Все большее значение приобретают биографические исследования; весомая часть этого блока – биографии политической и военной элиты. В этом направлении работали Ю. П. Гусев (1992), П. В. Седов (1995), Ю. А. Сорокин (1996), З. И. Белякова (1997, 2002), А. П. Богданов (1998, 2009), Л. В. Выскочков, П. А. Лабутин (оба – 2001), М. Я. Тарасов (2004), И. В. Курукин (2006), Е. И. Юркевич (2007), Н. Н. Крючков (2009), Г. С. Чувардин (2010, 2011, 2014, 2017 и др.), Д. М. Володихин (2013), О. Г. Агеева (2018). Здесь следует выделить исследование Г. С. Чувардина, воссоздавшего не только коллективную биографию, но и культурный образ российской военной и военно-политической элиты (2009).
Исследованием культуры царской повседневности занимаются Л. А. Черная (1999, 2008, 2013), П. В. Седов (1995, 2006), И. Б. Михайлова (2010), И. В. Зимин (2011, 2015 и др.), Л. В. Выскочков (2013 и др.), Ю. Г. Шпаковский (2016), А. В. Морохин (2018). Государственный Эрмитаж публикует цикл статей, напрямую посвященных теме «царь-всадник»: их авторы – М. Б. Пиотровский, Е. Ф. Королькова, С. Л. Плотников, А. Л. Ракова и др. (все – 2006). Музейные исследования не теряют своей остроты; авторы работ современного периода – Л. П. Кириллова (1997, 2000), О. Б. Мельникова (2003), И. А. Загородняя (2003, 2006), Д. О. Осипов (2006), В. А. Чернышев (2007), В. Н. Образцов (2009).
Как новое направление можно выделить группу исследований, где образ всадника исследуется средствами геральдики, сфрагистики, нумизматики, фалеристики. Это работы А. Л. Юрганова, (1998), Г. И. Королева (2000), А. С. Мельниковой (2002), Г. В. Вилинбахова (2006), И. Г. Спасского (2009), Е. В. Пчелова (2009, 2010, 2015). Вопросами иконографии, атрибуции, особенностей отображения материальной культуры русского всадника занимались О. П. Святуха (2005, 2007), Е. М. Саенкова, Н. В. Герасименко (2008), П. В. Николаев (2011), Ю. Н. Бузыкина, К. В. Трубицын (2009, 2010, 2016 и др.), Ю. И. Чежина (2012, 2014, 2015, 2018), В. Ю. Соболев (2017), А. В. Кибовский (2019). Русская этнография, дружинная культура стали предметом исследования В. Г. Балушка (1995), Р. В. Багдасарова (1998), И. В. Портновой (2009–2010), В. Я. Петрухина (2011), Д. А. Ляпина и О. В. Седовой (2014), О. Д. Федченко (2018). Фольклористика и литературоведение представлены К. Р. Конюховым, М. Ч. Ларионовой (оба – 2016), В. Г. Лушиным (2017).
Вопросами культурной трансляции и формирования русской военной элиты занимаются С. Д. Руденская (1999), В. Р. Басаев (2003), Н. Г. Рогулин (2004), В. Г. Данченко и Г. В. Калашников, Б. М. Бим-Бад, Н. Н. Петрухинцев (все – 2007), А. Н. Сидорова (2008), Н. Н. Аурова, Р. В. Смирнов (оба – 2010), И. А. Пономарев (2011), П. Е. Подделкова (2013), И. И. Федюкин и М. Б. Лавринович (2015), А. Н. Гребенкин (2015, 2017), И. В. Давыдов (2016), М. Б. Афанасьева (2017). Книжную культуру, затрагивающую русского всадника, исследуют С. Ю. Дутов и С. Н. Лютов (2007), С. Н. Лютов (2011), К. Б. Жучков (2012), А. М. Панченко (2017). В последние годы оформляется новый исследовательский подход, ориентированный на изучение конного нематериального и материального культурного наследия. В этом направлении работают А. А. Цепляев (2011), Б. В. Горбунов (2014) А. Д. Гарнец, Д. Д. Зыбина (2015), И. Ю. и Н. В. Юрченко (2011–2014, 2016, 2017), А. Н. Трусов (2017).
С большей или меньшей полнотой затрагивают историю русского всадника, помещая его в пространство церемониальной, придворной и праздничной культуры, А. К. Ганулич (1996), Г. А. Принцева (2001), О. Ю. Захарова (2001, 2003), Ю. Л. Жмодиков и Е. А. Кононенко (2003), И. А. Манкевич (2004), Л. А. Юзефович, А. Ю. Прокопьев (оба – 2007), И. Л. Андреев (2008), И. Н. Семенов (2011), М. О. Логунова (2011, 2013), Е. П. Ренне (2014), Н. Р. Славнитский (2015 и др.). Исследования А. И. Бегуновой (1992, 1993, 2000), А. П. Аспидова (2007), Л. В. Бердникова и Л. В. Беловинского (оба – 2008) раскрывают вопрос с точки зрения культуры повседневности.
