Джунгли выбирают достойных.
Ритлин успевает вскинуть меч ровно в то мгновение, когда листья и лианы впереди расходятся. Секундой позже боль отдаётся по локтю в плечо – судорожно выдохнув, она стискивает рукоять и второй рукой, непроизвольно отшатывается назад, но зверь уже мёртв. Порождение магии спригганов, после смерти он остаётся тем же, чем и все мертвецы – тушей мяса.
Босмер-лучник, шедший позади, ослабляет натянутую тетиву, готовую выплюнуть ядовитую стрелу, и хлопает Ритлин по наплечнику кожаного доспеха.
Это означает – хорошая реакция, молодец.
Ритлин опускает меч, и мёртвая туша волка соскальзывает со стали, безжизненно плюхается в траву. Она тут же отводит взгляд – на истекающего кровью хищника сразу же накидываются насекомые и мелкие твари, которыми кишмя кишат джунгли.
В Валенвуде всегда война.
Господа исследователи успевают дойти до своих драгоценных руин – у одного из оставшихся началась лихорадка, лучника прикончил молодой охотившийся сенче, остальные выбыли ещё раньше. Теперь их четверо – двое альтмеров-исследователей, Ритлин и боевой маг, пожегший своей магией добрых две трети препятствий на их пути.
Когда внутри полуразрушенного древнего храма в кажущейся пустой зале оживают мёртвые, Ритлин не успевает отразить удар – лезвие старого, но всё ещё острого клинка рассекает ногу с обратной стороны колена, а секундой позже в груди разливается жжение – мёртвый эльф с каменного возвышения вновь тянется к колчану.
Умирая, она видит, как ледяным огнём заливает залу ещё живой маг, и вспышки колдовского света становятся последним в её не-жизни.
А потом свет летящим лесным пожаром расползается на весь Мундус и заполняет её саму.
Ритлин опирается руками – чистыми, не перепачканными в крови и пыли руин – на каменные колонны дорожного святилища, источника неиссякаемой энергии Этериуса. Её тело, заново сотканное из Лазурной Плазмы[1], не помнит ни усталости, ни боли от ран, усталость остаётся только в памяти – где-то внутри, там, где когда-то была душа.
Поэтому она не умирает.
Она – всего лишь тень[2], память о своём настоящем теле, погибшем сотню смертей назад; её душа – в тайнике-хранилище Хладной Гавани, куда поместил её лорд интриг. Сбежав из его домена, она обречена быть здесь – хранящей память о горьком пепле тюрем Молаг Бала, впитавшей льдистый свет Этериуса, живой… и никогда больше не способной умереть.
Тенью.
Ни одна тень не способна умереть, не воскреснув.
Опираясь на тёплую колонну дорожного святилища, вдыхая сладковатый, напоенный дурманом джунглей воздух, Ритлин думает о том, что её жизнь не несёт в себе больше никакого смысла.
Ей уже не хочется воскресать.
Именно тогда ей впервые чудится чей-то взгляд – лимонно-жёлтый, как солнце над Валенвудом.
В придорожной таверне тихо, но упорно пел севшим голосом бард, пытаясь собрать монет хотя бы на лишний ужин. Ритлин не обращала на него внимания – каждый выживает, как умеет; здесь, в Грахтвуде, постепенно к этому привыкают и начинают считать совершенной обыденностью. Чтобы охотиться в относительно безопасных землях, нужно отбить их у охотников, что пришли туда раньше – а это сродни попытке отобрать добычу у сенче-тигра. Ритлин даже и не пыталась.
Зачем, если наёмники никогда не бывают лишними – особенно теперь, когда Валенвуд под тенью крыльев доминионского орла. Высокие эльфы падки на знания и власть; джунгли могли предложить и то, и другое – но только тем, кто сумеет взять.
Джунгли вели свою охоту. Альтмеры никогда не могли удержаться от искушения.
Ритлин было практически всё равно. Маги Доминиона предлагали ей золото взамен на сопровождение, как и другим наёмникам; золото означало еду и ночлег. Тени испытывают голод точно так же, как и живые, с одной только разницей: смерть для них не конечна.
