Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– А дальше? Что случится дальше?

– Ну, если у вас больше не возникнет вопросов, считайте, что билет для вас уже забронирован на четверг. – Скотт откинулся на спинку стула, изучая Эмили взглядом, и она осознала, что стоит на перепутье судьбы и надо делать выбор. Сейчас или никогда. Да или нет. Красная таблетка или синяя.

Девушка посмотрела вверх, на увитую плющом решетку навеса, в квадратах которой сквозь листья проглядывало голубое небо. «Домработница…» Она вспомнила грязную ванну и раковину в съемной квартире. «Няня…» Эмили умела ладить с детьми, однако понятия не имела о том, как нужно о них заботиться, особенно о тех, у кого «проблемы со здоровьем». Но как отказаться от жизни летом в роскошном поместье на берегу океана да еще и с оплаченными расходами? Она сумеет научиться на месте всему, что от нее потребуется, правда же?

– Знаете, Эм, – снова заговорил Скотт, и его голос теперь звучал устало. – Какой-нибудь пустяк может полностью перевернуть жизнь. Одно-единственное решение открывает великое множество дверей. Вы вольны войти в любую из них – или во все сразу – и сделаться совершенно другим человеком. Но мир вокруг тоже изменится навсегда.

Их взгляды встретились, и Эмили показалось, что он смотрит ей прямо в душу. Сердце вспыхнуло, будто по нему чиркнули спичкой. Что ж, возможно, она и правда особенная.

Взяв договор о неразглашении, девушка улыбнулась:

– У вас есть ручка?

Глава двенадцатая. Скотт

Скотт стоял в гостиной своей квартиры на берегу Темзы, прижав к уху мобильный телефон. Нина не отвечала. Он два раза набирал ее номер, прежде чем соединение установилось и сквозь помехи пробился голос:

– Скотт?

Голос звучал едва различимо.

– Нина, ты меня слышишь?

В ответ из динамика раздалось шипение.

– Нина!

– …слышу тебя, – донеслось слабо и издалека, будто из глубины гигантской пещеры.

Скотт подождал и в конце концов произнес:

– Я кое-кого к тебе пришлю.

В динамике зашипело и затрещало сильнее.

– …век здесь.

– Что?

Вдруг голос Нины прорвался прямо в ухо, громкий и отчетливый:

– …следит за мной. Какой-то человек наблюдает за домом! Люди.

Скотта сотрясла дрожь – накатила стремительной обжигающей волной, а когда эта волна схлынула, осталось покалывание по всему телу. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:

– Нина…

– В лесу. Они там шумят.

– Нина, послушай меня. В лесу никого нет.

Вернулись помехи, снова заглушив ее голос.

Скотт ждал.

– Ты меня слышишь?

– Да, – ответила она.

– Ты слышала, что я сказал? Я пришлю кое-кого.

– Что сделаешь?

– Пришлю кое-кого. К тебе. Она приедет в четверг.

На другом конце линии щелкнуло, потом раздался приглушенный вой, будто налетел ветер.

– Ив встретит ее в аэропорту и привезет к тебе, – договорил Скотт.

– Ты… – Голос Нины снова утонул в статическом шуме.

– Ты где? Не в доме? – Скотт представил, как она стоит на лужайке, сжимая телефон в руке с побелевшими костяшками пальцев. Глаза у нее, должно быть, расширились, брови поползли вверх. – Иди в дом, Нина, в лесу никого нет.

– Скотт! Ты сказал, сюда кто-то приедет?

– Да, но не сейчас. В четверг.

– В четверг? Кто? Кто приедет?

– Домработница.

– Домработница… – повторила Нина совсем слабым голосом.

– Или садовница. Или няня. Помощница по хозяйству. Она будет выполнять любые твои поручения. – Он шагнул к окну и посмотрел вниз. На улице ливень обрушивался на высокие здания, хлестал по мостовой. Скотт прислушался к плеску воды, льющейся с карнизов, и вообразил себя там, летящим вниз вместе с тяжелыми каплями, кувыркаясь в воздухе, в бурном потоке с небес, а потом – БАЦ. Удар о землю – и тело разлетается на тысячу мокрых ошметков.

– Она?

– Да. Ее зовут Эмили.

«Эмили. Эмили. Эмили». Все мысли были полны ею. Он досадливо поморщился, вспомнив, как разоткровенничался с девушкой за ленчем. Болтал без умолку о детстве, о своем отце… Почему его так разобрало? Нужно быть осторожнее.

Нина что-то сказала, но на линии опять затрещало, и он не понял ни слова.

