Силгвир не мог им помочь.

У него была другая работа.

Он выследил взглядом дракона: чёрная тень стремительной молнией сверкнула в небе, разрезав плотную снежную пелену. Взмахнула крыльями, прежде чем пойти вниз, запрокинула голову, прежде чем выдохнуть Крик…

Силгвир позволил стреле сорваться.

Он мог выпустить семь стрел в дракона, пока тот ещё нелепо дёргался в воздухе, пытаясь понять, что его задело – он знал каждое уязвимое место крылатых тварей, и его лук неизменно находил цель. Но чтобы убить огромного дышащего магией змея, бронированного прочнейшей чешуей, человеческих стрел едва ли было достаточно.

Пламя пронеслось совсем близко, поцеловало жарким дыханием лицо и руки, оставило влагу растаявших снежинок на коже. Силгвир отскочил в сторону, стараясь не заходить под навес таверны: пусть его защищал магический эликсир от драконьего пламени, всё же даже зелья не могли спасти от обрушившейся крыши или полного Ту’ума Огня в упор. Мимо него с диким криком пробежал Кьельд, следом за ним – другие, с оружием в руках, с грубыми топорами и слабыми луками, из которых только оленей стрелять.

- Aav Zey, aar, - снова рыкнул дракон, прежде чем тяжело упасть на землю, взрыв крыльями снег. – Nust krilon vogahvon Suleyku!

- Aazriikei, - приглушенный маской голос сочился презрением. – Genun niin Suleyk.

Рагот стоял поодаль, безучастно наблюдая горящие дома и дракона, окруженного шахтерами и крестьянами. Он даже не собирался предполагать, что они могут стать угрозой для Дова – и Силгвир отчетливо осознавал, что он прав.

Дракон выдохнул: Yol.

Живых людей вокруг него стало на три меньше.

Тяжелая секира Кьельда рассекла левое крыло, переломав тонкие кости, скрепляющие перепонки. Всего мгновением позже его отшвырнула прочь огненная вспышка, выплюнутая посохом драконьего жреца.

- Bo vok, - услышал Силгвир спокойный голос Рагота. – Zu’u fen vahraan hi.

Золотистое сияние полилось с рук жреца, безудержно просыпаясь на землю искрами; протянулось к Дова сквозь десятки футов расстояния, крошечными вихрями волшебного света окутало рану, и дракон напрягся, приник ближе к земле, прежде чем вновь бросить себя в небо. Силгвир выстрелил – наконечник оцарапал морду и разрядил зачарование – и опустил лук.

Драконобой жегся в горле, рвался наружу: выпусти.

Но Драконобой означал гибель. Древние Языки не ведали пощады.

Suleyk в груди вспыхивает ослепляюще, словно Солнце, если бы кто-то отчаянно смелый решился принять в себя всю силу Магнуса, и Suleyk Кричит: Gol…

(время расслаивается на бесконечное множество потоков, и раз за разом Драконорожденный видит, как чужой разум застывает подобно камню и следом становится податливым, как влажная глина)

…Hah…

(линии вероятностей переплетаются и дрожат, как вспышки беспорядочно бьющейся в оковах покоренной воли, дробя на осколки память и мыслеобразы)

…Dov, Кричит эльф из рода лесных охотников, и его Голос подхватывают все души Дова, запертые в его груди. Силгвир собирает волю в клинок – и клинок, способный одолеть даже дракона, наносит удар, перед которым почти невозможно устоять смертному.

Но разбивается мелкими лучами света о щит, над которым не властно даже Время или Безвременье.

Орихалк маски сверкает ярче слепящего глаза снега.

Время почти останавливается, до последнего потока возмущённое происходящим.

- Хороший Крик, - говорит Рагот на Довазуле. И продолжает на тамриэлике, - при всей его мерзости, ты бы сумел ненадолго подчинить себе даже дракона.

Но, шепчет замершая пустота вокруг, не его жреца.

Силгвир не знает, как расплести узлы вероятностей, как найти ту дорогу, которой прошёл Рагот, чтобы успеть заслонить дракона от Крика, и сосредоточение Ту’ума рассеивается, оставляя Драконорожденного безмолвным и безголосым.

- Я мог бы заставить его улететь, - говорит Силгвир, бесстрашно встречая пустой взгляд ритуальной маски, - никому бы не пришлось умирать.

