— Простите за нескромный вопрос, но… какова высота каблука на ваших сапожках? Мне кажется, вчера вы были выше. — Штольман блефовал. Он не обратил совершенно никакого внимания на ее рост накануне, как, впрочем, и понятие не имел – угадал ли он с размером обуви, но ему была интересна ее реакция.
— Возможно. Вчера я была в других туфлях, на них каблук чуть выше. А вообще, — она любовно посмотрела на своего спутника, — это все Игнаша. Он такой высокий, что рядом с ним я всегда кажусь ниже, чем есть.
— Разумеется, во всем виноват Игнаша, — с лукавой улыбкой согласился следователь, и эти двое озадаченно покосились на него. Но разговор был прерван внезапным окриком «Яков Платоныч!». Со стороны фургона гадалки к ним торопился Петр Иванович Миронов. – Этот-то откуда здесь взялся, — вздохнул Штольман и, всучив ботинки Коробейникову, пошел навстречу, чтобы замершие на месте циркачи не стали невольными слушателями их разговора.
— Яков Платоныч, Ан… то есть Зара похищена. Вот, смотрите, — и он сунул следователю под нос записку. Тот наскоро пробежал глазами несколько строк, набросанных второпях карандашом, и вскинул голову на Петра Ивановича.
— Где вы это взяли?
— В ее фургоне.
— Когда?
— Да, вот только что.
Штольман обернулся и выцепил взглядом городового, кто был ближе других.
— Черных, — подозвал он его к себе. – Кто входил в этот фургон после меня?
— Ды, никто, — замялся тот. — Хотя парнишка один поблизости отирался.
— Какой парнишка?
— Обычный такой. Высокий. Да, вот же он, — городовой ткнул пальцем в толпу зевак. Штольман успел заметить только стремительно удаляющийся черноволосый затылок. Черных подул в свисток и двое других служителей порядка присоединились к нему в погоне.
Яков Платонович еще раз перечитал послание. Судя по всему, оно предназначалось для предполагаемого сообщника Зары. В нем говорилось, что ее забрали в качестве залога, и отпустят, если сообщник в течение суток вернет все украденное законному хозяину. В противном случае, из залога она превратится в расплату.
— Яков Платоныч, нужно срочно действовать. Немедля организовать поиски по всему городу.
— Не торопитесь, Петр Иванович. Сначала необходимо во всем разобраться, возможно нас хотят пустить по ложному следу.
В этот момент послышались топот и возгласы ликования «Попался голубчик!», и показались городовые, ведя скрученного под локотки цыгана. Парнишка лет двадцати пяти молчал, не вырывался, лишь смотрел на следователя исподлобья: черные глаза сердито блестели, ноздри раздувались, губы сжаты. Штольман сразу смекнул, что разговора не выйдет, пока разгоряченная цыганская кровь не остынет, и приказал Коробейникову сопроводить задержанного в участок и в отдельную камеру посадить.
— Допросить его надо, — Миронов вновь пытался навязать свою линию расследования. — Если он записку подкинул, он может знать, где сейчас… Зара.
— Может, и знает. А может, ее никто и не похищал, — ответил Яков Платонович.
— О чем вы?
— Видели мы ее в городе. Не далее часа назад. Я полагаю, и Зара, и этот парнишка могут работать на барона.
— Какого еще барона? — опешил Миронов. — Ну, что за фантазии! Яков Платоныч, все не так. Вы не понимаете.
Петр Иванович был озабочен исчезновением племянницы. Однако ему было невдомек, в каком расположении духа пребывал начальник сыскного отделения. Благодаря своей усиленной внешней выправке и необычайной сдержанности, скрывавшей то внутреннее возмущение, в которое его привели резкий тон Миронова и намеки на его некомпетентность, как следователя, Штольман лишь холодно усмехнулся и, поведя головой в сторону, будто галстук вдруг сдавил ему шею, заговорил шутливо, тоном, в котором безошибочно чувствовалось раздражение.