Сейчас скудные запасы Ритлин подходили к концу. Наёмница знала, что в кошельке осталось не больше шести золотых – два ужина в таверне или один с ночлегом. Исследователи, пообещавшие ей плату, делят своё нынешнее жильё с ожившими мертвецами. До Старого Корня было не меньше нескольких дней пути – по лесным тропам и болотам к главной дороге, а там без лошади и со снаряжением до дворца. Ритлин надеялась на то, что встретит какого-нибудь заплутавшего торговца, который заплатит ей за охрану на дороге, и на то, что не встретит никого менее дружелюбного.
От мысленного путешествия между болотных огней её отвлёк стук тарелок о столешницу. Ритлин взглянула на прибывшего, не успев даже удивиться, что не заметила, как в таверну вошёл ещё один странник.
Это был босмер – неожиданно юный, будь он человеком, Ритлин дала бы ему пятнадцать-семнадцать лет. Мальчишка. Для босмера… кто знает; Ритлин могла бы представить, что ему около тридцати, что он стреляет, как сам Хирсин, или умеет скрываться в тенях не хуже Соловьёв. Но от настойчивого вопроса, что делает эльфёныш, похожий на подмастерье, в глубине Грахтвуда, она тоже отделаться не могла.
Босмер же, словно нарочно, молчал, уставясь в тарелки, позволяя Ритлин рассмотреть его. Вьющиеся волосы до плеч – при свете огня в камине они напомнили ей жидкое золото; несвойственная воинам и охотникам аккуратность…
Ритлин внезапно поймала взгляд босмера – словно в лимонно-жёлтое солнце окунулась.
Наваждение ушло так же, как и мелькнуло - почти мгновенно.
- Люди любят маленькие подарки, - голос у него был совершенно не такой, как у взрослых эльфов - слишком звенящий, слишком громкий, слишком беззаботно-беспечный. Мальчишка, - повторила себе Ритлин и вдруг поняла, что еда на столе предназначена ей.
- Кто ты? – её собственный голос неожиданно показался ей несколько… безжизненным.
- Торговец. Моя специальность – товары… не совсем общедоступные и известные, - он широко улыбнулся, показав острые зубы. – Мелдил, к вашим услугам!
Контрабандист, - привычно перевела Ритлин.
- Не интересуюсь.
- Конечно, кому же ещё интересоваться, как не тебе, - непонятно засмеялся Мелдил. – Ты ведь столько могла сделать! А вместо этого сидишь здесь, в этих дурацких джунглях, с этими дурацкими исследователями, мнящими себя первооткрывателями Мундуса. Разве тебе никогда это не приходило в голову, мм?
- Что тебе нужно?
- Мне? Всего ничего. Сущий пустяк. Я знаю о твоей… небольшой потере, - Мелдил улыбался так уверенно, как может только тот, кто знает наверняка, - о бесконечно наглом и несправедливом воровстве, которое только случалось после Лорхана. И о том, что после сотни смертей это начинает довольно ощутимо надоедать, разве не так?
Ритлин молча смотрела на него.
Таких, как она, теней вырвалось много из Хладной Гавани – они, словно крысы, находили щели и лазейки в Тамриэль, несмотря на дэйдрических стражей Молаг Бала. Некоторые догадывались. Ходили слухи, что маги могут отличать теней от живых, но не нужно быть магом, чтобы понять, что к чему, если погибший человек возвращается целым и невредимым.
- Я могу помочь тебе вернуть твою душу, - вкрадчиво-обволакивающе прозвенел голос Мелдила.
Ей приходилось соглашаться на сделки, которые не сулили ей ничего, кроме куска хлеба; приходилось верить незнакомцам, говорящим скелетам, призракам и сказкам Прядильщиков. Мелдил был ничем не хуже.
Что-то тонко тренькало внутри натянутой струной, когда краешком глаза Ритлин ловила всполох золота, но и только.
- Попасть в Хладную Гавань сейчас, со всеми этими Якорями и порталами, проще простого, - совершенно спокойно заявил Мелдил, тонкими пальцами разглаживая старый пергамент карты. Ритлин отлично знает, что босмерский суеверный запрет на использование бумаги имеет смысл в джунглях, где дожди размывают твёрдую землю в гигантское болото – что уж говорить о бумажных картах. – Проще, чем призвать скампа! Или обмануть смертного. На твой выбор. Проще, чем забрать душу, - он искренне засмеялся. – Но хозяин Гавани будет не слишком нам рад, впрочем, поделом ему, никто не просил его лезть не в своё дело! Не-ет, ему нужна влаааасть. Души смееееертных. Вечные мууууки. Я не против немного его проучить.
