Зимний двор Надевай-ка шапку – добротный мех, Продевай-ка варежки в рукава! Эта лёгкость зимняя крепче всех, Это память детства добром жива! Примеряйся в санки – и вниз с горы, Целой жизнью скользкий наезжен след. Розовеют щёки – в задор игры, Ох, держи поводья, пощады нет. Много дней прибавилось и забот, Но ватага шустрая – громче: «Пли!» И возголит вьюга и нос, и рот, Да к рукам примёрзшие феврали Так и колют пальцы – набрякши льдом, Норовят под ворот снежком попасть. А сугробы нынче – вставать с трудом, Снова в гору – шубу истреплешь всласть. Бог смеётся, верно, в тепле небес, Надо мною снежный задор кружа. – Ну куда, куда ты опять полез? — Со второго слышится этажа. Мама Сашки, зычна и молода, Озорного сына зовёт домой. Обернулось время – двором – туда… Накренился шкаф неуклюжий мой — Затерялась шапка среди тряпья, Сиротливо санки стоят в углу… Бог задумал, видно, другое: я В эту зиму – брешь в крепостном валу. За гранью За гранью нищеты и низменного круга, За колкостью небес, ненастием ветров — Я выбрала не свет – скитаниям хоругвью, А выбрала тебя – предвиденьем портов. За разностью плеяд, меняющихся с веком, За мерным звоном их словесных оборон — Я выбрала не стон – болезненностью эха, А выбрала твой зов – предчувствием сторон, С которых, сколь ни жди чудес и снисхождений, Сойдёмся только мы – единственными из Оставшихся в живых с проигранных сражений, Истерзанных борьбой, согласных на лендлиз. За мужеством постичь смирения науку, За строгостью стихов и бытом без затей, Во всю свою любовь – протянутую руку — Я выбрала твою – предчувствием страстей. И если мир иной уймёт в конечной точке, Начавшись там, где явь представится за бред, Не пожелав принять богатств – поодиночке, Я выберу твой сон – за тот и этот свет. Влюбиться в Россию Влюбиться в Россию – что может быть проще — В хандру одиночества – шелестом рощи, В теплом обдающие летние ночи, В рассвет восходящий, до солнца охочий. Влюбиться в безмолвье, промозглость и лужи, В порою тоскливые зимние стужи, В озёра – с земным отражением неба, В душистость цветений и свежего хлеба, В пространств, дураков и дорог необъятье, В советов своих и чужих неприятье, Как будто в расплату, – в века испытаний, В заоблачность мыслей и косность сознаний, В прогресс технологий и вечную древность, В свитую кольцом лебединую верность, В года, прижитые кукушкой из чащи, В стихи, у которых есть смысл настоящий. Знать столько о ней, что наветы бессильны… Понять вдруг, как сложно – быть честным в России, Взметнуться. Уехать. Надолго остаться. Понять лейтмотивы чужих эмиграций. Послать ко всем хворям безбедность и скуку, Поднять инстинктивно в знамении руку, Вернуться ни с чем, став упрямым и сильным, И снова, как в детстве — Влюбиться в Россию. Влюбиться в Россию. Сильнее, чем в слово, Нестись что есть силы в тот город знакомый, Где солнечный остров всё чётче и ближе, Бежать из Брюсселя, лететь из Парижа. Молчать, не надеясь на отклик ответный. Как трудно – Россию любить беззаветно. И всё же, во гневе пославшей на плаху, Последнюю в жизни – отдать ей рубаху. Круговерть Опоздать на рейс, перепутать порт, Разрыдаться в голос, что грош в кармане. Выдающих за «экстра» третий сорт Наконец-то вслух уличить в обмане. Завалить делами никчёмный быт, Обрасти бугристой мозольной кожей, Оказаться в тех, кто уже забыт, Отразиться в тех, кто на жизнь моложе. Обессилев, стихнуть, найти тетрадь Где-то между прошлым и новым веком. Что-то очень нежное написать Одному уставшему человеку. Заключить круги в квадратуру дня, Низложить случайное, вспомнить Кафку, Обвести число, времена дразня, И пойти уверенно на поправку. Преуспеть лишь в том, что с лихвой принять Для сторон неравных – линейность друга. Заказать билет, чемодан собрать И опять попасть в неразрывность круга. Захотеть зимы. И, украсив дом, В новогоднем шаре увидеть чудо, И, подобно сердцу, дышать с трудом, И, подобно жизни, светиться всюду! Скрипит мороз… Скрипит мороз литыми каблучками, Душа поглубже жмётся в пальтецо. А город спит, укрывшись облачками, Спадающими прямо на лицо. Гирляндой яркой оторопь земная Натянута от речки к площадям. Блестящей гладью тропка ледяная Недвижущимся – вслед – очередям Бежит к сугробу, прячется бесследно — Крещенской ночью людно и светло. И с той поры, как спросят, кто последний, Вдруг окажусь запахнутой в тепло. Прозрачность дня – зимовью на потеху. Но к простоте, что нынче не в чести, Льнёт благодать, накинутая сверху, И тишина, зажатая в горсти. |
