Морай отворачивается. Солнечные лучи мягко отступают от него, напоследок благословив кратким касанием.
— Ты воистину должен быть святым, Вайдвен, чтобы выдерживать такой свет, — глухо бормочет старый эрл. — Хорошо. Я служил Эотасу всю свою жизнь, я верю ему, и я верю тебе. Я поддержу тебя на совете, и я обещаю предоставить тысячу мечей в твоем походе.
Эотасу приходится еще немножко посиять для Ивиин и Сайкема, чтобы убедить их, что война с Дирвудом — не самоубийственная затея. Вайдвен на какое-то мгновение даже пугается, что владыка света не рассчитает и случайно кого-нибудь все-таки сожжет, но Эотас обходится с эрлами бережно — даже зрение возвращается к ним всего через несколько минут.
— Зачем тебе вообще нужна армия, Святой Вайдвен? — хрипло бормочет Сайкем, смаргивая слезы с полуослепших глаз. — Ты мог бы один пройти весь путь от Белого Перехода до Бухты Непокорности…
— НЕТ, — только и говорит Вайдвен. — ОДИН БЫ НЕ МОГ.
Он не знает, почему Эотас так в этом уверен; у бога хватило бы сил на то, чтобы весь Дирвуд обратить в пепельную пустыню. Наверное, Эотас снова все усложняет, хочет, чтобы люди сомневались… ну, этого он добьется без труда. Стоит гонцу добраться до Дирвуда и передать герцогу Эвару ультиматум, вся Эора наполнится сомнениями до краев.
Ультиматум. Всего лишь условности: ультиматум Редсераса выглядит как плохая шутка. Вайдвен едва заставляет себя поставить подпись на пергаменте: настолько невероятны и невыполнимы предъявленные им требования. Герцог рассмеется и затолкает эту бумажку в задницу своему придворному шуту, и это будет самым верным решением из всех возможных.
Поэтому Вайдвен не ждет ответа Эвара. Через несколько дней по всем площадям столицы разносят слова Божественного Короля, созывающего верных Эотасу в священный поход. Через две недели посол консуали аседжиа прибывает, чтобы обсудить новый торговый договор. Переговоры длятся до тех пор, пока обе стороны не достигают компромисса в цене, который бы позволил Редсерасу сохранить в казне хотя бы какие-то крохи после оплаты купленного провианта и корма, но и совет эрлов, и королевские казначеи, и сам Вайдвен понимают вполне ясно: если Божественное Королевство ввяжется в войну и проиграет, голод при аэдирском грейве покажется Редсерасу сказочной мечтой.
Если будет еще Редсерас…
Гонец возвращается из Дирвуда с ответом герцога, и ответ прост и ожидаем. Дирвуд не подчинится требованиям ультиматума, а угроза войны не останется неотвеченной. Чуть позже разведчики сообщают о том, что лорд Рафендр, эрл Норвича, собирает своих людей. Норвич — лакомый кусочек дирвудских земель у самого побережья; не так и много там владений на суше, но выход к морю обеспечивает им свободное рыболовство и открывает водные торговые пути. Вайдвен с любопытством разглядывает на карте небольшой, но удивительно хорошо защищенный кусочек Дирвуда, храбро высунувший голову из-за неприступной стены Белого Перехода: аббатство Висельника на самом севере, Новая Ярма на юге, и цитадель Халгот между ними.
— Цитадель охраняет долину у самого побережья. Это первый уязвимый проход через горы. — Лартимор отмечает Халгот на карте огненно-красным флажком. — Но не лучший шанс пробиться в Дирвуд. И Эвар, и Рафендр отлично понимают, что именно там мы попытаемся пройти, а взять штурмом Халгот… говорят, его помогали строить гномы. Еще до того, как исчезли.
Эту цитадель построили руки людей, первых колонистов Дирвуда; паргруны и мой брат не были причастны к ее созданию. Это воистину изумительное творение. Твой соратник прав: взять Халгот штурмом будет нелегко. Свет вспыхивает искренним восхищением. В памяти Вайдвена оседает образ старой крепости, величественной и высокой — такой высокой, что с ее башен можно разглядеть сигнальные маяки на горной цепи, в других владениях Дирвуда.