— Вот как? Стало быть, просветите меня, Петр Иваныч, что же мы такое не понимаем. Заодно объясните, по какой такой случайности вы оказываетесь замешаны в каждом преступлении, совершенном на территории цирка? Каким образом ваш брегет оказался в фургоне Настасьи Егоровой?
— Что? Понятия не имею. Да, вчера утром я обнаружил пропажу часов, но решил, что потерял их у Марго. У Настасьи в фургоне я не был и не за чем было мне туда заходить. Да, и бог с ними, с часами. Сейчас не это главное.
— Ну, не скажите — в поимке убийцы не бывает незначительных деталей.
— И что же, по-вашему, я убил их?
— Сомневаюсь я, что вы способны убить кого-то. — Штольман вдруг замолчал и проницательно посмотрел в глаза Миронову. Тот выдержал этот взгляд спокойно. – Однако, подозреваю, что по доброте своей душевной, можете покрывать убийцу. Совсем вас эта девица с ума свела, — усмехнулся следователь. — Посмотрите на себя, Петр Иваныч, ну, нельзя же так голову терять от любви.
— У-у, куда вас понесло, — удрученно махнул рукой Миронов. — Тьфу ты! Да, как же вы очевидного не видите! Не убийца она!
— Вам-то откуда знать?
— Да, потому что Анна это!
Штольман даже как-то отпрянул от собеседника, будто вдруг увидел вместо него самого дьявола, свел брови к переносице и молчал с откровенным недоумением на лице.
— Не глазами нужно смотреть, Яков Платоныч, — с укоризной в голосе Миронов ткнул его указательным пальцем в грудь. — Не глазами!
Штольман стоял не в силах пошевелиться. Казалось, вот-вот обрушатся небеса, разверзнется земля под ногами и бурный поток снесет все на своем пути, смоет весь привычный ему мир. Мужчина крепче сжал кулаки и стиснул зубы, словно его силы воли было достаточно, чтобы скрепить трещащие по швам здравомыслие, рациональность и логичность бытия. Тряхнув головой, он оглянулся – Миронов исчез. Быстрым шагом он направился к дороге, запрыгнул в пролетку и наказал, как можно скорее доставить его в управление.
***
Зара задумчиво мерила шагами площадку перед полицейским участком, не решаясь войти. Еще только приближаясь к управлению, она заметила, как перед входом остановился полицейский экипаж. Оттуда в кандалах и в сопровождении городовых спустился Захар, цыган из цирка, не так давно нанятый Кузьмичом на место конюха. Она машинально остановилась и повернулась боком, от неожиданности позабыв, что он не узнал бы ее, даже если бы столкнулся лицом к лицу. И теперь топчась у крыльца, она раздумывала, под каким бы ненавязчивым предлогом расспросить Якова Платоновича о цыганах — о том, что ему известно, и кто уже задержан. В растерянности и нерешительности ее и застал подъехавший Штольман.
— Анна Викторовна, — он смерил ее удивленным взглядом и улыбнувшись добавил: — Что вы здесь делаете?
— Вы поверите, если я скажу, что проходила мимо, и решила зайти поздороваться? — Она робко улыбнулась и взглянула на него из-под опущенных ресниц. Он усмехнулся.
— Может, и поверил бы, если бы мы не виделись с вами еще утром.
— Яков Платоныч, скажите, а правда, что в городе объявились цыгане?
— Удивлен, что вам это известно.
— Слухи, знаете ли, быстро расползаются, — она непринужденно дернула плечом.
— Мне ли не знать.
— Я тут подумала. А что, если цыгане причастны к этим убийствам?
— Это ваше предположение или кто-то подсказал?
— Мое, но неужели вы сами думаете, что их появление в городе всего лишь случайность?
— Мое мнение таково, что случайностей вовсе не бывает. К слову о вашем здесь появлении, — он улыбнулся и шагнул ближе, — могу я попросить вас об одном одолжении?
— Каком?
— Подыграйте мне на допросе. Этот цыганенок — кремень, слова из него не вытянешь. Могли бы вы провернуть тот же фокус, что и в деле Жени Григорьевой?
— Фокус?