— Спасибо вам, сэр! — выдохнула она и бросилась бежать к сыну.

Слёзы катились по щекам, рыдания застряли в горле. Нарцисса глотала свою боль настойчиво, забивая её камнями решительности.

— Я всё сделаю! Клянусь тебе! — шептала она.

У двери в комнату сына Нарцисса остановилась. Образ мужа в кандалах рвал её сердце в клочья. Но она уверенно вытерла слёзы, постояла ещё несколько минут, улыбнулась и вошла в детскую красивая, сияющая.

— Драко! Доброе утро, моё солнышко! Как тебе спалось, радость моя?

И сын с улыбкой протянул к ней ручки.

— Мама!

***

Когда Люциуса доставили в Министерство, он уже почти смирился со своей участью. Им овладела отрешённость, которая позволяла лишь с трудом передвигать скованными цепью ногами. Он встрепенулся, когда услышал в коридоре, ведущем в камеры временного содержания, истошный женский визг.

— Вы все поплатитесь! Вы все! — кричала женщина. — Он вернётся! Вы все сдохните, как паршивые собаки! Мой лорд уничтожит вас!

— Закрой рот! — выкрикнул охранник, ведущий её на цепи.

— Он воскреснет, идиоты! — голос Беллатрисы становился всё ближе. — Люциус! Стойте! Люциус!

Малфой нехотя поднял взгляд на свояченицу, его глаза налились кровью, хотелось прибить эту чокнутую на месте. Её тащили дальше, но она продолжала кричать.

— Найди его, Люциус! Найди его! Ты должен! Ты знаешь, что нужно делать, его дневник… — рычала она бросаясь к нему, как цепной пёс, вся грязная, избитая, взлохмаченная. — Меня приговорили пожизненно! В Азкабане! Но я буду ждать! Он вытащит меня! Найди его, Люциус!

— Заткнись, сумасшедшая! — прошипел он сквозь зубы, и Беллатриса залилась истерическим хохотом.

— Трус проклятый! — прокричала она.

— Обезъяз! — произнёс охранник, лишая её дара речи.

Люциуса трясло. Эта сумасшедшая могла сдать его с потрохами. Неизвестно, чего она наговорила.

Разбирательство шло около месяца. Всё это время Люциус находился в заключении, проводя долгие дни и ночи в камере временного содержания.

Абраксас предоставил сыну лучшего адвоката Британии. Сотрудничал со следствием целиком и полностью, тихо радуясь тому, что никогда не участвовал в делах сына и ничего о них не знал… или просто закрывал на это глаза. Ему надо было сейчас о своей шкуре заботиться, ведь его прежние грехи ещё не забыты, хоть и не доказаны.

Нарцисса посещала все слушания, касающиеся мужа. Но в качестве свидетеля её вызвали лишь раз. И она со всей откровенностью рассказала Визенгамоту о том, что её муж был вынужден служить лорду из страха за семью. Поведала о своей разгромленной комнате и о расправе, которую учинил лорд над её мужем за то, что он старался уберечь свою жену.

Никто, даже Игорь Каркаров, готовый сдавать всех и вся, только чтобы получить свободу, ничего не нашёлся сказать против Люциуса. Ни братья Лестрейнджи, ни Беллатриса, ни Крауч-младший, никто не обвинил Малфоя ни в убийствах, ни в пытках. Даже в том, что он отдавал приказы. Беллатриса называла его слабаком, прислужником, неспособным на серьёзные поступки.

В глубине души Люциус чувствовал себя униженным, уязвлённым. Но на деле, это его спасло от Азкабана. Он всё делал и говорил так, как советовала жена, ибо в этом был здравый смысл. Всегда держался гордо и сдержанно, но в глазах всегда была безысходность. Присутствие Нарциссы смущало, он не желал, чтобы она видела его в таком жалком состоянии. Загнанным зверем в клетке. Люциус запретил жене приходить к нему, и она послушно исполняла его повеление.

