Оказавшись на улице, он вначале как можно скорее покидает окрестности Витдирлейн, и только потом позволяет себе немножко замедлить шаг. И понадеяться, что следующая его встреча с Хранительницей произойдет примерно никогда. Вайдвену даже немного стыдно — его накормили обедом, а он учинил погром. Но он же не знал!
— Ты как, в порядке? — на всякий случай интересуется Вайдвен у Эотаса.
Я? Разумеется. Но ей стоило озаботиться предохранителями, если она собиралась подключать в цепь бога, а не осколок эссенции адраган.
Понятней от этого не становится, и Вайдвен, поразмыслив, мудро решает оставить инцидент в прошлом и не вспоминать о нем без надобности. Сегодня он принимает исключительно мудрые решения. Стоит повторять это почаще.
Редсерас на грани переворота. Мы еще можем остановиться, если захотим, но скоро обратного пути не будет. Меня тревожат сомнения, схожие с твоими, и настало время их развеять.
Огонь внутри трепещет горячо и ярко, окатывая Вайдвена волнами будоражащего сияния. Тот не решается даже задать вопрос — слушает, понимая, что сейчас его вмешательство будет лишним.
Я доказал серьезность своих намерений. Возможно, теперь мнение моих братьев и сестер изменилось, и нам не придется заходить так далеко. Я бы хотел, чтобы ты был свидетелем нашей беседы — это решит все оставшиеся вопросы.
— Я? Ну, если ты уверен, — Вайдвен только надеется, что Эотас знает, что делает. — И чего нам ждать от этой беседы?
Эотас вздыхает почти по-человечески.
На что способны испуганные боги? Не могу и предположить.
========== Глава 8. Встреча богов ==========
Для того, чтобы поговорить с богами, не нужно особенных приготовлений, древних энгвитанских механизмов или ритуальных жертвоприношений у алтарей. Оказывается, для бога выдернуть незащищенную душу смертного на Границу или за Завесу проще простого.
Вайдвен глядит в потолок крохотной храмовой кельи и слушает ровное биение света в своей груди. Свет спокоен, будто ему известно наперед, чем все кончится.
Мы сделаем правильный выбор, обещает Эотас. Вайдвен, тяжело выдохнув, закрывает глаза: они постараются. Они постараются.
Он ожидает боли, но боли нет; огонек свечи внутри разгорается и заполняет его мягко мерцающим в такт его дыханию светом. Свет колеблется, переливается звоном серебряных колокольчиков, и с очередным его приливом Вайдвен теряется в многоцветном огне. Волна уносит его всё дальше по течению солнечной реки, но тонуть в солнце, еще успевает удивиться Вайдвен, оказывается совсем не так страшно…
И даже когда свет уходит, оставляя его в выжженной черной пустоши, страх приходит не сразу. Вайдвен медленно поднимается на ноги, не в силах отвести глаз от простирающейся перед ним пустоты, уходящей в бесконечность. Он все еще стоит на земле, но земля эта мертвее мертвого, сплошь сухая черная пыль. То там, то здесь из нее проглядывают такие же черные жилы камня, и Вайдвен только спустя несколько секунд понимает, что это адра. Мертвая адра. Блестящие черные мосты, изломанные и полурассыпавшиеся, нависают над пустотой.
— Это и есть Хель? — даже его голос кажется здесь чужим, неправильным. Слишком живым.
— Его часть.
Вайдвен, вздрогнув с непривычки от знакомого голоса, так давно не звучавшего вне его разума, оборачивается. Если они в мире богов, то Эотасу больше не нужно смертное тело, и он наконец сможет увидеть его настоящий облик!
В этом Хель его не разочаровывает. Эотас стоит рядом с ним, взаправдашний, живой Эотас, сотканный из чистого света — почти такой, каким явился Вайдвену в первый раз, только здесь его сияние еще ярче, еще чище. Может быть, оттого, что Вайдвен смотрит не человеческими глазами, а чувствует свет собственной душой. Он силится разглядеть в лучезарной фигуре хоть какие-то очертания, но солнечный огонь перетекает из одной формы в другую, напоминая то мужчину, то женщину, и не думая ограничивать себя одним образом. Но свет его все такой же ясный и теплый, и в глазах Эотаса все та же золотая заря, и сам он — воплощение зари, чудовищное в силе своего огня и бесконечно прекрасное в своей красоте. Вайдвен греется в его лучах и не может отвести взгляда — как посмел бы он отвернуться от солнца в миг рассвета? Как посмел бы он оскорбить его подобным пренебрежением?
