Довольный собой, он отряхнул руки, взял фонарь и слез с чердака на лестницу. Вот Альби удивится, как он мастерски заделал течь!
Сзади схватили и дёрнули. Миле чуть фонарь не выронил. Свет мелькнул по небритому лицу Марка. Подмышкой у подпольщика был смятый бумажный пакет, а в другой руке он сжимал револьвер.
- Ты что, шкет! Из комнаты зачем вылез?! - толкнул Марк Миле вниз по лестнице. Пока он испуганно перебирал ногами, Марк убрал револьвер и злобно, вполголоса, поносил его всю дорогу.
Миле ничего не сказал про трубу и чердак. Марка он ненавидел и пытался уйти скорым шагом от пьяницы, чтобы не показаться вместе с ним перед Альби.
Альбертина вытирала грязную воду. Сверху ещё капало, но несильно.
- Мать вашу! - ввалился Марк в комнату за Миле и стукнул внутренней дверью. Альбертина вздрогнула и вытаращилась на него с тряпкой в руках. Марк кинул измятый бумажный пакет на столешницу, отодвинул стул и плюхнулся подальше от лужи. Пока он переводил дух, Миле хмуро смотрел на него от стены.
- Нельзя выходить, да ещё с фонарём! В квартирах окна не закрыты! А на лестнице вон - растяжка!
- Паутинка?.. - затаилась Альби.
Марк только зыркнул на неё, достал фляжку из пиджака, свинтил крышку и присосался.
- А как вы вернулись, если вся лестница в паутинке?
- Срезал её.
- И что делать?.. - Альби говорила тихо, потому что очень боялась такого Марка.
- Делать? Тихо сидеть. Видели бы вы, что в городе творится, - пробурчал себе под нос Марк и снова глотнул из фляжки. - Чтобы носа из комнаты не высовывали. Лучше пусть вас затопит, чем вляпаетесь. Поселить бы к вам взрослого...
- Так поселите, - грубо кинул Миле. - Чего ждёте? Где наши родители?
- Рот затки там! - рявкнул Марк. - Где надо!
"Тоже мне герой, подпольщик..." - с ненавистью глядел Миле на пьянчугу в мятом пиджаке и кепи.
- А к-краски вы п-принесли? - была готова расплакаться Альбертина. Марк сбавил обороты и вынул перевязанный бечёвкой пакет в обёрточной бумаге.
- Акварель, - бросил он на стол.
- С-спасибо... - взяла краски Альбертина и дрожащими пальцами начала распутывать бечёвку.
- Я там ещё еды вам принёс, немного хлеба. Не жрите за раз. Когда ещё...
- А что в городе? - перебил Миле. Марк опять помрачнел.
- Прочёсывают районы. С фабричного начали.
- А Управленческий? - вцепилась в него глазами Альбертина.
- Пока тихо. Но Семёрок так просто не проведёшь.
- И людей тоже... заплетают? - слабо пошевелила губами Альби. Марк скрипнул стулом, поднялся и в беспокойстве прошёлся по комнате.
- Не так Семёрки бесят, как те, кто им помогает. Продались твари, хрен собачий им в глотку... В глазах пусто, как на бутылочном донышке, талдычит как по листовке. Был человек, а теперь шелуха.
- А что с папой? - не унималась Альби.
- Значит так, в следующий раз придём через несколько дней, не меньше. Чтоб ни шагу за дверь! - резко повернулся у ним Марк. - Если тебе, шкет, мозгов не хватает на заднице ровно сидеть, тогда Альби за старшую. Открывать на три стука, ночью спать, а не по дому шляться!.. Не хочу прийти к вам и увидеть облаву, - добавил он и повернулся, но Миле задержал.
- Стойте!
Подойдя к Марку, он тихо попросил у подпольщика кое-о-чём, а потом громче добавил.
- Сможете достать?
- Хорош ты мозги долбить... - поглядел Марк мимо Миле на Альбертину. - Лады. Пока безопасно, тут перекантуетесь. Хотели быстрее увезти вас, но на улицах не спокойно. Если к Семёркам не попадаться, я бы на вашем месте всю жизнь отсюда не выходил.
Марк ушёл. Альби села на койку возле стола и смотрела на свои тупоносые туфли.
- Это всё из-за того, что они воруют детей.
- Чего? - повернулся Миле.
- Это всё из-за того, что подпольщики воруют детей у семиножек! - громче повторила Альби.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю.
- Что на уме у этих твоих семиножек - никто не знает. Они ведь, кажется, под землёй живут, - сел Миле напротив Альби. Рядом стояло почти полное ведро мутной воды. Маленькие руки Альбертины были все в белых пятнах от извести.
- Они живут не под землёй. Только наполовину. Паутинки к живым людям тянутся. Семиножки людей подплетают и пьют из них жизнь. Всякий на паутинке как кукла. Он шпионит для семиножек. И паутинку из затылка не выдрать. Она глубоко в голове.
- Это ты о своей... - начал Миле, но Альби крикнула:
- Да, о маме!
И отвернулась. Миле думал, что она заплачет, но голос у неё не дрожал, хоть и ослабел.
- Мама на паутинке совсем не смеялась, совсем не любила меня. Папа сказал, что ей плохо, она болеет, что её подплели. Глаза у неё холодные. Смотрит, и меня не узнаёт. И пятна по лицу всему, синяки. Она только стонала и лежала в кровати. Папа сказал, что больше мне к ней не надо ходить, и запер на ключ, - Альби шмыгнула носом. - Я хочу к маме!