– Будь, по-вашему, архимаг. Я свяжусь с принцем Гастаном. Доложу о случившемся.
* * *
Лагерь ждал прибытия первого принца империи Гастана – беспристрастного, несмотря на юный возраст, зарекомендовавшего себя умелым полководцем и смелым воителем. Именно он и возглавлял свою гвардию – Клан Безымённых. Серафим очень нервничал, ведь он ничего не знал ни об окружающем его мире, ни о человеке, чье тело и положение он получил в наследство, но воинский стан жил своей регулярной жизнью, никто и не заметил подмены. А странности в поведении и провалы в памяти списали на воздействие скверны.
Даже встреча с боевым грифоном прошла как по маслу. Это было мощное юное животное, питающие к людям исключительную привязанность; запах хозяина – все, что было ему нужно. Старый Апраксис вырастил его из яйца. Молния, безусловно, уловила перемены в хозяине, но ее любовь к нему была сильнее таких мелочей. Серафим подошел к практике полетов со всей свойственной ему ответственностью и с энтузиазмом. Тем более мышцы сохранили навыки старого хозяина, а пытливый ум инженера быстро освоился в окружающей его реальности, несмотря на всю ее несуразность и сказочность.
Абсурдность и нереальность этого мира таяли, стоило Серафиму заняться прикладным ремеслом. Запах свежеструганного дерева успокаивал душу, гоня тревоги прочь.
Модернизированные скорострельные копьеметы уже пристреливали у крепостной стены. Огонь горна дворфовской кузни лечил печаль. Гномы схватывали все на лету. А первый клинок из многослойной дамасской стали уже протестировали и преподнесли в дар Тормину, консулу старейшин подземных тегов. Затишье в ожидании пополнения перестало сводить с ума. Просто не оставалось времени для тяжелых мыслей.
Мир, дикий и фантасмагоричный, со всей своей несуразностью, манил измотанную душу звездного скитальца неподдельным уютом простых глинобитных хижин, солнечным светом и свежим ветром. Березкин уже и не помнил, как сладок запах свежескошенной травы и насколько вкусен ржаной хлеб, запиваемый парным молоком. А пьянящий вкус жаренного на костре мяса, гигантскими пластами срезаемого прямо с туши на вертеле, с успехом компенсировал отсутствие водопровода и канализации. Серафим чувствовал себя здесь по-настоящему живым. Странно, но именно здесь, в закоулке пространства, в обществе людей, где прогресс еще только зарождался, сильнее всего была видна цена, которую заплатило человечество за цивилизацию и ее блага. Здесь, если кто-то назвал тебя другом, это означало, что он встанет с тобой плечом к плечу, даже если придется воевать вдвоем против всего мира. Многие слова, потерявшие значение в том, цивилизованном мире, здесь имели смысл и значение. Тяжелая жизнь и угроза безвременной смерти научили местных радоваться самым простым вещам. Они жили, любили, детей рожали, Жизнью увековечивая жизнь. Конечно, их одолевали и свои заботы, и тяготы. Но их умение видеть во всем положительное перевешивало все.
Жил и Серафим, впервые за долгие годы жил, нормальной полноценной жизнью. И чем дольше он находился в этом мире, тем меньше ему хотелось возвращаться в одиночество цивилизации со всеми ее удобствами и благами. Пытаясь применить знания будущего в этом мире, пропитанном магией и любовью, он мог сутками торчать у горна или в мастерской, хотя они и находились в разных концах воинского лагеря. Но только он знал истинную причину этих путешествий через весь стан. Он искал ее. Голубоглазую спасительницу. Но все тщетно.
Любой солдат Альянса, будь то штурмовик или инженер, в первую очередь – солдат. А это означает каждодневные тренировки и практики. Березкин отлично стрелял из всего, что поражало противника на дистанции, но курс космопеха не включает владение боевым молотом, технику применения которого Серафиму пришлось осваивать практически заново. Этот молот сильно напоминал старый отцовский, что нашли с ним в деревне на пепелище кузницы, в далеком-далеком детстве. Только этот имел вкрапления серебра и богато инкрустированную рукоять.
