Разговор был не о чем. Она раскрашивала про стену, монгол. Ей было страшно и интересно. Волька казался ей героев. Бесстрашным богатырем, а он проклинал себя за трусость. Из головы не шёл разговор с Всеволодом, а задать вопрос не получалось. Он несколько раз начинал, но ком в горле словно кляп, не было слов подходящих, всё что приходило на ум казалось убогим и не подходящим. Варька улыбалась своей роскошной улыбкой.

– Волька, я озябла. Да и Батя серчать будет. Ты если чего сказать хотел говори, и я побегу.

Мальчика знал, что, если не скажет сейчас потом уже не сможет никогда.

– Ты…Я.… ну…

– …люблю – прошептало сердце суфлируя непослушному языку.

– …люблю больше жизни – кричала душа.

– … ты мне очень нравишься… – все что смог произнести язык.

Волька разозлился на себя и тут же затараторил, как весенний град.

– Люблю я тебя вообщем. Ты это. Выходи за меня. Воевода сказал, что…

–Так как без сватов и подарков? И Батя благословить должен? – засмеялась Варька.

– Ты главное скажи люб я тебе?

Тревога и ужас наполнили душу мальчишки.

Он даже не смел поднять глаза опасаясь быть отвергнутым.

Варька подошла к нему и поднявшись на цыпочки чмокнула в щеку.

– Дурашка ты Волька, был бы не люб, морозилась бы я тут с тобой.

Волька даже не поверил услышанному. Он взглянул в ее глаза, пытаясь понять не смеётся ли она над ним.

– Ты если потешаться вздумала, то зря я серьезно.

Варька не отвела взгляда и взяла юношу за руку.

– Я тоже серьезно. Но без благословения нельзя.

* * *

Мартовский рассвет уже плавил иней весенних заморозков. Клубы пара от дыхания окутывали сторожевой дозор на стене. Алые небеса потихоньку остывали, приобретая привычный голубой цвет, а белоснежные облака летели прочь, сливаясь в чудные фигуры.

– Ты чего смурной такой, опять? С Варей поругался? Или воспросить не посмел?

Голос Всеволода был по отечески заботливым.

– В бой с мрачными мыслями нельзя, сам сгинешь, и соратников под удар подведёшь. Так что поссорилось что ли?

– Нет. Я ее про свадьбу спросил, она не хочет без сватов и подарков. А какие сваты и подарки? Батя, как в феврале в полынью провалился, до сих пор хворает. А теперь вот эти изверги нагрянули. Эх…

Отчаянью мальчишки не было предела. Странно, но он мог говорить со Всеволодом на темы, о которых стеснялся спросить Батю.

Может быть, потому что воин не только подчиняется своему командиру, он доверяет ему свою жизнь. А воевода был хорошим командиром.

– Нашёл, о чем печалиться. Да с тобой вся дружина свататься пойдёт. Давай так. Ты монгол стереги. А я до отца Онуфрия схожу. Потом и погутарим.

Волька махнул головой.

 * * *

– Да какая муха вас покусала? Ей тринадцать всего. Да и приданого мы даже не собирали. Вот удумали. Смерть под стенами стоит, а они свататься …

Булочник ходил кругами по горнице. Он был крайне возмущён наглостью предложения, но высокий ранг гостей не позволял ему дать волю эмоциям. Воевода Всеволод, настоятель прихода Батюшка Онуфрий это не просто голытьба, сам молодой Княжич их слушает, такие люди просто так в гости не приходят.

– Так мы ж не за приданое речь ведём. – попытался уладить спор Воевода.

– Да нельзя же так, с бухты барахты.

– Так зови Варьку, и давай спросим: – люб ей Волька или нет…?

– Мала она еще.

Отец Онуфрий хлебнул чая с малиной и тихим ровным голосом продолжил:

– Все в руках Господа, и на все воля его. Кто мы такие, чтобы решать пришло время или нет? Любить нам или умирать решает не наш разум. Не умом человек жив, а сердцем. И ежели в это смутное время господь одарил любовью молодые сердца в праве ли мы противиться ему?

– Да завтра монголы вырежут всех и что?

– Зачем печалиться о том, что не в нашей власти? Но в нашей власти соединить возлюбленных. Может вороги наши и имеют власть убить нас, но лишать нас жизни можем лишь мы сами, обрекая себя на существование. Осада не заключение. Тюрьма наша в наших сожалениях. Радость любовь и счастье, вот что должны мы искать в этом мире.