Широко представлены гендерные исследования. Отдельные вопросы затрагиваются в работах А. В. Кибовского (1997), Е. Э. Келлер (2001), П. П. Щербинина (2004, 2007), О. Б. Вайнштейн, Е. В. Анисимова (оба – 2005), А. С. Рогатнева (2008), Л. Л. Селивановой (2010), О. Н. Мухина (2014), Н. М. Вершининой (2015, 2016), К. Бордэриу (2016), О. А. Хорошиловой (2012, 2013, 2015, 2018).
Не теряют своей актуальности исследования по истории коневодства и коннозаводства, конской торговли, истории лошади. В этих направлениях работают Ю. П. Гусев (1992, 1993), И. В. Хиенкина (1999), С. В. Афанасьев (2010), А. И. Раздорский (2011), Н. Н. Спасская и Б. Е. Янишевский (2013), Р. С. Бахтияров и В. А. Курская (оба – 2016).
Итогом стал довольно значительный корпус материалов, образованный как фундаментальными трудами, так и работами более частного характера, где вопрос лишь намечен или затронут косвенно. Однако в этих работах русское всадничество не выделялось как культурная проблема и практически не рассматривалось в качестве существенной характеристики национальной элиты. Немногими исключениями можно считать публикации К. А. Михайлова «К вопросу о формировании всаднической субкультуры в Древней Руси» (1994) и П. В. Седова «Аргамаки в чести, и нашу братью выносят в честь». Конюшня московского придворного XVII в.» (2017), монографические работы А. Е. Мусина «Milites Christi Древней Руси. Воинская культура русского Средневековья в контексте религиозного менталитета» (2005), Л. В. Щегловой и Н. Р. Саенко «Образ благородного всадника: культурные модели» (2010); их содержанием стали размышления о специфике русского всадничества в контексте изучения придворных и воинских элит. Особое значение для настоящего исследования приобрел труд «Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов» Н. А. Фатеевой (2000), где были обозначены три ведущие «конные» парадигмы в мировой и русской культуре, и их сумма – парадигма поэтическая.
Зарубежная историография не столь обширна, но наиболее глубокое осмысление проблемы в культурологическом контексте обнаруживается именно здесь. Традиционно большой блок работ посвящен военной истории – как описанию непосредственно исторических событий, так и их осмыслению с точки зрения стратегии и тактики, состава армии, ее организации, вооружения, техники и т. д., как классические работы прошлых лет, до наших дней не потерявшие своей актуальности: К. Клаузевица (1834), Ф. Энгельса (1859), Л. Э. Нолана (1871), Дж. Денисона (1877), Г. Дельбрюка (1908), так и более поздние исследования. Традиционно много внимания уделяется русскому фольклору, казачеству и специфике национальной армии в целом, русской царской и русской имперской культуре.
Стоит отметить, что именно зарубежными исследователями были поставлены вопросы, пока не актуальные для отечественной науки или же затронутые в ней только вскользь, в частности о преемственности образа всадника в системе «Москва – Третий Рим» (М. Вайт, 2013).
Также стоит учесть исследования, которые не относятся к проблеме русского всадника напрямую, но имеют чрезвычайно важное значение для его изучения. Это монографии «Конная культура: статус, дисциплина и идентичность в Новой истории» К. Рабера и Т. Такера (2016) и «Королевские лошади с 1066 года до наших дней» А. Мюррэй (2006), а также материалы сборника «Лошадь как культурная икона» (под ред. П. Эдвардса и Э. Грэхема, 2011)14. Отдельно стоит отметить получивший в России горячий отклик труд Р. С. Уортмана «Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии» (1995, русскоязычный перевод 2002), в значительной мере повлиявший на результаты настоящего исследования.
Обозначенная историография вопроса далеко не полна, но даже в таком виде представляет бурный поток идей и концепций, свидетельствуя о давнем и стабильном исследовательском интересе к проблеме. Специфика символизации образа конного воина в парадигме власти в русской культуре была обнаружена почти три с половиной сотни лет назад: далеко не случайным было создание «Василиологиона» Н. Г. Спафария (1673–1674), где царская доблесть напрямую связывалась с состоятельностью монарха как всадника15. Однако до сих пор это явление не получило должного освещения: накопленное знание является почти исключительно конкретно-историческим и практически не выходит на уровень научно-теоретического обобщения. Этот существенный пласт русской культуры оказался вычеркнут из круга интересов исторической культурологии.