Мышцы ныли от изнеможения, ноги отказывались передвигаться, но сердце звало в путь. А глаза искали ее, голубоглазую спасительницу. Отчаявшись найти ее с земли, Березкин начал отработку летного мастерства наездников на грифонах согласно всем канонам боевых пилотов звездного Альянса. Отряд был разделен на эскадрильи, а наездники – на пары. Ведущий – более опытный воин с большим запасом опыта и знаний, и ведомый – боец, которому еще многое нужно было освоить в этой жизни. В напарники магистру Ордена досталась миловидная девушка хрупкого телосложения, светловолосая красавица с изумрудными глазами, но при всей своей нежности и красоте – могущественная чародейка, мастер воды и льда, одна из самых сильных боевых магов Большого Круга, Анаси Светоносная, первая дочь богоравного Турвольда, Владыки Севера.
Полет на грифоне требует большой практики; управлять этим зверем почти невозможно, наездник должен задать цель или отдать приказ, но как до нее добраться или осуществить, решает сам грифон. Издревле существовала целая система голосовых команд, целый язык общения с грифонами. И вписать в него что-то новое было задачей архитрудной. Но Молния так хотела угодить своему наезднику, что выполняла все головокружительные пируэты. А вот с запоминанием новых команд дело было сложнее, требовались многократные повторы.
Серафим кучу времени тратил на полеты. Чародейка всегда была рядом. В такие полеты доспехов не надевали. Но приторачивали к животным большие вьюки с песком. Грифон волшебницы был могучим самцом, он сильно проигрывал Молнии в маневренности, но на земле и в бою ему не было равных. Грюнт мог одним прыжком перемахнуть средний сарай. А клюв перерубал небольшой березовый ствол, как тростинку. Распорядок был прост: два-три часа летных упражнений и час-полтора – работа на земле.
А война шла своим чередом. Армия свинолюдов заняла подступы к крепости святости, бастиону, прикрывающему путь к Священным залам. Старый форпост и оплот некогда могучих магов все еще был внушительным укреплением на пути Альянса. Передовые отряды начали прощупывать боем силы противника, но до полномасштабных баталий дело не доходило.
* * *
Шатер походного вождя теперь принадлежал ей. Здесь все напоминало о дяде, и от этого становилось еще больнее. Войлок этого шатра прошел вместе с хозяином не один поход и пережил не одну войну. Огонь этого очага сотни раз согревал Авишай в студеные зимы. Она всегда любила бывать тут. Помнила каждую закорючку на узорах обережных заклятий. Отца она не помнила совсем. Огнерук заменил ей его. Учил рубить топором и ездить на варге. Мать, верховная жрица бога огня, была вечно занята. Орда съедала все ее время. Но и она часто сидела у этого огня, рассказывая совсем еще юной девочке сказания и мифы ее народа, и учила языку отца, и это были самые теплые воспоминания детства.
Авишай села на корточки у очага, обняв колени. Теперь из всех родных у нее остался лишь старший брат, брутальность которого не позволяла опускаться до «телячьих» нежностей. Воин должен быть суров. Но Огнерук умудрялся при всем при этом окружить Авишай почти отеческой заботой. Про отца она знала только, что он был могущественен и не был орком. Может быть, поэтому она и не владела магией огня, а следовательно, ей никогда не надеть венец своей матери и не взять посох дяди. Единственный открытый для нее путь был путь топора. Лекари никогда не были в почете в Орде, тем более и лечить-то у Авишай получалось далеко не всегда. Только когда эмоции зашкаливали и в памяти всплывали давно забытые слова языка, на котором говорил отец, причем случалось это зачастую непроизвольно.
Девушка ворошила кочергой огненно-красные угли. Жар пламени позволял отвлечься от забот, но не в этот раз. Облик улыбающегося палача ее народа, из раны которого она изгнала яд проклятой зодчим теней мантикоры, снова и снова врывался в ее мысли. Подлый убийца, но взгляд его митрилово-серых глаз бросал в дрожь. Октар никогда не смотрел на нее с такой страстью. Именно страстью, а не похотью. И ей, новому вождю клана Северных волков, обрученной невесте гордого Октара, повелителя пустошей, очень хотелось испытать этот взгляд снова. Она ненавидела себя за это, но ничего не могла с этим поделать. И от этого делалось еще хуже. Раздумье прервал посыльный.