Наконец, приговор был вынесен. Малфой должен был заплатить приличный штраф семьям пострадавших, а также министерству, за незаконную деятельность и участие в преступлениях Волан-де-Морта. Но, поскольку сам Люциус стал жертвой, то был оправдан.

В тот день миссис Малфой позволили прийти в его камеру перед освобождением. Нарцисса оделась, как на праздник. Она была великолепной, вызывающе яркой: алый костюм из короткого пиджака, пышной юбки чуть ниже колена и белоснежной блузы, с таким же ярким галстуком, крохотная изысканная шляпка, немыслимым образом державшаяся на умопомрачительной причёске. Всё это дополняло меховое песцовое болеро.

На Люциуса было страшно смотреть. За месяц в тюремной камере он сильно похудел, зарос бородой, волосы обрели серый оттенок. Даже оправдательный приговор не добавил его взгляду хоть сколько-нибудь блеска. Он был холоден. Люциус устал.

Супруга разложила перед мужем его лучший иссиня-чёрный костюм, белоснежную сорочку и шикарную зимнюю мантию.

— Это слишком, Цисси, — недовольно проворчал Люциус. — Я бы предпочёл просто испариться.

— Так не выйдет, милый, — сдержанно улыбалась миссис Малфой. — Тебя жаждут увидеть и разорвать. Ты должен выглядеть идеально, как невиновный человек! Вспомни, кто ты! Ты, как никто другой, можешь держать лицо. Соберись, любимый.

Нарцисса извлекла из сумочки бритву, пену, небольшую серебряную миску.

— Агуаменти! — с улыбкой произнесла она.

— Я сам! — Люциус нервно вырвал помазок из её рук.

— Сядь, дорогой, — меняя тон на приказной, но всё так же улыбаясь, проговорила Нарцисса. — Я не прихватила зеркало. Будешь смотреться в миску?

Люциус чувствовал, как начинает закипать. Его бесил этот тон жены. Эта наигранная забота. Он сам отлично умел притворяться и видел притворство в других. Но принять это в ней не мог и не хотел. Люциус смотрел жене в глаза долго и пронзительно, пока её приклеенная полуулыбка не растворилась. Его злость утихла, сменившись досадой.

— Ты — не моя Цисси, — тихо произнёс он. — Что с тобой?

Нарцисса опустила глаза. Почувствовала боль, где-то глубоко внутри. Боль, которую пришлось загнать в самый дальний уголок души. Боль осуждения, которое обрушилось на неё, когда Люциус был арестован. Она опустилась на единственный в камере стул.

— Прости, Люциус, — шепнула она. — Мне было так сложно. Я никогда в жизни столько не притворялась. Это вошло в привычку, понимаешь? Визенгамот, следователи, журналисты, семьи пострадавших и… погибших. Это был ад. Ведь дело не только в тебе. Моя сестра признала всё! Она горда собой, всем, что сотворила. Люди ненавидят её, моего кузена Сириуса, за убийство какого-то Петтигрю, и меня. Всё это так тяжело. Мои бедные родители…

Её глаза наполнились слезами. Нарцисса не заметила, как Люциус опустился перед ней на колени. Он бережно взял её руки в свои.

— Всё наладится, моя королева, — с надеждой заговори он. — Я восстановлю нашу репутацию. Никто не посмеет порочить твоё имя.

Они вышли из лифта в просторный Атриум. Их ослепили вспышки десятков колдокамер. Журналисты наперебой выкрикивали вопросы. А чета Малфой неспешно шествовала к камину. Красивые, надменные, абсолютно уверенные в себе и своей полной невиновности. Жена преданно держала мужа под руку, а светский лев Люциус Малфой был, как и прежде, блистателен, неподражаемо красив и бесстрастен.

У камина они остановились, повернувшись лицом к журналистам и позируя перед камерами. Они были охвачены волнением и решимостью идти дальше, свободными от рабства, в котором жили прежде.

— Вместе мы всё преодолеем, Люциус! — еле заметно прошептала Нарцисса.

— Ты — лучшее решение в моей жизни, — шепнул он.

Они взглянули друг другу в глаза и вошли в камин. Вошли в новую жизнь. Вдвоём.