— Первый уязвимый проход через горы? — переспрашивает Вайдвен. Второй флажок опускается где-то посреди Белого Перехода: на перевал, соединяющий трактом Малый Изгиб по одну сторону границы и Сталварт — по другую.
— Никаких чудесных долин, — мрачно говорит Лартимор. — Горный перевал, мучение для пехоты и Хель для кавалерии. Простите за богохульство, ваша светлость.
— А пройдет его кавалерия? Или этот перевал только лошадей погубит?
— Погубит пятую долю летом и добрую треть зимой. Но никто не защищает этот проход: Сталварт разорился и почти опустел, паргрунская крепость двести лет как пустует, и творится в ней что-то нехорошее — слышал, те, что пробуют ее разграбить, обратно не возвращаются.
— Не будем грабить паргрунскую крепость, — твердо решает Вайдвен. — Значит, если пойдем по западному пути — завязнем под Халготом, бросим армию на перевал — потеряем немалую часть…
— Штурм цитадели Халгот отберет у нас не меньше людей, мой король, — непреклонно вмешивается Сайкем, молчавший почти все время совета. — Если только владыка Эотас не будет столь благосклонен к нам, чтобы сравнять ее с землей. Может быть, он и даровал бессмертие вам, но простые солдаты умирали во время восстания и будут умирать во время войны.
Вайдвен прислушивается к огоньку в своей груди, но Эотас никак не отвечает на эти слова — а вот успокоить недовольство Лартимора, Кавенхема и даже Морая приходится. В другое время и в другом месте подобные слова могли бы послужить причиной серьезной ссоры; одно дело — выражать сомнение в приказе короля, другое — в воле бога.
— Я знаю, что Эотас не оставит нас, — говорит Вайдвен, — но ты прав — даже я не представляю, какой способ он выберет, чтобы помочь нам. К тому же, негоже заставлять бога делать всю работу смертных за нас.
Предупреждающий взгляд Ивиин заставляет Сайкема проглотить слова о том, что весь этот поход — работа как раз-таки не смертных, а Эотаса, потому что народ Редсераса видел всю эту затею Там. Но такие речи вполне могут привести к дуэли за оскорбление бога, а то и сам владыка света огорчится и все-таки ослепит богохульника на веки вечные. Вайдвен, конечно, знает, что Эотас от этих невысказанных слов Сайкема только теплее светится, но эрлам это невдомек.
— Отступать поздно, — как нельзя вовремя подводит итог Ивиин. — Мой король, если это под силу вам, благословите гонцов, чтобы не была властна над ними усталость. Разведчики подтверждают, что лорд Рафендр стягивает силы к границе, но мы пока не можем быть уверены, с какой целью.
Вайдвен встречает ее взгляд с некоторым непониманием.
— Недавние события в Редсерасе — весь последний год — были достаточно невероятны, чтобы встревожить герцога Эвара. Предъявленный Дирвуду ультиматум был… чрезвычайно категоричен. Если удача на нашей стороне, армия в Норвиче будет готовиться к обороне. Если же нет, то нам стоит остерегаться вторжения с запада.
Солнечные лучи перекликаются с голосом эрлессы, тянутся к своему источнику сквозь стекло витражей, окрашенные изумрудным и лазоревым — цветами Норвича. В отблесках их памяти или предвидения Вайдвен видит армию — не меньше двух тысяч — день за днем подбирающихся все ближе к Новой Ярме, к Халготу, к лиловым полям.
Если успеет лорд Рафендр собрать их раньше, чем армия Вайдвена выступит в Дирвуд, то схлестнутся они уже на редсерасской земле, и гореть будут поля Божественного Королевства. И, потеряв при обороне и долю солдат, и долю крестьян, обеспечивающих государство ворласом и скудной толикой зерна, Редсерас наверняка откажется от своего безумного священного похода. Дирвуд же обойдется минимальным ущербом — герцог направит новых солдат на защиту Норвича, только и всего. У Дирвуда достаточно золота, чтобы временно обеспечить наемные войска. Смешная цена за предотвращение войны.
— Представим, что нам нужно остановить вторжение в Редсерас и одновременно выступить в Дирвуд, — говорит Вайдвен. — Как это осуществить?
— Нам нужна огромная армия, — качает головой Лартимор. — Десять тысяч — и этого хватит лишь едва-едва.
Морай хмурится, поворачиваясь к молодому эрлу.