– Город в осаде, грядёт голод. Какие могут быть застолья и празднования.

– Князь благословит молодых и ради такого дела, сам пир закатит. – добавил воевода.

Булочник махнул рукой.

– Нет, я сказал. Не отдам. Ишь чего удумали. Нет.

Всеволод нахмурился.

– Жених не люб?

– Да кому он может быть люб? Голодранец. Батька его, как по зиме в прорубь упал, так они из долгов и не вылезают.

– Этот голодранец, на стене с мужиками дозор несёт. Я за него тебе… – Ярость волной накатила на Всеволода. Отец Онуфрий похлопал его по деснице.

– Промысел Божий угрозами не делается.

– Прости Батюшка, голову горячую.

Всеволод повернулся к булочнику.

– Верно ты глаголешь, время военное и скверное. Мне на стене бойцы надобны. Именем Князя требую тебя завтра на стене.

– Да и пусть полезу – не унимался булочник.

– Кто вам хлеб то печь будет?

– А вот Варька и испечёт. А Вольку, я к ней в помощники назначу. Враг у ворот, Ангелы Божие на нас с небес глядят, а ты о мошне печёшься.

– Буть по-вашему. Не надо на стену. Все одно без меня сговорились. Я согласный.

* * *

Третью ночь зарево пожаришь освещали небо. Монголы грабили окрестности. К стене подскакивали лишь самые лихие наездники, с улюлюканьем и бравадой выпускали пару, тройку горящих стрел в сторону защитников и тут же ретировались, опасаясь ответного залпа. Всеволод запретил стрелять в ответ и вскоре всадников стало больше. Они подходили почти в плотную и выкрикивали грубости и слова срамные. Защитники молчали. Молчал и Волька, хотя очень сильно хотелось выкрикнуть в ответ что ни будь поганое, или выстрелить с лука.

– Во-первых, стрелы надо беречь, рано или поздно они пойдут на штурм. – Словно прочитав мысли мальчишки вставил мясник Вакула. Он пришёл на стену вместе со своим огромным топором.

– А ежели ты им чего обидное крикнешь, так они ж не поймут и тебя же этим словом и доставать станут. Слово не клинок, ранит только если ты сам это позволишь. Не обращай внимания и все.

– Тяжко не обращать.

– Да не слушай и все. Я вот, например, о доче думаю. Она у меня такая шебутная. Балунья равных нет. – Мясник улыбнулся. – Нежили тебе не о ком мысль добрую лелеять?

– Есть. – Волька разогнул спину и расправил плечи.

– Вот, совсем другое дело. А то нашёл на чего внимание обращать. Тем более закат скоро. Сегодня штурма не будет. Ещё чуток и по домам. А дома жинка горячих пирогов напекла, пойдём к нам? Пироги у неё знатные, с капустой квашеной, мясом, яйцами. Вкусные, мочи сдержаться нет. За уши не оттащишь.

– Спасибо, я в другой раз.

– Ну смотри, Волька. Надумаешь забегай.

Тяжелая размашистая поступь возвестила о приходе Воеводы.

Всеволод улыбался.

– Ну чего малой? Танцуй. Сосватали мы тебе Варьку. В пятницу отец Онуфрий, обряд проведёт, а Княже столы накроет, пировать будем.

У Вольки дыхание сперло от радостных вестей он не знал верить им или нет.

– На держи. Твой Батя плёл, для князя Василия, но ему она великовата чутка, а тебе в пору будет. – Воевода протянул мальчишке кольчугу.

– Держи, держи княжий подарок…

Металл блеснул багрянцем в свете уставшего светила. Волька с нескрываемым удивлением принял доспех.

– Ты теперь мой дружинник, и Княжий стременной. С жалованием и довольствием. – и полушепотом добавил – Коня то оседлать сумеешь?

Юноша мотнул головой. Воевода гаркнул во всю мощь:

– Верой и правдой служи земле Козельской ратник!!!

Гул одобрения полетел над стеной. Застучала сталь о дерево щитов. Троекратным ура приветствовали русичи нового Варяга.

Не поняв, что происходит монголы, мельтешащие у стены, поспешили отступить на безопасную дистанцию. А Волька вновь со всех ног летел к Варьке, получив официальную увольнительную.