Но Эотас вовсе не замечает его восторга. Эотас обводит взглядом утопающую в темноте пустошь, и Вайдвен вздрагивает от пронизывающей все вокруг волны глубокой скорби, зародившейся в сердце пламени. Здесь, в пространстве Хель, лишенном искажений смертного мира, Вайдвен ощущает чувства своего бога еще ярче, чем прежде.
— Это место было совсем иным, — тихо произносит Эотас. — Полным жизни и света. Мне жаль, что ты увидел его таким.
Вайдвену сложно поверить в то, что здесь когда-то вообще была жизнь. Он зачерпывает в ладонь тусклую черную пыль и не ощущает веса; крохотные пылинки разлетаются с его ладони и будто бы растворяются в воздухе, даже не успев осесть обратно на землю.
— А что это за место?
Неподвижная светоносная фигура тяжело мерцает в ответ. Божественный огонь, кажется, тускнеет и блекнет под гнетом незримой боли.
— Здесь были мои владения.
Вайдвен забывает обо всем на свете.
— Что?
— Я покинул мир богов, когда ты принял меня в свое тело. Подобные решения не проходят бесследно… но взгляни, друг мой, у нас гости. Здравствуй, мой любопытный брат. Выходи на свет; темнота нашего мира не скроет тебя от лучей зари. И прости мне ограничения протокола: я хочу, чтобы мой спутник мог полноценно понимать нашу беседу.
Кем бы ни был неизвестный «брат», на свет он выходить не спешит. Вайдвен недоумевающе оборачивается, пытаясь разглядеть в пустоте очертания другого бога, но то ли свет Эотаса слепит его, то ли эотасов гость не желает быть увиденным. Вайдвен почти отчаивается разыскать его в вездесущей темноте, когда солнечные лучи вдруг пронизывают ее насквозь, определяя очертания… неопределимого.
Тьма мигает сотнями глаз и распадается на клочья облаков, чтобы соткаться снова в облик человека, и раствориться снова, и собраться в неведомое Вайдвену существо, и не удовлетвориться и этим. Облики Ваэля сменяются один за другим в хаотичном калейдоскопе, пока Вайдвен не понимает, что его человеческие попытки найти определение самой сути тайны заведомо обречены. Он отводит взгляд, признавая поражение, и слышит смех десятков различных голосов.
— Так быстро?
Вайдвен не в силах ему ответить. Эотас ослепил его сияющей красотой зари; за чарующим золотым светом Вайдвен не увидел того, что так ясно сквозило в облике Ваэля. Мглистые нити, растущие из вечноизменчивого облака-образа бога тайн, тянутся к нему с любопытством, но сияние Эотаса строго ограждает душу Вайдвена от их касаний — а потом и сам Ваэль отстраняется, стоит черной пустоши озариться алыми отблесками совсем другого огня.
Иссушающий жар опаляет Вайдвена даже сквозь солнечный свет. Смертоносный багрянец дышит ему в лицо, скользит по поверхности его души, пробуя ее на вкус языками пламени. Пламя въедается в самую его суть несводимым клеймом, и Вайдвен задыхается от его гнева, захлебывается его злобой, раскаленной и мучительной, кипящей сталью льющейся в его глотку. Когда он наконец собирает остаток сил, чтобы взглянуть сквозь границы огненной бури в ее сердце, он видит только усмешку Магран.
— Вор и предатель вновь по эту сторону Границы. Если ты вернулся не за тем, чтобы вернуть украденное, подумай дважды.
Эотас остается спокоен и недвижим перед стеной бушующего шторма пламени, способного сжигать звезды. Его силуэт кажется почти до смешного крошечным и тусклым рядом с ревущим пожаром Магран, но он не отступает ни на полшага, и даже солнечный свет, составляющий всю его сущность, не вздрагивает ни разу.
— Лишь смертные могли бы обвинить меня в воровстве, но это преступление мы делим на всех. Вайдвен же свою дорогу выбрал сам. Я только показал ему возможность выбора.