- Ro, - только и отвечает жрец.

- Ro, - соглашается Довакин.

Кажется, в первый раз за всё их знакомство они по-настоящему понимают друг друга.

И тогда Силгвир точно так же, как Рагот, шагает сквозь время, и даже сыну Атморы не найти и не остановить его за те бесценные доли мгновений, что отделяют жизнь от не-жизни. Время дрожит, едва удерживаемое в узде, и Силгвир останавливается рядом с другими, подобными и не-подобными себе, перед оскалом воплощенной гибели и воплощенного страха – того, что когда-то заставлял людей склонять головы перед крылатыми детьми Золотого Бога.

Забавно, думает он, что крылья значат для людей больше, чем дух.

Ещё два удара сердца – и дракон выдохнет на него смерть, от которой не спасёт ни человеческая магия, ни дорогой эликсир. От неё не успеть защититься даже древним атморским колдовством: слишком мало времени, слишком близко изначальный огонь. Единственным выходом будет гибель, и принявшему на себя право решить останется только назвать имя: чья.

Ака свидетель, он пытался быть милосердным, но ни люди, ни драконы не признают милосердия.

Силгвир вздохнул.

И – отпустил Время на волю.

Никто из них не успел Крикнуть. Ту’ум дракона подавился кровью, хлынувшей из распоротого сверкающим лезвием горла: для клинка, выкованного на Атморе, узявимая тонкая чешуя не была преградой. Дракон заметался, в ярости и отчаянии взбивая снег крыльями и хвостом, но от таких ран не было спасения живым. От таких ран не спасала даже магия.

- Tah…rodiik, - тяжело выдохнул дракон пополам с кровавой жижей. Голос подводил его. Агония ломала тело крылатого, заставляя содрогаться раз за разом, но Дова упрямо смотрел на своего убийцу – пока не рухнул бессильно мёртвой тушей мяса и костей на красный снег.

- Zu’u lost Tinvaak, - почти беззвучно проговорил Рагот, замерший неподвижно, будто скованный вечным льдом. Маска на нём растворялась, исчезая пластами, как пламенеющие хлопья плоти, слетающие с тела дракона. – Zu’u gro.

Кьельд за спиной жреца замахнулся секирой – огненная вспышка, которой ударил его Рагот прежде, обожгла его магическим огнем, но он всё ещё мог сражаться - и не собирался давать пощады тому, кто по какой-то неведомой причине обернулся против своего союзника. Силгвир дернулся, чтобы остановить его, но не успел; щербатое лезвие разлетелось безобидным крошевом осколков, даже не коснувшись атморца.

Яркий всполох взлетел – и опустился строгой вертикальной линией, разбрызгав ещё немного красного на снег. Управитель стал похож на свинью со вспоротым брюхом. Нелепо качнувшись, Кьельд рухнул на землю там, где стоял, не сумев сделать ни шага.

Через несколько ударов сердца живых рядом с ними больше не было. Самые отчаянные были мертвы, самые благоразумные сбежали прочь.

Рагот опустился на колени ломано, резко, как неисправный двемерский механизм. Выпустил из ладони рукоять меча, едва ли заметив, как атморский клинок безжизненно упал в кровавое месиво. От мёртвого дракона остался почти голый скелет: плоть уже растаяла, словно никогда и не была материальной, и тонкие линии света теперь медленно сочились из обнаженных костей.

К центру притяжения Suleyk.

К Довакину.

Рагот повернул голову. Силгвир встретил его взгляд и едва удержался от того, чтобы не отступить на шаг.

В глазах драконьего жреца теперь, когда иссяк гнев, оставалась только пустота. Лишённая вины или обвинения, лишённая цвета. Безмолвная белая тишина.

- Ты знаешь, что он сказал? – просто спросил Рагот. Для него не существовало неистового пересвиста ветра, с которым струилась новая душа в тело Драконорожденного – или он заставил себя забыть о его существовании.

«Tahrodiik».

Силгвир кивнул.

- «Предатель».

- Я не нарушаю своего Слова, Довакиин, - так же спокойно и отчужденно произнес Рагот. – Я обещал защитить тебя – и я закрыл бы тебя и от гнева богов, если бы мне пришлось. Но я не прощу тебе того, что ты заставил меня предать ради верности. И того, что ты выбрал, - атморец резко мотнул головой, указывая на выпотрошенный труп Кьельда, - их.