из окон выпрыгивали черные фигуры, объятые ореолом пламени, которых тут же приканчивал штык или целый залп пуль, отбрасывая тела назад. Оставшиеся в живых возрожденцы бросились к ручью, воспользовавшись замешательством с поджиганием домов, и теснимые солдатами врага, захватившими деревню, и бойцами Анемира, уже ждущими их на месте, бросили через рощу и кустарники к городу. Теперь никого останавливать не надо было – на очереди был город. Вырвавшись из рощи, черные остановились и дали залп по убегающим зеленым, половина из которых осталась лежать на лугу.