– Нина! Ты еще здесь? – Скотт пошел на кухню, облокотился на мрамор кухонной стойки. Огромные стеклянные плафоны покачивались над головой, как планеты.

– Нина?

Тишина.

– Я тут стараюсь все делать правильно, – прошептал он.

По-прежнему ни звука от нее, только шорох помех. Скотт прикусил зубами ноготь на большом пальце; краешек отломился с одной стороны, но застрял с другой. Скот прикусил еще раз, и снова – наконец кусок оторвался. Из-под ногтя выступила кровь.

– Знаю, ты хочешь, чтобы я был рядом, – проговорил Скотт едва слышно. – Но мы оба понимаем, что я не могу.

Динамик опять разразился треском, а потом вдруг помехи исчезли, и на линии стало так тихо, что Скотту показалось, будто он слышит, как шевелятся губы и язык Нины, как вздымается ее грудь – неровно, рывками.

Нина плакала.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо тебе.

Скотт закрыл глаза. Скользнув локтями по гладкому мрамору, обхватил голову руками, чуть не задохнувшись от ее благодарности.

«Отличный ход, Нина, – подумал он. – Ты победила. Опять победила».

Но он и сам знал, что не прав. Никто тут не мог победить.

Они все проиграли. Каждый потерпел поражение.

Муж спотыкается и пытается поймать блинчик, а я весело смеюсь, потому что не хочу испортить наши последние минуты. Пусть он выйдет из дома в хорошем настроении.

– Ха! Поймал! – Он перекладывает блинчик на мою тарелку, и тот шлепается посередине бесформенной кучкой. Нахмурившись, муж подравнивает эту кучку вилкой, пытаясь придать ей изначальный вид.

Я разглядываю его с близкого расстояния – он все так же красив, как в тот первый день, когда мы встретились. Мне нравится эта его привычка – касаться языком уголка рта, когда он пытается сосредоточиться. Язык словно разминается на краю поля, как футбольный судья. Ему не хватает только кепи и свистка.

– Завтрак подан, мадам, – говорит муж с театральным французским акцентом и протягивает мне тарелку, изобразив другой рукой в воздухе галантную финтифлюшку.

Я, улыбаясь, беру половинку лимона и выжимаю сок на блинчик, затем посыпаю его сахаром и добавляю добрую щепотку натертого сыра, размазываю все по блинчику и закатываю его в трубочку. Муж корчит брезгливую гримасу, когда я беру блинчик и впиваюсь в него зубами. Вкус божественный.

– Фу, какая гадость, – говорит он, намазывая на тост арахисовую пасту. – И ты еще претендуешь на гордое звание шеф-повара.

– Не-а, – возражаю. – Я еще не получила диплом.

– И никогда не получишь, если будешь так обращаться с пищей. Ты издеваешься над нашим неродившимся ребенком. Его же сейчас стошнит, пока мы тут с тобой болтаем.

– А вот и нет, он сам попросил, – заверяю я с полным ртом лимона и сыра. – Crêpe Suzette à la fromage[18]. Писк моды в Париже.

– В наши-то дни? Вот я проверю, когда там буду.

Я глотаю кусок блинчика и делаю печальное лицо:

– Ты все-таки нас бросишь? А если ребенок родится, пока ты будешь в отъезде?

– Я уезжаю всего на три дня, а ребенку пока рано на свет, ему и там неплохо. Он сам мне сказал. – Муж обходит кухонную стойку и наклоняется ко мне, чтобы поцеловать.

– Фу! – возмущаюсь я, внезапно чувствуя приступ тошноты. – Отойди, от тебя пахнет арахисовой пастой, меня сейчас вырвет!

– То есть ты за милую душу уплетаешь адскую смесь из лимона, сахара и сыра, а от арахисовой пасты нос воротишь? – Он смеется и щекочет мне шею. – Да ты у нас дамочка с причудами!

Я отталкиваю его, но не слишком сильно. Забавно, однако, – я никогда не чувствовала себя такой бодрой и здоровой. Беременность как будто уравновесила мою психику и привела в порядок гормоны, вместо того чтобы их хорошенько взболтать. Даже не помню, когда еще я чувствовала такую ясность ума и постоянный прилив энергии. Это, конечно, невероятное облегчение – теперь будет проще слезть с препаратов, что я планировала сделать в любом случае. Я уже предвкушаю полную свободу, которую принесет отказ от них. Не придется больше врать. И прятать таблетки.

вернуться

18

Блинчик «сюзетт» с сыром (фр.). Настоящий блинчик «сюзетт» подают с соусом из апельсинового варенья и ликера.

17
{"b":"725486","o":1}